Земля Тре

Глеб не успел сообразить, что случилось, - увидел только, как быстрее молнии сорвался со своего места Савва и вклинился между Алаем и Костой. Послышался глухой удар... вскрик... Нож, летевший в грудь Косты, попал в Савву и застрял в горле. Хлынула кровь. Савва упал. Тут ноги сами подбросили Глеба он выхватил меч и очутился с Алаем лицом к лицу.

– Получай за всех!

В руке Алая тоже сверкнул меч. Сшиблись. Клинки зазвякали, рассыпая искры. Глебом овладел приступ ярости. Усталость, навалившаяся на плечи после битвы с каянами, разом исчезла - тело налилось мощью и стало упругим, как лоза. Он смял Алая, как ураган сминает убогую хижину, и остановился только тогда, когда увидел под ногами искромсанный труп..

– Готов...

К костру, спотыкаясь о камни, бежал Пяйвий. Коста сидел на коленях, придерживая руками голову Саввы. Глеб, пошатываясь, подошел, воткнул в землю меч и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

– Савва!..

Савва приподнял веки, набрякшие, как две страшные опухоли, зашевелил сухими губами. Изо рта вырвался фонтан крови, голова дрогнула - раз, другой, и Савва затих. Коста бережно опустил его на землю.

– Все...

Пяйвий застыл у костра, как статуя. Глеб посмотрел сквозь него и проговорил бесцветным голосом:

– Вот, значит, как... Я-то думал...

– Моя вина, - сказал Коста.

– Ты знал?

– Догадывался.

– Алай... Кто бы мог...
– Слова показались Глебу лишними, и он умолк.

Коста поднял котел и медленно вылил его содержимое в огонь. В воздухе заклубилось облако пара, поплыло к лесу - туда, где таяли, зацепившись за ветки, клочья дыма. Костер погас.

Пяйвий нетвердой походкой подошел к скрюченному телу Алая.

– Но почему он? Зачем?

– Трофим с Игнатием, Шестопал, сожженный ушкуй, - начал перечислять Коста, - веревка, лук...

– Хватит, - остановил его Глеб.
– Я все помню. Скажи лучше, для чего он это делал?

– Об этом я хотел спросить у него. Жаль, не получилось.

– Как ты его раскусил?

– Случайно. Помнишь болото? Когда вы уходили в лес, он вертелся возле Ильи, а в глазах было что-то... лисье... Я еще подумал, не стянул ли чего. А потом оказалось, что у Ильи в кармане два свистка.

– Но какой смысл?

– Прямой. Он убил Гарюту, взял его свисток, забрался в топь и стал скликать вас.

– Зачем?

– Чтобы заманить в болото. Вспомни, как было дело... Ваше счастье, что спаслись.

– Но ведь он тоже тонул! Мы с Пяйвием сами...

– Рассчитал верно. Дождался вас и сиганул в болото. Знал, что вытащите.

– Могли и не успеть.

– Рисковал, конечно... Значит, нужно было.

– Для чего?!

– Отстань.
– Коста отвернулся.
– Теперь на этот вопрос отвечать некому.

– Почему же ты молчал, если догадывался?

– А вдруг ошибка? Грех человека подставлять.

– А сейчас?

– Сейчас решился. Только не думал, что все так обернется. Я и в лес его с вами не пустил - боялся, что напоретесь на каян и он переметнется на их сторону.

– Но ведь тогда, у Кенозера, он дрался вместе с нами!

Коста извлек из погасшего костра палочку, стал, по обыкновению, чертить фигуры. Думал.

– Я тоже многого не понимаю. Почему он сжег только один ушкуй, почему не прикончил нас всех на волоке?

– Может, ему нужно было попасть в землю Тре?

– Может, и так...

Глеб подошел к Пяйвию. Взгляд магнитом притянуло к сизому, как мерзлая земля, лицу Алая. Глебу померещилось, что щеки мертвеца вздрогнули... Или не померещилось?

– Коста!

Коста подошел, и они втроем, оцепенев, стали смотреть на то, что происходило с обликом человека, которого они считали новгородцем и к которому за долгие недели путешествия успели привыкнуть. Лицо Алая стало менять очертания - будто недовольный своей работой гончар в порыве вдохновения принялся тонкими пальцами придавать еще не застывшей глине новые формы. Окладистая борода Алая стала маленькой и жидкой. Длинный заостренный нос укоротился и утонул во впадине между округлившимися скулами. На щеках и на лбу пролегли глубокие старческие морщины. Но самое удивительное произошло с глазами - они почернели и превратились в узкие полоски. Как у Пяйвия.

– Чтоб мне лопнуть!
– произнес Коста потрясен-но.
– Он из земли Тре!

Пяйвий пошатнулся, вцепился в руку Глеба.

– Это... Это нойд!

– Ты его знаешь?

– Да... Его звать Аксан.

– Кто такой нойд?

– Я слышал, - сказал Коста.
– Так у них называют колдунов.

– Да... Колдун...
– в страхе прошептал Пяйвий.
– Злой... очень злой. Он с Семи Островов. Самый сильный маг земли Тре.

– Ну, если это самый сильный...

– Нет... Сила не в теле.

– А в чем же?

– Ему помогать Огги, Дух Сумерек. Это великая сила...

– Постой!
– сказал Коста.
– Кажется, я начинаю понимать. Он отправился следом за тобой, чтобы помешать...

– Я не знать об этом.

– Он опоздал. Тебе повезло, что ты добрался до Новгорода и встретил нас. Тогда он сменил личину и втерся в нашу компанию.

– Похоже на правду, - кивнул Глеб.
– Но все-таки - почему он не разделался с нами на волоке?

– Ты же сам сказал: ему нужно было вернуться в землю Тре.

– Но если он такой великий маг, зачем ему ушкуй? Пара заклинаний - и он дома.

– Нет.
– Пяйвий покачал головой.
– Сила нойда только в земле Тре. Здесь он слабый.

– Слабый, но хитрый, - уточнил Коста.
– Кабы мы не разобрались, что к чему, плакали бы наши головы.

– Слишком поздно разобрались, - с горечью сказал Глеб.
– Ребят уже не возвратишь.

– Лучше поздно, чем никогда. Слушай, Пяйвий, и много у вас таких нойдов?

– Много...

– Может, теперь ты скажешь, зачем мы плывем в твою землю?
– спросил Глеб.

Пяйвий колебался. Его лицо исказила страдальческая гримаса, он закусил губу и опустил голову.

– Нельзя...

И он, сгорбившись, побрел к морю. Глеб посмотрел на Косту.

– Ну, что теперь скажешь?

Коста ослабил ворот, потер шею, на которой отчетливо вздулись багровые жилы.

– Знаешь, у меня эти тайны уже вот где.

– У меня тоже. Но что делать?

– Делать нечего. Надо плыть дальше. От судьбы, говорят, не скроешься.

Взгляд Глеба снова скользнул вниз. Алай, он же Аксан, лежал неподвижно. Незримый гончар закончил свою работу, превратив молодое лицо славянина в уродливую физиономию чужеземного старца.