Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

Валлимира тащили прочь, его окровавленная голова моталась. Хохочущий рабочий размахивал полковничьей фуражкой, насаженной на острие огромного ножа. Один из охранников лежал неподвижно, его шлем был сорван, волосы слиплись, вокруг разбитой головы расплывалась темная лужа. Другой стоял на четвереньках, собравшиеся вокруг рабочие не спеша избивали его палками, глухо лязгавшими по измятой кирасе.

Потом он с трудом поднялся, протянул нетвердую руку, чтобы на что-нибудь опереться, и его дернуло в сторону — рука попала между двумя шестернями, ее потащило вглубь механизма. Охранник испустил ужасный, пронзительный вопль. Изломанную руку затянуло по самое плечо, фонтаны крови брызгали ему в лицо. Савин ощутила, как несколько капель попало и на ее щеку; никто не слышал ее потрясенного возгласа за диким грохотом машин, за диким визгом искалеченного человека.

Машина дернулась, почти остановившись, заскрежетала, вопли охранника превратились в булькающий вой; потом механизм рывком возобновил работу, колеса снова завертелись. Савин старалась не смотреть туда. Смотреть прямо перед собой. Этого просто нет. Ничего этого нет. Как это может происходить? Люди кричали — гаркали, гавкали, словно свора псов. Слов нельзя было разобрать, только ярость и сокрушительные удары в дверь наверху.

Она проследила взглядом главный вал механизма — он уходил в темную дыру в кирпичной кладке по ту сторону станков. Может быть, ей удастся проползти туда через темное, пыльное пространство под механизмами. Да, туда. Может быть, туда.

Корчась на животе, Савин поползла под валами. Она была амбициозной как гадюка — и теперь извивалась как гадюка, как червь, мокрая от пота в липкой жаре, чувствуя, как от страха встают дыбом волоски на коже, чувствуя, как рамы с грохотом и жужжанием носятся вокруг нее. Сквозь вращающиеся механизмы она видела молодого парнишку, луч света падал на его возбужденное лицо, но он смотрел не на нее. Они все смотрели в сторону конторы. Выжидающе, как волки на курятник. Дожидаясь, пока выбьют дверь. Чтобы вытащить ее наружу.

Она ползла вперед, цепляясь сломанными ногтями — вперед, через огромную лужу крови несчастного охранника, вперед, под огромный, жирно поблескивающий, бешено вращающийся вал, приводивший энергию в цех; вперед, вздымая пыль с пола своим прерывистым дыханием.

В любой момент она ожидала услышать восторженный вопль: «Вот она!» В любой момент была готова ощутить грубые руки, хватающие ее за лодыжку. «Тащи эту суку сюда!» Ее потную спину покалывало от предчувствия. Со вздымающейся грудью, кашляя и отплевываясь от пыли, она продвигалась вперед, прикусив язык в попытке заглушить отчаянный ужас.

Когда перед ней наконец замаячила дыра в стене, Савин едва не расплакалась от облегчения. Хватаясь за неровные кирпичи, она втащила себя внутрь, скатилась в темный проход, распласталась на полу. Там оказалось по щиколотку воды, она невольно хлебнула зловонной жижи, и ее чуть не вырвало.

Здесь было темно. Лишь слабый отблеск очерчивал края мокрых кирпичей, дрожащих от гула машин, отражавших эхо искаженных воплей. Впереди виднелся свет — неясный, мерцающий, — и она стала потихоньку двигаться в том направлении. Промокшие сапоги хлюпали и чавкали в грязи, грохот все нарастал. Впереди что-то двигалось.

Одно из огромных водяных колес, вращавших приводной вал. Оно стрекотало и скрипело, мелькали огромные спицы, кинжалы света втыкались в промежутки между черными балками, поперечные планки погружались в воду, взбивая ее в пену, и осыпали все вокруг брызгами, когда снова вырывались на поверхность в дожде сияющих капель.

