Жемчужинка для Мажора

Я хочу возвращаться домой — вот о чём я думаю последнюю неделю… А ещё о том, что ни за что не откажусь от этого всего по своей воле. Ни. За. Что. Не после того, как вкусил свой личный «запретный плод».

— Я… — В сознание вторгается тоненький голосок Жемчужинки. Заставляет замереть в ожидании и едва дышать. — Я не знаю, что сказать…

Внутри всё обрывается и падает куда-то в бездну. Вниз. В бесконечность. Грудь стягивают незнакомые доселе эмоции — неприятные и в какой-то степени даже болезненные.

Во рту ставится сухо, поэтому я рефлекторно сглатываю вязкую слюну, прежде чем выдавить:

— Почему?

Я, мать его, знаю почему. Не тупой. Но язык меня не слушается. Я будто растерял сто IQ где-то по дороге домой и со мной остались жалкие двадцать или сорок единиц от основного коэффициента.

Арина опускает взгляд вниз, разрывая зрительный контакт. Но не отстраняется. Её ладошки лежат на моей груди, согревая надеждой на то, что ещё не всё потеряно.

— Ты всегда издевался надо мной. — Говорит она на грани слышимости. Мне приходится напрягать слух, чтобы что-то разобрать. — Все эти годы ты высмеивал меня, демонстрировал презрение и ненависть, как минимум. Как я могу тебе сейчас поверить? — Её голос срывается на хрип.

Скворцова резко вскидывает голову, в её глазах застыли слезы. Они блестят, словно жемчуг на дне кристально чистого озера, как написали бы в её любимых книжках. Она поджимает губы, которые подрагивают, чтобы не расплакаться. Смотрит на меня испытующе. С болью на дне этих завораживающих глаз.

И я вдруг понимаю — она не меньше меня боится и переживает. Вон, как сжала кулачки, в ожидании моего ответа.

— Арина, это не шутка. — Со всей серьёзностью заявляю я и притягиваю девушку к себе. — Я не издеваюсь. Не прикалываюсь. Я люблю тебя! — Повторяю в третий раз. Для убедительности.

Между нами одно лишь полотенце. Легкое движение — и оно спадёт. Но меня это абсолютно не волнует. Впервые мной управляет не та голова, что снизу. Всё, чего я так сильно сейчас жажду — услышать искренний ответ. Узнать, что Жемчужинка чувствует ко мне на самом деле.

— Глеб… — С пухлых губ срывается моё имя. Так интимно и нежно, что меня прошибает. В груди загорается пламя. Оно несёт по венам дозу гормонов, которые моментально достигают штанов.

Наверное, я погорячился, когда сказал, что без нижней головы тут обошлось… Но это второстепенное!

— Можешь не отвечать сейчас. — Позволяю себе кривую улыбку. — Я докажу тебе, что серьёзен. Настолько, что ты даже представить себе не можешь. — Неосознанно вцепляюсь ладонями в осиную талию. И склоняюсь ближе к губам девчонки. — Пока ответь лишь на один вопрос: ты станешь моей девушкой?

Минутная заминка стоит мне парочки седых волос в мои девятнадцать.

Треш. Любовь — непростая штука, однако.

— Да, — наконец кивает Арина.

Я вскидываю брови от неожиданности, потому что до последнего готовил себя к жёсткому и категоричному «нет».

— Да? — Переспрашиваю. Нервный смешок, сопровождающий вопрос, заставляет Жемчужинку робко улыбнуться в ответ.

— Да. — Увереннее отвечает она.

От восторга, что топит грудь, поднимаю её над полом и кружу.

Да! Я это сделал! Как же я счастлив! Жемчужинка моя! Наконец-то…

— А говорила, что ни за что на свете, — ворчу, как только ставлю девушку на ноги.

Она уже хихикает вовсю, прикрывая рот ладошкой. Вторая рука Скворцовой занята тем, что крепко накрепко вцепилась в края полотенца, чтобы оно не разошлось и не открыло её прелести на мою радость.

Жаль… С её скромностью придётся поработать. Но это греет душу — у Арины никого не было. Поведение девственницы на лицо.

— Ни за что на свете, — растягивает губы в лукавой усмешке. — Ты тоже много чего говорил. Припомнить?

— Женщины… — Закатываю глаза. — И всё вам надо помнить.

— То, что мы с тобой теперь, — щечки девчонки краснеют и она отводит глаза в сторону, — встречаемся, не значит, что я забыла про «зачётные сиськи» и всё остальное. — Под конец фразы седовласка сощуривается и одаривает меня мстительным взглядом.

— Готов искупить любую вину, — двигаю бровями. — Только давай так, что нам обоим было приятно и в удовольствие?

— Глеб! — Вопит Арина и выскальзывает из моих объятий. — Пошляк! — Шутливо ударяет меня по плечу и уворачивается от загребущих лап, которые я тяну к ней. — Я переодеваться, не смей входить! — Грозит мне указательным пальцем, прежде чем пулей скрыться в гостевой комнате и демонстративно щёлкнуть дверным замком.

Я недовольно поджимаю губы, глядя на деревянную межкомнатную преграду между мной и желанным объектом.

И что мне теперь делать со стояком? Зараза… Нужно срочно заняться переселением Арины из гостевой комнаты в мою!

Поправив штаны в области паха, глухо рычу и скрываюсь на кухне.

Хотя бы поем…

***

— Для октября сегодня на редкость погожий денёк.

Соколовский щурится от яркого солнечного света, заливающего поляну, на которой мы расположились. Выставляет руку перед собой, закрываясь от солнца, чтобы посмотреть на меня.

— Погожий? — Фыркаю я, смеясь. — Где только таких словечек понабрался?

— Скучно было, пока ты дрыхла вчера вечером, ну я и одолжил один из твоих любовных романов, полистал. Впечатлился. — Многозначительно вскидывает брови, придуряясь. — Вот там и был «погожий» денёк. Правда, в перерывах между «ох» и «ах», — стонет мажор.

— Эй! — Бью его ладошкой по груди. — Кто тебе разрешал копаться в моих вещах? — Краснею, потому что не успела спрятать парочку романов восемнадцать плюс, и именно в этот вечер у Соколовского внезапно проснулась жажда чтения!

— Всё твоё — моё. — Хитро сузив глаза, Глеб подаётся вперёд и устраивает свою голову у меня на коленях. — Ты же теперь моя девушка. Официально. Да и мне всё понравилось. Теперь я понимаю, почему ты так сильно любишь читать любовные романы.

— Неправда! — Восклицаю я, пытаясь скинуть чёрную макушку со своих колен. — Там есть сюжет!

— Ну, да, конечно. Я заметил, — язвит парень, ловко уворачиваясь от моих рук. — Дракон похищает попаданку, приходит в себя лишь в пещере, голый после оборота и со стояк…

— Глеб! — Визжу я и зажмуриваюсь, не зная, куда себя деть.

Уши пылают. Мне так стыдно, что словами не передать. Я покупала эту книгу из-за аннотации, а там ни слова об этом не было! Но Соколовскому ведь фиг докажешь!