Железный Ворон 2

Михалыч посмотрел на меня с хитрым прищуром.

Я посмотрел на эту маленькую босоногую девчушку и улыбнулся.

— Я лягушка, — сказал я серьёзно, — которая вдруг превратилась в принца и поняла, что лягушкой-то быть было не так уж и плохо.

Я искренне улыбнулся ей.

Девочка на мгновение задумалась, нахмурив свой маленький лобик. А потом громко и заливисто рассмеялась. Мой ответ показался ей очень смешным. Она помахала мне рукой и побежала дальше, к реке, выпускать свою лягушку.

Староста Михалыч смотрел на меня. И его хитрый, испытующий взгляд смягчился. Он не понял до конца, что я имел в виду, но он почувствовал искренность в моих словах. Он понял, что я не издеваюсь и не играю.

— Лягушка, значит… — пробормотал он себе под нос, и в его бороде спряталась улыбка. — Ну, пойдём в дом, лягушка-принц. Жена щей наварила. Отведаешь наших, деревенских.

Он пригласил меня в свой дом. Это был знак высшего доверия. Он перестал видеть во мне чужака-аристократа. Он увидел… просто человека.

Щи были наваристыми, густыми, с куском мяса и ложкой сметаны. Я ел, и это была самая вкусная еда за всю мою новую жизнь.

Я сидел за простым деревянным столом в доме старосты, слушал его неспешные рассказы о сенокосе и предстоящей ярмарке, и думал.

В этом мире… в этом мире главное — остаться человеком. Вот она, моя медитация. Здесь, в этом доме, среди этих простых людей.

Ректор… он, может, человек и умный, а всё-таки настоящей жизни не знает. Простых радостей, простых вещей. Он думал, мне нужны магические практики, чтобы найти свой «якорь». А мне нужно было… вот это. Запах свежего хлеба. Вкус горячих щей. Обычный человеческий разговор.

Я был абсолютно спокоен. Кристально ясен. Вся моя злость, всё моё раздражение, вся моя паника — всё это ушло, смытое этой простой, настоящей реальностью.

Когда мы поели, я почувствовал, как меня клонит в сон.

— Михалыч, — сказал я, — можно мне… прикорнуть у вас пару часов? Что-то сморило.

Староста кивнул.

— Конечно, мил человек. Вон, на лавку ложись. Жена тебе тулуп под голову кинет. Отдыхай.

Меня не стали расспрашивать. Не стали удивляться. Просто дали место для отдыха.

Я лёг на тёплую деревянную лавку у печи, и сон тут же сморил меня.

…

Я проснулся от ощущения, что на меня кто-то смотрит.

Я открыл глаза. В комнате было уже сумрачно, за окном садилось солнце. Я проспал несколько часов.

Надо мной стоял ректор Разумовский.

Он был не в своей парадной мантии, а в простом дорожном плаще. Он не выглядел злым или разочарованным. Он выглядел… удивлённым.

— Проснулись, Алексей? — спросил он тихо.

Я сел на лавке. В комнате никого не было. Староста и его семья, очевидно, были где-то на улице.

— Как… как вы меня нашли? — это был единственный вопрос, который пришёл мне в голову.

Ректор усмехнулся.

— Я не искал вас глазами. Ваш эфирный след… он изменился. Когда вы сбежали, он был как вспышка сверхновой, полный хаоса и гнева. А потом… он стал спокойным. Ровным. Как гладь озера в безветренный день. Я пошёл на этот «сигнал» и нашёл вас здесь.

Он обвёл взглядом простую избу.

— Я думал, вы сбежите в столицу. Или натворите глупостей. А вы… вы просто ели щи и спали на лавке.

Он посмотрел на меня, и в его глазах было нечто, похожее на понимание.

— Кажется, вы нашли свой «якорь» быстрее, чем я предполагал. И он оказался совсем не там, где я искал.

Он протянул мне руку.

— Пора возвращаться, Алексей. Вас ждут.

Я посмотрел на его протянутую руку, но не принял её. Я медленно поднялся с лавки.

— Нет, ректор, — сказал я спокойно, но твёрдо. — Я не могу.

Он удивлённо поднял бровь.

— У меня был план, и я намерен его реализовать. При всём уважении к вам. — Я встретил его взгляд. — Я вернусь в Академию сегодня. К ночи. Можете мне довериться. Я не вру.

Ректор Разумовский смотрел на меня несколько долгих секунд. Он видел, что во мне нет ни гнева, ни бунтарства. Только спокойная, холодная решимость. Он видел перед собой не ученика, а… человека, который принял решение и готов нести за него ответственность.

Он медленно опустил руку.

— Какой план, Алексей? — спросил он. Не как преподаватель, а как… партнёр.

— Я не могу вам сказать свой план, — ответил я, глядя ему в глаза. Я не хотел никому ничего объяснять. Я просто должен был пойти туда. Один. Я сам не до конца понимал, почему. — Прошу, не допрашивайте меня.

Ректор медленно опустил руку. Он смотрел на меня, и на его лице отражалась борьба. Он хотел настоять, приказать, но видел в моих глазах не упрямство, а… необходимость. Что-то, что было сильнее его власти.

— Хорошо, — сказал он наконец, и в его голосе была тяжёлая усталость. — Я не буду тебя допрашивать. Но я не могу просто так тебя отпустить.

Он достал из-за пазухи гладкий камень.

— Возьми это. «Камень связи». Если что-то пойдёт не так… сожми его. Я прибуду в течение пяти секунд. С гвардией.

Он протянул мне камень.

— Я не спрашиваю, куда ты идёшь. Я не спрашиваю, что ты будешь делать. Но я требую, чтобы ты взял это. Это не приказ. Это цена за твою… свободу действий.

— Хорошо, — кивнул я. — Я благодарен вам. Вы, кажется, совсем неплохой человек.

Я шагнул к нему и взял из его руки гладкий, тяжёлый камень. В тот момент, как мои пальцы сомкнулись на нём, я уже действовал.

Я не стал прощаться. Не стал ничего объяснять.

Я сосредоточился. Увидел Сеть. Нашёл точку здесь, в избе. Нашёл точку там, на кладбище, у входа в усыпальницу Шуйских.

Одновременно с этим я начал плести заклинание из книги. «Пространственный камуфляж». Я чувствовал, как пространство вокруг меня начинает искажаться, как свет огибает моё тело.

А затем, прямо на глазах у ошеломлённого ректора, я сделал шаг.

Хлоп.

Запах дыма и дерева сменился запахом тлена и сырой земли. Тепло избы — ночной прохладой.

Я стоял на кладбище. Абсолютно невидимый.

Мой «прыжок» и плетение невидимости сработали идеально, как единый, отточенный механизм. Я не чувствовал ни головокружения, ни напряжения.