Зеленый берег

— Все же подумай, Галимджан. Ведь в цехе тоже требуется здоровье, да еще побольше. Я предлагаю тебе неплохое место. Спокойней будет и на виду.

— Подумать-то подумаю, но… кажется, не соглашусь. И цех вроде бы не на кого оставить…

— Ну, для этого дела мы найдем подходящего человека. Я считаю, мы еще вернемся к этому разговору.

И, словно поощряя Галимджана, главный инженер крепче обычного пожал ему руку.

У себя в конторе Галимджан закурил, глубоко затягиваясь, размышлял: «Со здоровьем неважно — это верно. И к высоким должностям не стремлюсь — тоже правда. Но ведь я никогда не бежал от трудностей, не ставил на первый план свое спокойствие. Может, в интересах производства Исрафилу действительно нужен хороший помощник?.. Нет, не пойду… Так почему же я так жадно дымлю? И не слишком ли быстро и решительно отказался от предложения Дидарова? Дидаров, кажется, понял, что в глубине души меня удерживает что-то очень важное. Прощаясь со мной, он очень крепко жал мне руку, словно хотел добавить что-то к своим словам…»

Размышления его были прерваны неожиданными гостями.

— Вот и начальник цеха, сам Галимджан Нигметджанович»— входя в контору, весело сказала Светлана Ивановна, словно хотела подчеркнуть, что происшедшие между ними разговоры о Дидарове не должны повредить их добрым отношениям. — Вот, разрешите представить, Галимджан Нигметджанович, к нам пожаловал товарищ из министерства, Билал Шангиреевич Шангараев. — Она чуть посторонилась, пропуская вперед высокого, крепко сложенного человека с гладко причесанными черными волосами и такими же черными глазами. — Билал Шангиреевич интересуется делами нашего цеха.

— Добро пожаловать, — приветливо отозвался Галимджан. — Поговорим в конторе или хотите посмотреть цех?

— Да, покажите мне цех, — густым, ровным голосом сказал гость.

8

Если остановиться вот на этой возвышенной точке, увидишь удивительную панораму одного из районов города: добрый десяток кружевных железных кранов, подобно огромным птицам, словно бы парят на одном месте в воздухе. Уже опустился вечер, но этот район ярко освещен, мощные прожекторы рассекают сгустившиеся сумерки. Всего два-три месяца назад здесь еще тянулся ряд одноэтажных домов, привычно взиравших на улицу словно прищуренными окнами. И вот уже нет этих строений. На их месте закончена кладка фундамента огромного каменного дома. Но в двадцати — тридцати шагах от стройки почему-то осталась нетронутой одинокая и небольшая деревянная изба. Вероятно, ее дни сочтены. Жильцы уже переселены, двери и окна покинутой избы распахнуты; стены обмотаны толстым металлическим тросом, конец которого привязан к стволу могучего тополя, словно домишко может уплыть, как льдина в ледоход. Самое большое через неделю здесь не останется и следа от последнего деревянного жилища. Только древний тополь будет напоминать, где оно находилось. Странное дело — наиболее прочные бревенчатые строения не ломают, а при помощи могучих кранов и тросов перетаскивают на свободные пустыри, но деревья, десятки лет словно охранявшие прежнее жилье людей, остаются на привычных своих местах. Строительство каменного многоэтажного гиганта закончится, и обитателям его будет казаться, что этот тополь всегда рос у них под окнами. Вероятно, здесь разобьют цветочные газоны, под тополем поставят скамейки, чтоб на них отдыхали старики, а рядом играли дети. И только в час вечернего заката кто-нибудь из этих стариков невольно глянет на вершину тополя и вспомнит, как жили в прошлом.

Гаухар по дороге в свою школу часто проходит мимо этой стройки и почти всегда останавливается, чтобы взглянуть, как продвигается кладка огромного здания. Ого, красная кирпичная стена уже приблизилась почти вплотную к старому деревянному домишку! Может быть, сегодня сюда подадут несколько мощных тракторов, привяжут, к ним концы тросов и поволокут бревенчатую хату на ближайший пустырь, чтобы использовать для какой-нибудь хозяйственной надобности. Завтра Гаухар уже ничего не увидит на этом месте. Что же, пока не поздно, надо попрощаться с давним обиталищем.

Не случайно защемило сердце у Гаухар. Дорогие воспоминания связаны у нее с этой ветхой, заброшенной скворечней. Здесь вдвоем с мужем когда-то жила старшая сестра матери Гаухар. Помнится, дядя и тетка была уже немолодыми людьми. Родители Гаухар два-три раза в году наведывались к ним погостить. И, как правило, брали с собой дочку. Каждый приезд в большой, шумный, красочный город Казань надолго запоминался девочке. Ей снились яркие, беспокойные сны. Но вот умерла тетка, а вскоре и дядя. Мать потом рассказывала Гаухар: нашлись какие-то дальние родственники умерших владельцев, они неизвестно кому продали дом. Через много лет, когда Гаухар приехала в Казань учиться, ей захотелось взглянуть на памятное пристанище. Она ни за что не отыскала бы его, если бы не помог исполинский приметный тополь, все еще стоявший в палисаднике.

