Желчный Ангел

– Маня! – воскликнул Сергей Петрович. – Как ты туда забралась?

Экстренные ситуации вводили Грекова в ступор. Он знал только один выход – позвонить Мире. Но в пять тридцать утра это показалось кощунством.

Писатель натянул джинсы и свитер, накинул кожаную куртку и выскочил во двор. Тополь дотягивался до третьего этажа, а на уровне второго, как бусина на нитке, балансировала Маня.

– Кыс-кыс-кыс, – орал снизу Греков, – кыс-кыс! Слезай, дура!

Его надрывное отчаянное «кысканье», прозвучавшее во всех мажорных и минорных тональностях, было прервано здоровенным мужиком, в одних трениках выскочившим из подъезда.

– Еще раз кыскнешь, я убью тебя, урод! Мне только через час вставать, а ты орешь как оглашенный! – рявкнул он.

– Так кошка на ветке, ей страшно, – оправдывался Греков. – Породистая, полтора ляма стоит. Лестница есть? Тыщу дам.

– Пять тыщ за сорванный сон, – сообразил амбал.

– Давай, неси быстрее, – согласился писатель.

Через минуту мужик вынес стальную стремянку и деревянную лестницу.

– Друг на друга поставим, иначе не доберешься, – сказал сосед.

Они долго пытались воткнуть ножки стремянки в каменный снег на газоне, а затем на верхнюю площадку водрузили деревянный трап, уперев его в ствол.

– А дальше как? – недоумевал Греков. – До кошки еще метра два.

– Дальше по веткам, мужик, – подбодрил его верзила. – А как еще? Иначе твои полтора ляма будут орать тут, пока не сдохнут. Эти суки сами не спускаются.

Сергей Петрович замер, устремив взгляд к верхушке дерева. Дождь прекратился, небо посветлело и подернулось розовато-оранжевой марлей. В недрах ветвей сидела Маня, осипшая, потерявшая надежду. Над ней, истерично крича, кружила стая воронья, мечтая поживиться неосторожной дурой.

«Как символично, – подумал писатель, – надо этот эпизод куда-нибудь впихнуть».

– Ты чё завис, мужик? – тронул его за плечо сосед.

– Чёт боюсь, – признался Греков.

– А ты дерни! – посоветовал амбал.

– В каком смысле?

– Ну, выпей! Для смелости.

Сережа подумал, что дерево гораздо ниже пятиэтажного торгового центра, куда он буквально вспорхнул на парах алкоголя, и совет верзилы не показался ему бессмысленным.

– Давай вместе, – предложил он мужику.

– Ты чё? Мне на смену через час собираться. Давай вечером.

– До вечера она уже окоченеет, – сказал Греков, показывая пальцем вверх.

– Ну прости. Тогда сам. Могу тебе литр «Царской Золотой» вынести. Из холодильничка – две тыщи.

– Она в соседнем магазине тыщу двести стоит, – возмутился просвещенный Греков.

– А я тебе еще закуси захвачу. Сырочек, оливки, колбаску… – Амбал так вкусно произнес эти слова, что у писателя заныло под ложечкой.

– Ну валяй быстрее, а то я замерз, – поторопил он, только сейчас замечая, что сосед все это время стоял с голым торсом, в резиновых шлепках на босу ногу. Волосы на его спине покрылись инеем и стояли дыбом.

Дальнейшие кадры облетели весь интернет. Съемку с околоподъездной камеры к вечеру уже выкупил у консьержки один из прожженных журналюг.

Ракурс был изумительным, лучше не снял бы и опытный оператор. Сначала маленький человечек с заклеенным носом в компании с голым сотоварищем под деревом из горла хлестал водку, закусывая головкой сыра и палкой колбасы. Затем с остатком этой палки в кармане человечек поднялся по двум поставленным друг на друга лестницам, ловко зацепился за нижние ветки и по-обезьяньи, соскальзывая то рукой, то ногой с мокрого заледеневшего дерева, начал приближаться к кошке с явным намерением вступить в диалог.

