Жало белого города
Шрифт:
– Что это значит?
– Видишь ли, помимо наблюдений за НЛО и предположений о библейских карах я по-прежнему убежден, что этот район Тревиньо был важнейшим анклавом для людей, населявших некогда эти места, анклавом мистического, теллурического типа. Я слишком рационален, чтобы во все это верить, но по-прежнему думаю, что для его древних обитателей и тех, кто строил все эти церкви, это место было чем-то особенным, возможно, неким центром, где проводились собрания и встречи определенных групп.
– Вы брали интервью у пожилого человека, мастера-каменщика, который занимался реставрацией часовни
– Он попросил, чтобы его невозможно было узнать. Это был скромный человек, такое часто случается с пожилыми людьми. А почему ты про него спрашиваешь?
«Потому что один из барельефов – точная копия преступлений, проклятый эгоцентричный псих, вот я и хочу знать, не ты ли заимствовал эту идею. Или же настоящий убийца куда сложнее, чем мы думаем».
– С какой стати ты задаешь мне вопросы? Ты должен решить, хочешь ли помочь мне с расследованием, Тасио, – отозвался я, устав от его постоянного сопротивления. – Помнишь ты про это или нет?
Он глубоко вздохнул, явно расстроенный.
– Да, я помню этого человека. Его звали… Тибурсио. Тибурсио Саэнс де Уртури, житель Осаэты. Я его помню, потому что всегда подозревал, что о нем трудно что-то сказать с точки зрения психологии.
– В каком смысле?
– Он был не просто каменщик, а настоящий знаток всего, что касается средневековых построек. Разбирался в средневековой символике. Был настоящей энциклопедией, стоило ему заговорить о значении изображений в часовне. Некое подобие мудрого невежды, гениальная деревенщина, если позволишь такое сравнение.
– Где можно его найти?
– Ты спрашиваешь меня двадцать лет спустя? Если не помер, наверняка живет у себя в деревне. А может, в доме престарелых. Людей с таким именем не так много. Ставлю пари, что ты найдешь его адрес раньше, чем заберешь машину с парковки.
– Есть только один способ это выяснить. – Я встал. – Скажи вот что: что ты будешь делать со своим аккаунтом в «Твиттере» сейчас, когда никто больше не станет читать твои записи?
– Ты же знаешь, у меня нет никакого аккаунта в «Твиттере», но если б и был, я продолжал бы слать тебе сообщения и связываться с тобой, чтобы пытаться помогать в расследовании. Да, я бы его не бросил, Кракен.
Я молча кивнул и покинул зал.
Оказавшись в машине, сразу же позвонил Эстибалис. Мы отправили двоих агентов в квартиру Игнасио на улице Дато, чтобы попросить его явиться в офис Лакуа и поговорить о последних событиях.
– И что сказал Игнасио? – спросил я, когда Эсти ответила на звонок.
– Игнасио ничего не сказал. Его нет дома; во всяком случае, он не подает признаков жизни и не отвечает на звонки ни на один из номеров, которые у нас есть. Я еду в его загородный дом в Лагуардии с двумя полицейскими. Если он там, надо будет переговорить с судьей Олано, чтобы тот выписал ордер на обыск и задержание.
– Он никуда не денется, Эсти. Но у нас пока нет улик, чтобы требовать чего-то от судьи.
– По-твоему, мало того, что он врал насчет отношений с одной из жертв? – рявкнула Эсти мне в ухо, теряя терпение.
– Думаю, надо
с ними поговорить. У нас есть лишь фото, где видно, как они любезничают. Это не доказательство убийства.– Я тебя не понимаю, Унаи. Неужели даже сейчас близнецы не кажутся тебе подозрительными?
– Поговорим сегодня вечером в кабинете, и ты все поймешь. А сейчас поезжай к Игнасио и выжми из него столько, сколько сможешь. У меня сегодня еще несколько встреч.
Час спустя я прибыл в центр Витории, зашел в огромный особняк на улице Генерала Алава и поднялся на последний этаж, где от начала времен располагалась редакция газеты «Диарио Алавес».
Парень на рецепции посмотрел на меня испуганно; думаю, он меня узнал, потому что видел с Лучо. А может, хэш-тег с упоминанием Кракена стал даже более популярен, чем я себе представлял.
– Я ищу Лучо.
– Он у себя, – ответил парень с таким видом, словно не знал, что мне ответить. – Я сообщу ему, что вы здесь, если хотите.
– Сообщать не обязательно. Уверен, что он мне обрадуется, – ответил я и зашагал по коридору. Все головы поднимались мне навстречу, все молча провожали меня взглядом.
Лучо сидел за последним столом с дымящимся телефоном в руках и говорил со скоростью сто слов в минуту: еще бы, это были его пятнадцать минут славы. Мне показалось, что вид у него счастливый и ликующий.
Мое появление он заметил не сразу – должно быть, его внимание привлекла выжидательная тишина, которая образовалась вокруг нас двоих: поднял голову и увидел меня.
– Слушай… давай я попозже тебе перезвоню. У меня полно срочных дел, – сказал он невидимому собеседнику и повесил трубку. – Быстро же ты подоспел, Кракен.
– Это ты быстро подоспел, Лучо.
– Пойдем-ка в кабинет, там свободно. – Он встал с кресла.
Его коллеги все до единого уставились в свои экраны, изображая, что заняты новостями, которые должны обработать до закрытия редакции в семь часов вечера.
Лучо закрыл дверь кабинета. В окнах виднелись крыши Средневекового центра, увенчанные куполом Сан-Мигеля.
– Давай, выкладывай, приятель, – обратился он ко мне. – Только потише, здесь отличная слышимость.
– Приятель? Ты обвел меня вокруг пальца, приятель. Опубликовал то, что опубликовал, не посоветовавшись со мной о том, как это скажется на расследовании. Скажи, как общаться с тобой после этого, приятель?
– Общаться, Унаи? Что ты называешь общением? Разве ты что-нибудь мне рассказывал? Ничего, абсолютно ничего.
– Потому что у нас ничего не было, черт побери! – крикнул я, забыв, где мы и сколько народу вокруг.
– Вот видишь, теперь есть, можешь продолжать работу. Вся Витория и половина земного шара с нетерпением ждут твоих действий. Я свою работу выполнил.
Я повернулся к Лучо спиной и попытался успокоиться, рассматривая очертания городских крыш.
– Ладно. Я пришел не для того, чтобы устраивать сцену. Я здесь как следователь, проводящий открытое расследование. В газете, где ты работаешь, опубликована статья с твоей подписью и графическими доказательствами связи приговоренного за убийства с одной из жертв. Как попали к тебе эти фотографии?