Железный Ворон 2

— Это — кристалл солярного кварца, — пояснил он. — Он излучает чистую энергию Жизни. А это, — он показал на иглу, — просто проводник.

Он вернулся ко мне.

— Сейчас я буду вводить энергию Жизни прямо в эти тёмные каналы. Она будет выжигать некротическую скверну. Ощущения будут… не из приятных. Словно тебе в вены заливают раскалённое золото. Терпи. Главное — не дёргайся.

Он зажёг на кончике своего пальца маленький зелёный огонёк — обезболивающее плетение — и коснулся им моего плеча. Я почувствовал, как рука начинает неметь.

А затем он взял серебряную иглу, прикоснулся ей к солнечному кристаллу, и игла сама загорелась золотым светом. Он поднёс её к самой тёмной вене на моём запястье.

— Лекарь, — сказал я, глядя, как игла в его руках начинает светиться. — Прежде чем вы начнёте… скажите мне честно. Что говорят обо мне сейчас? За моей спиной? Говорите как есть.

Степан Игнатьевич на мгновение замер с иглой наготове. Он поднял на меня свои уставшие глаза.

— Вы уверены, что хотите это знать? Сейчас?

Я молча кивнул.

Он вздохнул.

— Хорошо. Вы хотели правды.

Он отложил иглу.

— Слухи… они как пожар в сухом лесу. После вашего «выступления» на «Боевых Трансформациях» и урока рунологии… мнения разделились.

Он загнул палец.

— Одни, в основном студенты из младших, неродовитых или обедневших родов, смотрят на вас с… благоговением. Вы для них — герой. Тот, кто посмел бросить вызов системе. Тот, кто унизил Голицына. Они шепчутся о вас по углам и готовы следовать за вами хоть в огонь, хоть в воду.

Он загнул второй палец.

— Другие… аристократия, «золотая молодёжь»… они вас ненавидят. И боятся. Вы для них — выскочка, безумец, который нарушает все правила. Они считают вас опасным и непредсказуемым. Они ждут, когда вы оступитесь, чтобы разорвать вас на части. Род Голицыных и их союзники уже плетут интриги.

Он посмотрел на меня очень серьёзно.

— А преподаватели… они в растерянности. Они не знают, кто вы. Гений? Сумасшедший? Ходячая аномалия? Они боятся вас учить. И боятся вам перечить.

Он закончил.

— Вот что о вас говорят, Алексей. Вы больше не просто студент. Вы — символ. Для одних — надежды. для других — хаоса. И вам придётся с этим жить.

Он снова взял иглу.

— А теперь… вы всё ещё готовы?

— А что я просто человек, — никто такой вариант не рассматривает?

Я улыбнулся. Без горечи. Просто констатируя абсурдность ситуации.

Лекарь Матвеев посмотрел на меня, и в его глазах промелькнула тень такой же усталой улыбки.

— В этом месте, княжич, «просто людей» не бывает. Здесь все — символы, активы и фигуры на доске.

— Тогда давайте, — кивнул я. — Пора чинить фигуру.

— Терпите.

Это было последнее, что он сказал.

И он вонзил иглу.

Боль.

Она была не похожа ни на что, что я испытывал раньше. Его слова про «раскалённое золото» были бледным подобием. Это была агония. Чистая, концентрированная. Словно по моим венам пустили поток жидкого солнца, который с шипением выжигал тьму.

Я вцепился в подлокотники кресла так, что побелели костяшки. Скрипнул зубами до хруста. Моё лицо исказилось от боли.

Но я не закричал.

Я просто сидел и терпел, глядя, как золотой свет медленно, мучительно, миллиметр за миллиметром, ползёт по моей руке, пожирая чёрные вены проклятия. Я чувствовал, как две противоборствующие силы — Жизнь и Смерть — сошлись в битве прямо в моих сосудах.

Это длилось, казалось, вечность.

Когда он наконец вытащил иглу, я был мокрый от пота, меня трясло, а перед глазами всё плыло.

— Всё, — сказал Степан Игнатьевич. Его голос звучал устало. Эта процедура отняла и у него много сил.

Я посмотрел на свою руку.

Чёрных вен больше не было. Кожа была чистой, но на ней, как призрачный узор, остались тонкие, едва заметные золотистые линии. Они слабо светились изнутри, а затем медленно погасли.

— Они… исчезнут со временем, — пояснил лекарь. — След от битвы энергий. Но проклятие снято. Рука будет болеть ещё пару дней, но она живая.

Он убрал свои инструменты.

— Вы… вы молодец, Алексей, — сказал он с нескрываемым уважением. — Я видел, как взрослые гвардейцы теряли сознание от этой процедуры. А вы… вы даже не пикнули.

Я попытался улыбнуться, но получилась только гримаса.

— У меня… — я с трудом выговорил, — … хороший… болевой порог.

Я сидел в кресле, совершенно выжатый, но… очищенный. И не только от проклятия.

Глава 13

Обратный путь до Башни я помнил смутно. Я шёл на автопилоте… Моя правая рука горела тупой, ноющей болью, а в голове была звенящая пустота.

Я добрался до своих апартаментов, открыл дверь и, не раздеваясь, не умываясь, не думая ни о чём, просто рухнул на кровать.

Я был вымотан до предела. Это был слишком долгий, слишком тяжёлый день. Допрос отца, откровения о моём даре, побег, деревня, возвращение, тяжёлый разговор с друзьями, жестокая правда о Голицыных, визит к лекарю, адская боль…

Мир вокруг перестал существовать. Я провалился в глубокий, тяжёлый сон, похожий на небытие.

Я проснулся от тихого стука.

Солнце, льющееся из-за купола-сада, стояло уже высоко. Я проспал всю ночь.

Стук повторился. Более настойчивый.

Я с трудом сел на кровати. Тело ломило. Рука всё ещё болела.

— Войдите, — прохрипел я.

Дверь открылась, и в комнату заглянула Лина. Вид у неё был встревоженный.

— Алексей? Ты в порядке? Мы уже начали волноваться.