Жалость унижает ментов и бандитов

Исчурков поднял голову, ничего не сказал.

– Зато исполнение какое!

Текст был набран первоклассной машинисткой на отличной бумаге.

– Видно на самом верху перепечатали... Для президиума Съезда!

Игумнов прочитал еще абзац.

– " Она любила меня, воспитывала в меру своих скромных возможностей и спсобностей честного человека..."

– Ниже там о тебе персонально.

Исчурков готовил какой-то документ начальству - спешил. Разрезал, клеил...

– "Работники уголовного розыска из низменных побуждений и корыстных мотивов стали наживаться на моем горе и набирать служебные очки под видом псевдораследования..." Да это прямо для " Международной амнистии!"

– И дальше...

– " Совершенно пьяные Игумнов и Бакланов, грозя мне смертной расправой, унижали честь и достоинство моей супруги..."

Игумнов щелчком отбросил бумагу.

– Чушь!

– Осторожно!
– Исчурков подхватил бумагу. Жалобу полагалось возвратить в ЦК КПСС.
– Там еще. В самом низу...

Один из абзацев был отчеркнут.

Игумнов узнал текст - те же обвинения присутствовали в жалобе на имя Генерального прокурора, с которой их знакомила следовательша:

– "... Начальник уголовного розыска Игумнов и инспектор ГАИ нагрудный знак "МО-14565" Бакланов сразу после задержания немедленно подвергли меня жестокому избиению, грозили поломать ребра и изнасиловать..."

– Жалоба взята на контроль, Игумнов. Установлен срок для проверки и дачи ответа...

Игумнов почувствовал, как это с ним уже случалось в последнее время, нога его неожиданно дернулась...

" Становлюсь психом..."

– От меня-то что требуется?!

– Для начала напишешь объснение.

– Объяснения убийце?
– В глазах что-то поплыло - серое пятно, закрывшее свет.
– Этого не будет!

– Что ты хочешь сказать?!

– Пошли им его собственноручное признание! Как он взял из багажника металлический прут, положил девчонке на горло и встал на него. Наблюдал: как она умирает...

Мутная пленка сейчас уже плотно прикрыла нижнюю часть глаз. Голова Исчуркова была теперь словно отрезана от туловища.

– А то, видишь ли, Съезд всполошился: "Подумайте только: у убийцы в какалке косточка застряла!"

Исчурков едва не потерял дар речи.

– Подумай, что ты позволяешь себе!

– Все!
– Игумнов поднялся.

На вокзале было полно дел.

Он уже шел к дверям. Внизу его ждал Бакланов с машиной.

– И больше меня по этому делу не вызывай, Исчурков!

– Знаешь, что тебе за это будет?

– А пошел ты...

Место начальника отделения розыска не было синекурой: низкий оклад, рабочий день до глубокой ночи, постоянный мальчик для битья. Со стороны сюда не шли. Начальники вокзальных розысков были примерно одного возраста, прошли примерно один и тот же путь. Лесенка была одна: опер - старший опер - зам

начрозыска... Если начальника розыска понижали - она падал сразу до старшего опера.

– Смотри, не пожалей, Игумнов! Есть данные: с регистрацией совершенных преступлений у тебя не все чисто!

– Еще бы!

Грехи начальников розысков были все, как на ладони. До времени на них закрывали глаза.

Сверху требовали: "все преступления зарегистрировать и все раскрыть.." Хотя все понимали - требовать полной регистрации преступлений и стопроцентной их раскрываемости, по меньшей мере, безнравственно.

Начальники розысков регулировали возбуждение уголовных дел. А на деле укрывали от регистрации кражи чемоданов, сумок, вещей из контейнеров, раскрытие которых было бесперспективным. Полученным в результате бесчисленных фальсификаций процентом генералы отчитывались перед министром, а тот, в свою очередь, перед ЦК КПСС и это всех устраивало...

Кроме председателя КГБ, боровшегося с МВД за влияние на власть...

У двери Игумнов обернулся:

– Я тебе сам дам список всех незарегистрированных краж. Там сотни три чемоданов! Представляешь? Сразу отличишься! Завалишь показатель всей Федеации. КГБ скажет ли тебе спасибо...

Игумнов пришел в себя уже за дверью.

Впереди по коридору шел генерал Скубилин. Начальник управления шел в туалет. Обгонять его подчиненным не полагалось.

" Делает вид, что ничего не знает! Ни про укрытые кражи, ни про выстрел на перроне. Ни про то, как раскрыто убийство на Белорусском... Какого черта!.."

СКУБИЛИН

– Товарищ генерал...
– За Скубилиным бежал его помощник, чудной, напрочь лишенный оперативного чутья статистик, которого готовили на пенсию.
– Товарищ генерал...

Он догнал Скубилина у самого туалета.

– Звонил заместитель транспортного прокурора...

Скубилин приостановился, повернул голову.

– У него новость по поводу нашего сотрудника Саидова. Помните? Ну, который родственник...
– Помощник намекал на Авгурова. Он все-таки успел докричать свое.
– Вымогательство у мясника. Вы в курсе..

– Ты бы еще на колокольню забрался...
– Скубилин остановился, досадливо повертел пальцем у виска.
– Вот уже поистине " заставь дурака богу молиться..." Все?

– Еще заместитель министра генерал Жернаков...

– Ты сказал, что я здесь, в Управлении?

– Да. Он перезвонит...

Звонок раздался минут через десять после того, как Скубилин возвратился к себе. Генерал наскоро пил жидкий чай, заваренный все тем же помощником.

Звонил заместитель министра:

– Ты радио слушал днем?

– Нет, Борис Иванович. А что?
– Скубилин уменьшил звук работавшего сбоку на столике телевизора.

Жернаков помедлил:

– Иногда надо не только телевизор, но и радио включать. Про твоего Саида Саидова речь вели. В курсе?

– Первый раз слышу!

– Транспортный прокурор освободил его из под стражи.

Скубилин не поверил своим ушам.

– Саидова?!

– Транспортный прокурор сам приехал к нему в Бутырку - извиняться! Представляешь, как сейчас Ильин с Авгуровым торжествуют... Какое у них настроение!..

– Ничего не понимаю! А что с мясником?

– Уже в Бутырке! Санкцию дал Московский прокурор...

– Сейчас я свяжусь с его заместителем. Узнаю...

– И сразу перезвони.

Через минуту на проводе у Скубилина уже был все тот же заместитель транспортного прокурора Дороги.