Зеркало королевы Мирабель

— Мессиру Фламиану Адмару я обязан жизнью и свободой, любезная мышка. А косвенно и ты тоже. Надо отдать долг.

Графиня пожала плечами.

— Делай, как знаешь, — опустившись в кресло, она кивнула Бенжамину. — Рассказывайте.

* * *

Кухня поражала своими размерами и, пожалуй, не уступала в этом тронной зале королевского замка. Печей было три, одна служила для обогрева полуподвального помещения, вторая — для выпечки хлеба, а в третьей на механическом вертеле крутился поросенок. Поваренок в сдвинутом на затылок платке вполглаза следил за медленно опускающимся грузилом. Все в этой кухне концентрировалось вокруг дородной, образцовой кухарки, управляющей маленькой армией помощников с достоинством бывалого генерала. Незнакомцев она приняла радушно, усадила в поставленные у огня кресла и послала кого-то из поварят за остатками обеда. Фламэ снял плащ, перекинул его через подлокотник и обессилено откинулся на спинку кресла. Что ж, не так все плохо. Графиня Кэр, немало натерпевшаяся от слуг королевы, вполне могла выставить его за ворота. Выходит, добрые дела и в самом деле воздаются.

Зашуршала ткань, и в поле зрения Фламэ попал мастер Уилл, нимало не изменившийся за десять лет. Ну, разве что, совершенно здоровый, отъевшийся на графских харчах. Отвесив поклон устраивающейся у огня ведьме, он подвинул себе стул и махнул кухарке.

— Сударыня, пошли-ка за вином.

Кухарка фыркнула, но все же отрядила поваренка в погреб. Откинувшись на спинку, мастер Уилл замолчал. Впрочем, ухмылка, скользящая по губам, говорила, что он что-то задумал. Первой не выдержала ведьма.

— Чем обязаны?

— О, прекрасная демозель! Я не представился! Мастер Уильям, шут ее светлости.

Ведьма приподняла брови. Вероятно, она плохо себе представляла шутов. Фламэ же удивило, что этот незаурядный человек выбрал подобный род занятий, оставшись в графстве Кэр. С другой стороны, насмешливость сквозила в каждом его жесте, притом — совершенно естественная. Для него подшучивать было так же привычно, как дышать.

— Я должен был выплатить долг, — неожиданно серьезно сказал шут. — Аннабель приготовит мазь для ваших ран, мессир.

— Фламэ, — поправил его музыкант. — Лучше так.

— Фламэ, — легче многих согласился мастер Уилл. Что ж, он и сам предпочитал зваться по имени. — Что привело вас сюда?

— Не проще ли остаться в зале и все услышать? — хмуро спросила ведьма.

— Проще, сударыня. Но версия юноши мне не нравится заранее. К тому же, ее светлость все равно ею со мной поделится, если я не успею основательно напиться. Дорис! Где вино!

Поваренок поспешно выставил на столик кувшин, стаканы и кое-какую снедь, оставшуюся с обеда, и скрылся с глаз. Шут хмыкнул.

— Итак? Что привело к нашему славному замку самого Адмара-Палача, почтенную ведьму, мальчишку бастарда, его сообщничка и нежную чахоточную леди?

Фламэ не удержался от смешка. Определение шута было кратким и точным. И в сущности одинаково неприятным для всех. Даже для «почтенной ведьмы». Наверное, дело было в тоне, полном профессиональной насмешки.

— Мы скрываемся от погони. Вполне возможно, ее возглавляют милорд Альберих или господин Суррэль.

На лице мастера Уилла расцвела широкая улыбка.

— Сам бывший заплечных дел маэстро? Какая радость! И когда же он достигнет наших крепких стен? — шут повернулся и прямо посмотрел на ведьму. — Госпожа?

Девушка вздрогнула, на лице ее отразилось удивление.

— С чего бы мне…

— Госпожа ведь из круга Видящих, — пожал плечами шут. — У меня есть некоторый опыт, так сказать. Ну?

Последнее «ну» было таким требовательным, что ведьма все же ответила:

— Думаю, дня через три. Они не знают, куда мы пошли. И метель, которая начнется к вечеру, скроет все следы.

Мастер Уилл улыбнулся еще шире.

— Вот и славно. Грейтесь. Не помешает сменить бинты на твоей руке, мастер Фламэ. И переодеться тоже не помешает. Госпожа почтенная ведьма может помыться, воду скоро нагреют. И, да, на ужин ее светлость ждет вас в зале.

— Не думаю, что меня ее светлость рада видеть, — покачал головой Фламэ.

Шут похлопал его по плечу.

— Леди Брианна умеет быть благодарной. А песенка о вольных стрелках королевского леса очень помогла ей, когда мы поднимали крестьянское восстание. Народ страсть как любит благородных героев, которые грабят богатых, чтобы вернуть деньги бедным.

Фламэ хмыкнул в ответ и слегка наклонил голову. Мастер Уилл раскланялся и размашистым шагом покинул кухню, по дороге стянув что-то со стола кухарки. В след ему понеслось возмущенное кудахтанье почтенной дамы. Фламэ, подавив улыбку, потянулся за кубком.

— Что за песенка? — спросила ведьма. — Вашу руку, господин.

На коленях у нее уже лежала — когда только успела разжиться? — маленькая баночка с мазью. Поваренок держал наготове бинты. Фламэ страдальчески вздохнул и протянул раненую ладонь.

— Ничего на самом деле серьезного, — покачал он головой. — Ерунда.

— Вот эта жуткая язва? — хмуро поинтересовалась ведьма.

— Нет, оуч! Песенка. Сочинил безделицу о славных разбойниках, живущих в королевском лесу. Об их прекрасной предводительнице, которая хочет вернуть себе замок, а народу благоденствие. Там даже ритм хромает страшно. А видите, людям понравилось.

Ведьма, подавшись вперед, посмотрела ему в глаза.

— Зачем вы это делаете?

— Что? — Фламэ непонимающе моргнул.

— Эти песни, баллады, легенды. Должна же быть у всего этого цель.

— У хороших песен, как у сластей, танцев и поцелуев, сударыня, цели нет, — легкомысленно ответил музыкант.

Девушка усмехнулась.

— Вы говорите, как ведьма. Придаете значение только… скрытому. Тайным мотивам. Выходит, все, что лежит на поверхности, бессмысленно?

— У каждого свой способ воевать, — вполне откровенно ответил Фламэ. — А я с детства не любил всяких тяжелых и острых железок.

— Воевать? С кем? А-а-а… — в глазах девушки мелькнуло что-то, схожее с пониманием. Она прикрыла на секунду глаза, а потом протянула руку. — Меня зовут Джинджер.

Фламэ вздрогнул. Пожалуй, это была честь. Ведьмы умудрялись прикрываться именами, данными с рождения, и истинными считали только прозвища. И называли их людям весьма выборочно. Отец, как Фламэ выяснил уже потом, не знал колдовского имени своей жены. Да и самому Фламэ мать сообщила его только умирая, как подарок, как память. Что значила откровенность этой ведьмы, музыкант не вполне разобрался. Тем не менее, пожал ее пальцы.

— Но зовите меня лучше Эльзой. Это не так далеко от истины.