Сейчас Гаухар не удержалась, подошла вплотную к избе. Долго смотрела на распахнутые двери, на окна без стекол, на поваленный забор и ограду палисадника. Прощайте, приметы невозвратимого детства! На глаза навернулись слезы. И все же она осторожно вошла внутрь покинутого жилья. Прошлась по комнатам с ободранными обоями. На полу валяются обломки ветхой брошенной мебели, запыленные обрывки каких-то книг. Увидев маленький чуланчик, она так и замерла, прижав руки к груди. И конфигурация комнатушки, и старинный, в восточном духе, узор на уцелевших лоскутах обоев — все подсказывало ей, что именно здесь когда-то укладывали спать девочку Гаухар, приезжавшую из деревни с родителями погостить у дяди и тетки.

Вдруг позади послышался шум. Она быстро оглянулась, ей почудилось — какие-то мальчишки забежали в брошенное помещение. Нет, она одна здесь. Только ветер шуршит свисающими клочьями обоев.

Грустной вернулась на улицу Гаухар. В то же время где-то в глубине души затаилась радость: ведь Гаухар хотя бы несколько минут побыла в своем детстве. Вероятно, она уже не меньше трети жизни прожила и ей предстоит еще много прожить, а детство всегда будет вспоминаться в каком-то светлом ореоле. У человека нет поры дороже, светлее, и если бы возможно было, он временами возвращался бы в эти золотые годы, когда ничего не надо, кроме увлекательных игр, куска хлеба и чудесных, сказочных снов.

Она тихо брела по улице, погруженная в теплый поток воспоминаний, которым, казалось, не будет конца. Вдруг кто-то окликнул ее. Гаухар сразу остановилась, услышав в голосе что-то знакомое. Да, чутье не обмануло, это Билал Шангараев, которого она хорошо знала еще в студенческие годы.

— О, Бил! — не сдержавшись, воскликнула Гаухар, назвав молодого человека, как называла когда-то в пору своего девичества. — Откуда ты взялся, Бил?!

* * *

Группа студентов строительного института и такая же группа слушателей Арского педучилища почти месяц провели вместе в одном из домов отдыха на берегу Камы. Днем они играли вместе в волейбол, вечерами сидели на берегу реки, пели хором, много разговаривали, — наверно, не осталось слов, которые не были сказаны, песен, которых не успели пропеть.

У Билала Шангараева, высокого, плечистого юноши, был и безотказный слух, и приятный, но, конечно не обработанный голос. Во всем его облике чувствовалась сила в сочетании с внутренней интеллигентностью; он был деликатен в обращении, начитан, правильно строил свою речь. Одевался скромно и легко, по-студенчески. Благо лето стояло жаркое, лишней одеждой никто себя не обременял: утром и вечером ходили в майках, трусах, в легких платьях. Как будущий строитель, Шангараев замечательно чертил, да и рисовал неплохо. А Гаухар уже и тогда «ходила на этюды». Молодые люди подружились. Билал хвалил рисунки Гаухар: «Из вас получился бы хороший архитектор. Переходите к нам, в строительный». Гаухар молча улыбалась. Ей — быть архитектором!.. Если окончит благополучно Арское педучилище, в то хорошо.

Гаухар была не из тех бойких девчат, что вешаются парням на шею. Хотя Билал был приятен ей, она ничем особо не выказывала это и сама ни разу не задавалась мыслью, нравится ли Билалу, Может быть, все это и пришло бы в свое время, но срок путевкам кончился, пришлось уезжать. В подобных случаях у молодежи принято обмениваться адресами. Гаухар и Билал не отступили от общей привычки. Больше того — в каникулы Билал дважды приезжал в Арск, наведывался в общежитие к Гаухар.

Потом он исчез куда-то, три-четыре года не давал знать о себе. Гаухар совсем забыла о нем, она переживала тяжелое время: сперва умер отец, потом — мать. Девушка осталась совсем одна. К тому же выпускной год в училище, экзамены. Ее, конечно, дошлют учительницей куда-нибудь в деревню, Гаухар не задумывалась над тем, как сложится ее жизнь, — в деревню так в деревню, ведь она и сама не в городе выросла. Ей не с кем было посоветоваться. Девчата, что половчее, одна за другой выходили замуж.

Совсем неожиданно и Гаухар улыбнулось счастье. Во время экскурсионной поездки в Казань она случайно познакомилась с Джагфаром. Нельзя сказать, чтоб у нее вспыхнуло очень глубокое чувство. Но Джагфар был внимателен, заботлив, уже неплохо зарабатывал. У совершенно одинокой, в какой-то мере растерявшейся перед жизнью девушки не было времени для раздумий и не приходилось надеяться на какую-то особенно счастливую звезду. Когда они, что называется, присмотрелись друг к другу, Джагфар предложил выйти за него. Гаухар ответила согласием. Ей не довелось раскаиваться. Джагфар помог молодой жене устроиться на работу, позаботился об одежде и обуви для нее, сумел хорошо наладить жизнь в Казани.