Желчный Ангел

Осенившая ее мысль казалась единственным спасением. Она ткнула в контакт Миры и с долбящим в грудину сердцем начала бессмысленно отсчитывать гудки.

– Маргоша, у меня клиент, – наконец тихим голосом ответила Тхор.

– Мирочка, умоляю, не бросай трубку! – кричала Марго, слыша за спиной грохот и странные звуки, будто бы вантузом чистили слив. – Твой Греков у меня дома… Ну так вышло, он невменяем, он дерется с моим будущим мужем. У него хлещет кровь носом… Его надо спасать…

– Облей их холодной водой, – спокойно сказала Мира. – Через десять минут буду.

Маргарита на автопилоте налила самую большую кастрюлю воды и, пользуясь тем, что битва проистекала на полу, вылила на головы мужчин ледяной ушат. Это и правда их отрезвило. Они отползли друг от друга, сели на ламинат в кровавой луже и синхронно обхватили головы.

Ровно через десять минут в дверь позвонила Мира.

Марго впустила ее в квартиру и, прежде чем проводить на место поединка, шепнула на ухо:

– Он дрался из-за меня. По-моему, он до сих пор меня любит.

– Полагаешь? А как же твои психологические бредни о недостаточной самооценке, на которых ты сделала карьеру? – уточнила Мира, будто слышала, о чем рассуждала Марго четверть часа назад.

– Ну не без этого, – развела руками Маргарита. – Чем-то я должна зарабатывать. Не любовными соплями же.

Они зашли в комнату и молча оглядели драчунов. В белые пушистые тапочки мгновенно впиталась розовая жижа. Вадим уже открыл окно и закурил. На безымянном пальце его левой руки эффектно блеснул бриллиант. Закатное солнце усилило драму, придав бордовую зловещесть кроваво-водяной луже на полу. Сергей Петрович, сидя в этой луже, прислонившись к дивану, без спроса взял сигарету из пачки и знаком попросил огоньку у соперника. Тот беззлобно протянул свой горящий бычок. Греков затянулся, кивнул в благодарность и уставился на женщин.

– Мира, здравствуй. Это опять я.

– Без телефона, – сказала Тхор, ехидно загибая пальцы, – без денег, без ключа, без носа.

– Увы, – не сопротивлялся писатель. – Вряд ли ты скажешь мне что-то более хлесткое, чем то, что здесь произошло.

– Более хлесткое? – подняла обе брови Мира. – Твоя квартира настежь открыта, а Жюли сбежала.

– Что? – подавился Греков, затушив сигарету об пол. – Что? – заорал он, молниеносно вскочив и кинувшись в кухню за одеждой.

В секунды писатель натянул на себя брюки и свитер, а затем метнулся в коридор, запихивая в ботинки босые ноги и натягивая куртку. Через минуту он уже несся вниз по лестнице, наполняя подъезд гулким звуком надрывного бега.

– Ну что, – обратилась Мира к Маргарите, – поняла, кто его истинная любовь?

– Господи, куда он так рванул? Кто такая Жюли? – Марго держалась за виски ладонями, пытаясь унять накатившую боль.

– Это его кошка. Единственное существо, способное вызвать у Грекова настоящую привязанность.

– Она что? Правда сбежала?

– Понятия не имею. Я еще не была в его квартире. Но нужно же было как-то привести его в чувство!

Мира обняла подругу, кивнула голому Вадику и скрылась за дверью.

«Господи, она посвятила этому дураку всю свою жизнь», – только и подумала Марго, поднимая с залитого красного пола писательские носки и поднося их к носу Вадима.

– Как это называется, а? – спросила она, словно бы хирург был нашкодившим котом.

– А что, классный мужик, – пожал плечами слегка расплющенный Вадик. – Мятежный немного. Но планку держит зачетно. И удар хороший.

Маргарита закатила глаза, повесила Грековские носки на плечо жениху и с туманной от боли головой в изнеможении рухнула на диван.

Глава 21

Уборщица

Обнаружив Жюли на месте, Греков опустился на колени и зарыдал. Он не понимал, что на него нашло, за каким хреном вообще пошел в дом к Маргарите, зачем привязался к хирургу и затеял это мальчишеское соревнование и гнусную драку.

Он включил холодный душ и подставил лицо под струи, будто пытался смыть с себя едкий позор. Нос и щеки горели, но еще горше пылало сердце, пропитанное жгучим стыдом.

В ванную комнату постучала Мира.

– Ты живой?

– К сожалению, да, – ответил Греков, но вода заглушила его слова.

– Пришьешь нос и отправишься в санаторий за Урал. Лечиться от алкоголизма. Точка.

Позже, отлеживаясь в клинике с трижды залатанным носом, Сергей Петрович снова и снова прокручивал события того злополучного дня. Вот он задремал с мыслью о неведомой Габриэли Афанасьевне. Потом серое пальто, розовый шарф Маргариты, затем пушистые тапочки в ее коридоре, курица, руки Вадима в приправе и жире с красивым кольцом на левом безымянном пальце. Зеленые глаза Маргариты, серые жемчужины в ушах под светлыми локонами, два крестьянина Малевича на стене. Ровное дыхание хирурга в планке, под которое он безропотно подстроился, бредовая лекция Маргариты о какой-то самооценке и роли женщины, боль вокруг носа, капли крови на полу, ледяная вода сверху, сигарета, Мира, ужас от потери кошки и, наконец, счастье – живая и невредимая Жюли.

Уткнувшись взглядом в белую стену и повторяя эти воспоминания под капельницей, Сергей Петрович не мог понять, откуда взялось серое женское лицо. Незнакомое лицо, которое стояло перед глазами, но не вписывалось в череду событий. И лишь когда медсестра вколола ему в ягодицу особо болезненный укол, вспышка памяти высветила эту фигуру – усталую, в сером халате, с пучком жидких волос, собранным высоко на макушке. Ею оказалось уборщица, которую он чуть не сшиб, несясь с тринадцатого этажа по лестнице вниз. Она мыла полы деревянной шваброй, по старинке на перекладину была наброшена тряпка из толстого трикотана. Чтобы пропустить летящего Грекова, уборщица вжалась в стену, но писатель все же поскользнулся о мокрую ступеньку и грохнулся, сильно ударив копчик.

– Да что ж ты, миленький, держись! – Она взяла его под локоток и попыталась поднять.

Писатель изумился тому, какой она была легковесной и бессильной, но серые глаза смотрели по-доброму, и губы расплылись в искренней улыбке.

– И нос разбил, что стряслось-то? – спросила она.

– Да все наперекосяк! – тремя словами высказал он самую суть проблемы.

– Бывает, голубчик, бывает. – Она погладила его по щеке мягкой ладонью. – Главное, все поправимо.

– Думаете, поправимо? – удивился Греков.

– Конечно! – заверила поломойка и снова грустно улыбнулась. – И жизнь впереди, и любовь, и победы. Главное – здоровье, верно?

Вот тут случилось странное. То ли на башку повлияли удары Вадима, то ли еще не рассосалось спиртное, то ли сигарета так подействовала на некурильщика, но фигура уборщицы вдруг спроецировалась на белую стену подъезда и повисла в прозрачной дымке.

Греков в изумлении перевел взгляд со стены на женщину, но картина не изменилась: уборщиц было две. Одна – плотная, прямо рядом с лицом, вторая – стекловидная, на стене.