Колесо было, наверное, в четыре человеческих роста в поперечнике. Пробраться насквозь было невозможно. Однако между его бесконечно движущимися спицами и скользкой стеной фабрики имелся зазор. Зазор, в котором Савин увидела мутный дневной свет и слабый намек на галечный пляж.

Она бросила взгляд назад, в темный туннель: никакого следа погони. Но дверь не сможет держаться вечно. Они придут за ней. И если они ее поймают…

Получится ли проскользнуть между колесом и стеной? Возможно ли это вообще?

Прижав кончик языка к нёбу, она попыталась оценить размеры зазора. Что будет, если он окажется слишком узок? Ее утащит под воду, и она утонет? Или затянет в колесо и разорвет на части? Или ее череп расколется как орех, попав между колесом и станиной? Может быть, она умрет не сразу, и ее еще долго будет мять, рубить, кромсать и молотить, а она будет пытаться вырваться на свободу, пока не истечет кровью из сотен ран, беспомощно вращаясь в безжалостном колесе? Ей вспомнился отчаянный вопль охранника, когда его руку начал жевать механизм. Но другого выбора у нее не было.

Савин прижалась к стене, слыша, как вырывается сквозь зубы ее дрожащее от страха и истощения дыхание, и медленно, крохотными шажочками, выдвинула одно плечо за угол. Потом спустила в воду один измазанный грязью сапог, нащупывая дно, чувствуя, как вымокшая нижняя юбка липнет к покрывшейся пупырышками ноге. Когда нога погрузилась до бедра, Савин ощутила под ступней ил. Она продолжала сползать, не отрываясь от угла, прилепившись к нему лопатками, так, словно от этого зависела ее жизнь. Собственно, так оно и было.

Она отчаянно, бессмысленно цеплялась спиной за стену, стараясь распластаться по ней, сжав мокрую рукоять клинка, закусив губу от пристального сосредоточения. Солнечный свет мелькал и взблескивал в мелькающих спицах колеса. Решившись довериться своей опоре на илистом дне реки, Савин постепенно, постепенно опустила туда и вторую ногу, зажав в кулаке юбку и крепко прижав к себе, чтобы та не всплыла и ее не затянуло в колесо. Погибнуть из-за собственной одежды в попытке бегства с текстильной фабрики — в этом чувствовалась какая-то ирония.

Савин вскрикнула: торчавший из дерева болт зацепил ее грудь, оторвав кусок кружева и едва не утащив ее за собой в молотящие спицы колеса. Ей с трудом удалось удержать равновесие, вцепившись обломанными ногтями в осыпающуюся известку позади себя и клацая зубами от страха. Мало-помалу она передвинулась вбок, чувствуя липкую тяжесть цепляющейся к ногам намокшей юбки; вода окатывала ее дождем брызг, она едва могла дышать от гнилой, едкой вони речной воды. Одна ее щека скребла по кирпичной стене, глаза были зажмурены почти полностью, череп раскалывался от грохота, лязга, стрекота колеса, его бессмысленной ярости.

И наконец, всхлипнув от ужаса, она соскользнула в воду, погрузилась в реку с головой, забарахталась, дрожа и булькая, то ли плывя, то ли ползя по дну. На трясущихся ногах и руках Савин выбралась на мокрую гальку. В первый момент у нее возникло желание поцеловать землю — до тех пор, пока она не увидела, какая грязная, пенистая мерзость ее покрывает.

Она подняла голову, утирая мокрое лицо тыльной стороной дрожащей ладони.

Река несла мимо свои хлюпающие воды, лилово-оранжево-зеленые, покрытые огромными пятнами неестественных цветов с красильного производства выше по течению, усыпанные качающимся мусором, взбитые в вонючую пену десятками молотящих водяных колес. На левом берегу было нечто вроде пляжа, покрытого полосами мертвых бурых водорослей, с раскиданными по нему отбросами большого города — обрывками тряпья и шкур, ломаными стульями, битым стеклом, ржавой проволокой и чем-то еще, разложившимся до полной неузнаваемости. Измученная река выблевала все это на свой берег, и теперь тут рылись стаи птиц, перемазанных настолько, что их можно было принять за крылатых крыс.