Жалость унижает ментов и бандитов
Шрифт:
За "мокрушником" и каталой по лестнице поднимались еще несколько их кентов.
Шедший последним - низкорослый, в тесном пиджаке - нес на плече короткий, в черном чехле зонт.
Эдик явно что-то знал и хотел разобраться.
– Человека зарезал на стадионе и не сидишь...
– Зачем мне сидеть?
– ответил вор.
– Пусть мусор сидит...
– Есть вопросы.
– Это всегда можно...
– Никола уже понял, что разборка с кавказцами не будет легкой и потребует от него напряжения всех сил.
– Только вот. Воры есть среди вас? С ворами я готов
– Это на сходке у вас, у воров... А мы поговорим так. Помнишь Алексея, который сидел с нами в Истре?
– Катала смотрел чужими нерусскими глазами.
– Его должны были освободить, но в последнюю минуту завернули. Сейчас срок тянет...
Никола не отвел взгляд. Бесцветно-желтоватые, как у уличного кабелька, зенки его ничего не выражали.
– Чего ж?! Алеха - фраерок. Это его дела.
– От него записка пришла. Следователь - его земляк. Он ему сказал, кто его вложил...
– Ну?!
– И почему ты на свободе...
" Продажные менты... Вот и помогай вам..."
– Мусору веришь...
Кавказец оставил слова без внимания.
– И за что тебя прописали в Москве. Управление милиции на железке... Так?
На карту была поставлена его жизнь.
– Тогда ответь...
– У Николы был существенный аргумент в его пользу.
– Тебя с Алексеем посадили ко мне? Или меня бросили в камеру к вам?!
Его посадили к ним.
Это было важным. Менты, как правило, первым сажали своего человека. Обосновавшийся в камере он получал, таким образом, неоспоримое преимущество старожила над вновьприбывшими....
Никола мельком взглянул на "мокрушника".
Его кавказские кенты вряд ли знали, что он провел ночь в камере в 33-ем как залетный из Нерехты...
Никола намеренно обходил его, рассчитывая на ответную помощь.
– Вы ведь уже сидели, когда меня привели?!
Но катала только отмахнулся.
– А как меня самого взяли в гостинице в ту же ночь! Кто мог знать, что я там? Только ты и Алексей!.. Но он сидел! И сейчас еще сидит...
Никола выругался.
– Да в московских гостиницах вертухай на вертухае!
– Менты приехали четко за мной! Знали что у меня пистолет!
– Менты тебе что хочешь скажут!
– У меня там баба - администратор. Я ей плачу... Она все слышала.
Кавказец оглянулся - вокруг по-прежнему никого не было. Что-то негромко добавил по-своему.
– А брали меня как раз транспортные менты. С этого вокзала. Соображаешь? Начальник розыска. Фиксатый. Знаешь его?
Тайное, в конце концов, всегда становится явным.
Никола погибал.
В огромном набитом конторой зале рядом с лестницей ни одна сволочь не смотрела по сторонам - а только на херотень, что шла по телевизору.
Богатый чемодан-ловушка все стоял у стены.
" Хоть бы кто нибудь толкнул..."
Сирена мгновенно бы подняла всех.
Кавказцы взяли Николу в кольцо - даже при желании он не смог бы теперь из него вырваться.
" Вот как бывает..."
Из десятков разборок выходил он невредимым, незапятнанным авторитетом, никогда - с пацанов еще - не знал страха за жизнь.
Что-то
в нем дрогнуло.– Погоди!
– он обернулся к "мокрушнику".
– Ты -вор! Я вижу людей... Скажи свое слово!
Тот был сейчас его союзниковм по жизни - когда-нибудь его непременно ждало то же.
" И начальство в 33-ем не погладят по головке, если выяснится, что их человек участвовал в мокрухе..."
Никола не сомневался в намерениях бригады.
" Залетный" его понял:
– Я лично к тебе ничего не имею, браток...
Кавказец покосился:
– Помолчи! С тобой тоже будет разговор!
Разборка закончилась тут же, у лестницы.
Эдик взглянул на мужика с зонтом, стоявшего позади.
И тут же короткая металлическая трубка в черном чехле с виду несильно коснулась шеи Николы.
Вор упал, но еще прежде голова Никола свалилась набок, как верхушка на сломаном стебле.
– Уходим!
– скомандовал Эдик.
СМЕРДОВ
Подрезанный накануне Николой у винного магазина амбал все еще находился в стационаре. Смердов появился, когда огромная многоэтажная больница уже забылась в тревожном неглубоком сне.
Заместитель начальника 33-ьего и его опер - молодой дембель с Алтая двинулись нескончаемо-длинным узким коридором, в котором им не встретился ни один человек.
Проплутав в больничном подвале, они попали в приемный покой.
– С кем тут можно поговорить?
– Смердов наугад открыл одну из дверей. В
кабинете никого не было. На сломанной кушетке спал пьяный бомж, лицо его было в крови.
Наконец Смердов нашел дежурную бригаду.
Врачи только что поужинали, включили магнитофон. Никто не спешил взяться за работу.
Узнав, что требуется ментам, бородач-хирург вызвался помочь, он был чуточку поддатый.
– Сюда...
Лифт поднял их на пятый, к блоку интенсивной терапии. Длинный, метров на триста, коридор был полуосвещен.
Больные спали.
– Идемте.
Бородач и менты двигались мимо неосвещенных столовых и ординаторских. На постах у ночных сестер светились неяркие настольные лампы.
– Сюда. Это здесь...- позвал хирург.
Раненый лежал у окна, под капельницей, он слышал, как скрипнула дверь, открыл глаза. В палате лежали еще двое, тоже с капельницами, они не пошевелились.
– Лежи, лежи...
Все трое подошли к кровати.
– Мы на два слова!
– Смердов сказал жестко: - Преступник, который тебя подрезал у магазина, задержан. Он у нас. Надо кое что уточнить.
– Я уже сказал...
– чуть прошептал раненый.
– Что именно?
– Упал я!
Смердов прервал грубо:
– Мозги нам не парь, малый!
– Я сказал...
– Доктор, - Смердов обернулся к хирургу.
– Вы посмотрите пока других больных. А мы пошепчемся...
– Хорошо...
– Бородач растерялся.
– Прикрой дверь, - скомандовал Смердов оперу-алтайцу, едва хирург вышел.
Вчерашний дембель отошел к двери.
– А ну, быстро рассказывай!
– Смердов нагнулся над раненым.
– А то я сейчас посмотрю, какой ты герой, если тебе швы распустить...