Желчный Ангел

Они обнялись так крепко, как это делают родные души. Они проникли друг в друга, растворившись в бесконечной любви и боли. Они плакали в унисон и одновременно смеялись.

Небо над Москвой посветлело, тучи внезапно растаяли, как и последние глыбы снега, которые просто смыло ливнем. Природа разомлела после гневной истерики и, стыдливо прикрываясь солнечным светом, прикинулась девственницей.

Азраил с Васей подхватили с крыши больницы испуганную Ию и двинулись в путь, оставляя под собой растрепанную, неприбранную Землю, на которой окончательно и бесповоротно наступила Весна…

Глава 23

Беременность

Смерть Тимошиной мамы стала последней каплей в профессиональных неудачах хирурга. Не поднимая головы, он вернулся в ординаторскую, включил компьютер, достал перстень из приоткрытого ящика стола, надел на левый безымянный палец и начал механически заполнять историю болезни Ии Львовны.

Воронков, проходящий мимо, похлопал его по плечу и с горечью произнес:

– Сожалею, братан. Но тут все было понятно заранее. Ты вряд ли бы что-то исправил…

– Ничего не говори… – буркнул Вадим. – Это моя вина…

Он еле дожил до конца рабочего дня, секунду за секундой обдумывая операцию, и несколько раз ловил себя на мысли, что сам умер вместе с Ией. Дело, которое было сутью его жизни, вызывало отторжение, собственные знания и умения казались ничтожными. Лицо пациентки, обесцвеченное смертью, стояло перед глазами, будто кто-то прибил ее фотографию к Вадиминому лбу кровельными гвоздями.

К вечеру он достал из принтера белый лист и размашистым почерком написал заявление об увольнении. Перед уходом заглянул к главврачу и положил бумажку ему на стол.

– Нет, так не годится, – сказал главный. – Действия твои мы тщательно проанализируем. Но, зная твое мастерство и руки, я более чем уверен: ты не виноват.

– Я ухожу из медицины, – помотал головой Вадим. – Я больше не хирург. Я мясник, и место мое – на рынке.

– Это нормальная реакция. Но, поверь, не ты первый, не ты последний. – Главврач поднял на лоб очки в тонкой золотой оправе. – Возьми двухнедельный отпуск и возвращайся. Тяжело быть хирургом – поработаешь ассистентом. В любом случае тебя вылечит только операционная.

Вернувшись домой, Вадим остановил лифт на десятом этаже и нажал кнопку звонка сто тринадцатой квартиры. Примитивная мелодия звучала долго и тоскливо, но дверь никто не открыл.

Хирург набрал номер мобильного Тимоши, но трубку тоже никто не взял.

«Присмотрите за ним, он такой еще глупенький», – звучали в голове слова уборщицы, разрывая душу на лоскуты.

Вадим прижался спиной к двери, обитой дерматином, и медленно съехал на выложенный плиткой пол. Бедрами почувствовал его холод и подумал, что еще несколько дней назад Ия елозила по нему влажной тряпкой.

Отчаянье сменилось злостью. Она чувствовала, что не выживет, и специально попросила оперировать его, чтобы затем приглядывать за сыном. А ведь он мог и отказаться. Тогда бы на полу в подъезде сходил с ума от горя другой хирург…

Мысли распирали мозг и все больше загоняли в тупик. Вадим прижал ладони к лицу и затрясся всем телом. Пальцы намокли, щека распознала холод кольца на левой руке.

– Бриллиант! – спохватился Вадик. – Это он во всем виноват! Все началось с него!

Он вскочил, добежал по лестнице до своего этажа и в перекошенной кепке, с мокрым лицом ворвался в квартиру.

Марго, в шелковом халате и пушистых тапках, вышла в коридор и было открыла рот, но хирург выпалил, не здороваясь:

– Мне нужно поговорить с тем чудиком, писателем, с которым мы подрались. Звони ему срочно!

– Да что стряслось? У тебя красные глаза. Ты плакал? – изумилась она.

– Я рыдал. У меня умер пациент. Срочно звони этому Сереге.

Повинуясь небывалому напору Вадима, Марго взяла телефон и, не сводя с него глаз, ткнула в контакт Миры.

– Алло, дорогая, дай мне телефон Грекова. Моему мужу он экстренно понадобился.

– Греков за Уралом, лечится от алкоголизма, – ответила Мира. – По условиям терапии у него отключен телефон. Через месяц вернется.

Марго слово в слово повторила Мирин ответ.

Вадим, со злостью швырнув на пол куртку и кепку, прямо в ботинках прошел в комнату и рухнул на диван.

– Ты и руки не помоешь, чистюля? – удивилась Маргарита.

– Бессмысленно, – произнес хирург, уставившись на двух дебильных крестьян на картине Малевича. – Все бессмысленно.

Три дня Вадим лежал на диване, не реагируя на вопросы Маргоши и жестом выпроваживая ее из комнаты. Пил йогурт, швырял пластиковые бутылки о стену, свисал головой с постели и утыкался взглядом в черную точку от затушенного бычка писателя.

«А ведь он хотел со мной поговорить с глазу на глаз, – думал со злостью, – надо же этой чертовой драке случиться!»

На третий день Марго не выдержала, присела на краешек дивана и погладила хирурга по неопрятной щетине.

– Послушай, любой врач, переживший смерть пациента, проходит пять типов эмоций: шок, отрицание, затем гнев, потом компромисс, депрессию и, наконец, принятие, исцеление. Ты застрял на первых двух стадиях – отрицания и гнева. И направляешь эти чувства на себя, на коллег, на этого мальчика Тимошу, на меня, наконец. Но никто из нас не виноват. Люди умирают.

– Но не под твоим скальпелем, не в твоих руках, – огрызнулся Вадим.

– Но ты сознательно выбрал профессию, связанную со смертью. Да, это удар по твоему самолюбию, по твоей самооценке…

Не успев договорить, Марго соскочила с дивана и отбежала к окну. Слово «самооценка» сработало как разряд молнии. Хирург рассвирепел, подпрыгнул и, разбрызгивая слюни, в ярости заорал:

– Заткнись! Ты знаешь хоть что-нибудь еще, кроме своей безмозглой самооценки? Ты колотишь бабки, произнося этот термин направо и налево! Ты затыкаешь им все дыры! От твоей болтовни людям ни жарко, ни холодно! Был твой сеанс или его не было – никто не умрет! Пустышка!

Марго вжалась в подоконник, будто облитая ледяной водой из брандспойта, и закрыла голову руками.

– Ты прав, – подключила она свой тактичный профессионализм, – моя работа не на самом краю. Но я не раз спасала людей от суицида, не раз возвращала веру в себя, в необходимость жизни…

– Чушь! – выдохнул Вадим. – Те, кто хочет совершить самоубийство, его совершают. А ты работаешь с теми, кто просто бравирует этим понятием.

– Родной, – сменила тон Марго, – ну не надо меня бичевать. Ты думаешь, мне не больно видеть тебя таким? Пожалуйста, давай просто поговорим…