Обалдевшая черная тварь, однако, вместо того чтобы пообщаться с умным собеседником и принять из его рук огрызок колбасы, рванула ввысь и закрепилась на самой верхней ветке, развеваемая ветрами. Человечек проворно вскарабкался за ней, но что-то пошло не так, и он, как щепка, застрял средь развилки кроны. Продолжая кричать «кыс-кыс» и тыча обглоданной колбасой в небо, персонаж не оставлял надежды довести до кошачьих извилин, что он спасатель, а не очередная гнусная ворона, но кошка уже не верила в помощь Вселенной и решила самоубиться. В безумном прыжке она достигла спины нижеболтающегося человечка, повисла на его куртке, а затем кубарем, ударяясь о ветки, слетела вниз. Перед самым приземлением совершила виртуозный кульбит, опустилась на лапы, рванула к дому и скрылась в воздуховоде подвала.

– Мужик, бл…, какие полтора миллиона, это же Маня! Она и гроша не стоит! – только и прошептал сосед, наблюдавший за спасательным триллером от героического пролога до нелепого финала.

Сергей Петрович чувствовал себя премерзко. Во-первых, его защемило ветвями где-то в районе живота и все содержимое желудка – колбаска, сырок, оливки и два стакана «Царской Золотой» – рвалось наружу. Во-вторых, его задорого отцентрированный нос, влекомый к земле под силой тяжести, начал кровить и неприятно отрываться от лица. В-третьих, он не знал судьбы Мани, осталась ли она жива или после приземления на подаренную Мирой куртку «Гуччи» ее настиг слепой рок. В-четвертых, вися головой вниз, он начал замечать, как к дереву стекаются камеры с микрофонами, и понял, что где-то это уже видел. Часть объективов были направлены на него, остальные – на голого соседа, с удовольствием повествующего о чем-то журналистам.

– Пипец, – только и прошептал подвешенный, – вот бы мои книги так их возбуждали!

Наконец к дому подъехала пожарная машина, и – о боги – из нее в окружении людей в желтых костюмах вышла ОНА.

– Миррраааа! – заорал он, счастливо барахтаясь в ветвях. – Я здесь! Сними меня отсюда! * * *

– Ну не обижайся, Мир, – бормотал Сергей Петрович в трубку два дня спустя, лежа с перевязанным носом в косметологической клинике. – Ну подумаешь, два миллиона просмотров. Зато какая реклама… Ну Мир… Кстати, я должен соседу с первого этажа семь тыщ. Отдай ему, я верну…

– Иди на хрен, алкаш. – Хриплый голос Миры звучал раздраженно и безутешно.

Вернувшись домой из клиники, Греков поклялся неделю не выходить из дома. Ключ свой отдал Мире и попросил выпустить его из-под ареста в следующее воскресенье. Еду заказывал с доставкой из соседнего магазина, наблюдая из окна, как хмурый узбек на велосипеде, шараша прямо по лужам и окатывая грязными брызгами прохожих, паркует на газоне свою таратайку и затаскивает в подъезд огромный квадратный рюкзак с провизией.

Сергей Петрович думал даже позвонить в продуктовый и предложить свои услуги курьера, чтобы также лихо гонять по городу на велосипеде и приносить хоть какую-то пользу людям. Поскольку еще несколько попыток сесть и продолжить роман не увенчались успехом. Будто кто-то зашил его извилины белыми нитками, похоронив в их недрах еще теплые, пульсирующие мысли.

Разглядывая себя в круглое настольное зеркало – а Греков все чаще общался со своим отражением, – он подумал, что виною внезапной бесталанности стала та самая операция по удалению желчного пузыря. Вспомнилось странное поведение хирурга, его бегающие глаза, дебильный вопрос: «Вы ничего не потеряли?»