Жало белого города

Не зная, что делать, Венансио оставил его на полу возле кровати и спустился ужинать. Потом решит, как наказать этого малого, чтобы тому больше в голову не приходило красть деньги или пьянствовать.

Нанчо уставился в потолок, некогда белый. Он чувствовал, что его прогнали уже в который раз. Прогнали из одной семьи, затем из другой. Из Витории, из Исарры. Отовсюду. Как Адама и Еву из рассказов Тибурсио, наказанных за то, что они совершили стыдный грех.

Нанчо дождался, когда стихнет стук ложек о тарелки внизу, в кухне. Сейчас, в темноте, он имел право улыбаться. Потому что сам так захотел, и вокруг не было никого, кто мог бы ему запретить. Какое же это приятное чувство!

А еще он позволил себе погрузиться в темные мысли, которые приходили ему на ум всякий раз, когда жадный Венансио его оскорблял, всякий раз, когда ко всему безразличная жена заставляла его готовить ужин или поручала тысячу дел, всякий раз, когда распущенные и избалованные дети отказывались его слушаться.

А еще он завидовал, завидовал тем близнецам; он тоже хотел быть как они, таким же благополучным, таким же отвратительно богатым, с девками, как кровь с молоком. А что, если стать таким же, как они: человеком, которому ничего не стоит кого-нибудь прикончить, потому что он понимает, что ему за это ничего не будет… Нанчо хотелось быть таким же, иметь власть давать и отнимать, никого не принимая в расчет…

Вскоре он услышал усталые шаги. Кто-то поднимался по лестнице – чиненые-перечиненые ступеньки скрипели. Он инстинктивно напрягся, но тут же понял, что это мама.

Женщина вошла в темную спальню и склонилась над ним.

– Нанчо, я себя неважно чувствую, пойди уложи детей, – сказала она, не зажигая свет. – И выходи уже отсюда, я хочу переодеться. Мы поговорили с Венансио и решили, что ты отработаешь те четыреста песет, поэтому мы отправим тебя чинить крышу к Хосе Мари, который присматривает за дорогой.

– Хорошо, мама, – ответил Нанчо, впервые чувствуя себя другим: сейчас, в темноте, он улыбался. Для него это было подобием игры, о которой даже она не догадывалась.

– Не зови меня мама, я не твоя мать, – вновь повторила она.

– Не беспокойся, мама, это в последний раз, – отозвался Нанчо почти азартно и с некоторым усилием поднялся, чтобы покинуть спальню.

«Я еще вернусь», – подумал он.

И в продолжение следующего часа – последнего часа, проведенного в этом доме, – прежде чем стереть его со своей личной карты, он чистил зубы двум маленьким детям, которые ныли, потому что вкус мятной пасты им не нравился, надевал им пижамы, которые они сразу же срывали, и укладывал обоих в одну кровать, потому что в школе им рассказали историю о Потрошителе.

Когда в доме все стихло, нанчо отправился к ульям и вытащил учебники, которые дал себе слово читать раз за разом, пока не выучит наизусть. Никто никогда больше не назовет его деревенщиной.

Он отправится в город и станет таким, как они.

Затем отрыл коробку из-под печенья «Мария» из красной латуни, где отец хранил свернутые банкноты по пять тысяч песет, которые не хотел класть на свой счет в банке «Касса Виталь». Собрал свои вещи в большой походный рюкзак, который брал с собой, когда семья отправлялась к кресту в Горбеа, зашел в сарай, взял канистру с бензином и спокойно направился к ульям.

42. Мургиа

13 августа, суббота

Новость о том, что Тасио не вернулся в тюрьму, взорвала «Твиттер». Некоторых она вдохновила настолько, что превратилась в тренд. Все вопили о том, что видели парня, точь-в-точь походившего на Тасио, в самых немыслимых местах. Кое-кто постил расплывчатые фотографии или монтаж, кое-как сработанный в «Фотошопе»: одни были забавными, другие – жуткими.

#Тасио в районе Сарамага, #Тасио закусывает в баре на улице Лаурель в Логроньо, #Тасио с Элвисом в озере Лох-Несс.

Весело, ничего не скажешь.

Оба близнеца пропали без вести, Национальная полиция охраняет границы, началась поисковая операция по всей Алаве и Гипускоа.

Хуже всего было ощущение, что мы ничего не можем сделать, потому что пропало самое важное – герой пьесы, тот, кто, сам о том не догадываясь, представлял собой гвоздь всех преступлений.

Эсти была практичнее, чем я. Она не могла сидеть сложа руки и за вечер обыскала все базы данных по деревням, плавая между строк и букв и почти не выныривая на поверхность.

– Какого-то Венансио Лопидана я нашла. Родился в 1944 году в Льодио, умер в Исарре в 1989-м. Любопытно, что женат он был на Регине Муньос, родом из Исарры, которая родилась и умерла в тех же числах, иначе говоря, тоже прожила сорок пять лет. Они умерли в один день, вероятно, от несчастного случая, – победоносно сообщила Эсти, просунув рыжую голову в дверь моего кабинета.

– Итак, у нас есть восемнадцатилетний Венансио, который не числится ни в одной базе данных, а также Венансио Лопидана, по возрасту годившийся ему в отцы и умерший вместе с женой примерно тогда же, когда Бланка Диас де Антоньяна пыталась найти своего сына, а близнецы избили рыжего парня, утверждавшего, что он их брат.

– Если история твоей двоюродной бабушки – правда, – добавила Эсти.

– Не только моей двоюродной бабушки, но еще и могильщика, и Аитаны Гармендиа. Все три свидетельства совпадают, дополняют друг друга и соответствуют одному и тому же времени; иначе говоря, факты, о которых нам рассказали, имели место. Другое дело, насколько они связаны с преступлениями. Может, у близнецов действительно был третий брат, его незаконно усыновили, а потом он потребовал свою долю наследства, но его избили, и на том дело кончилось. Парень перепугался до смерти… Может, работает теперь в Горбее пастухом, прячется ото всех и продолжает жить без документов.

– Думаешь, у Венансио-младшего нет документов?

– Возможно, в этом причина того, что мы до сих пор ничего про него не знаем. Усыновление было нелегальным, никаких записей не осталось. Младенец, отданный матери, у которой не было беременности. Быть может, они не знали, как узаконить сложившуюся ситуацию, а мальчик тем временем вырос без документов.

– Дикость какая… Что до смерти супругов Лопидана, надо бы поискать в архивах, не было ли в тот день в Исарре дорожно-транспортного происшествия с жертвами, – сказала Эсти.

– Да, можно. Мы это обязательно сделаем, но я считаю, что первым делом надо поехать в Исарру поговорить с соседями. Это маленькая деревня, в таких местах ничего не забывают. Найдем кого-нибудь, кому охота поговорить.

Мы довольно долго бродили по Исарре, осматриваясь. Железнодорожные пути поделили деревню на две части, правая – гораздо более современная: трехэтажные многоквартирные дома, магазины…

Мы прошли по мосту, проходящему над рельсами, и оказались в старой части города среди хорошеньких красно-белых домиков, по всей видимости недавно отреставрированных. Поискали церковь и вскоре вышли на площадь, где бабушки гуляли с внуками и дышали свежим вечерним воздухом.