Жемчужинка для Мажора
Шрифт:
— Да ладно-ладно, седовласка, успокойся, я ведь просто шучу, — тон брюнета становится нежным и ласковым. Непривычным. Я робко приоткрываю глаза, чтобы увидеть бесконечную теплоту в янтарной радужке. — Что ж ты у меня такая…
— Какая?
— Любимая! — Рычит Глеб. Коварно ухмыльнувшись, он приподнимается, замирае в нескольких сантиметрах у моего лица и намеренно тянет с поцелуем. Вместо этого блуждающим взглядом изучает моё лицо. — Какая же ты у меня красавица, Жемчужинка. — Шепчет парень.
Я всё никак не привыкну к такому Соколовскому. Особенно к тому, что он так открыто
Как сейчас.
Мы сорок минут только добирались до парка-заповедника на другом конце города. Потом пока расстелили клетчатый плед для пикника, пока разложили еду, пока обсудили природу и чистый воздух, которого нет в душном центре. И вот, пожалуйста, Глеб снова ластится, как кот.
Не то, что бы я жалуясь, просто… Это ведь Соколовский!
Наверное, пройдёт немало времени, прежде чем я привыкну к такому его поведению и… нашим взаимным чувствам.
— О чём думаешь? — Прикрыв веки, рокочет брюнет. Его пальцы бессознательно поглаживают мою спину, заставляя покрыться мурашками.
— О том, что привыкла к тебе другому…
— Язвительному, омерзительному и злому? — Уточняет Глеб, ведя ладонью вверх по позвоночнику и зарываясь в мои волосы на затылке.
Это отвлекает, заставляет закатить глаза от удовольствия и расслабиться, поэтому я не сразу отвечаю.
— Наверное, — выдыхаю я, кайфуя от лёгкого массажа затылка.
— Наверное? — Хмыкает парень и немного отстраняется, чтобы я смогла вдохнуть желанный кислород.
— Просто… Теперь я так не думаю. Если проанализировать твоё поведение с точки зрения того, что я знаю сейчас…
— Так, стоп, — Глеб отстраняется от меня, вскидывая руки перед собой. — Давай, без вот этого психоанализа. — Морщится он и отворачивается в сторону. — Вся романтика коту под хвост.
— Под хвост коту она ушла ещё в тот момент, как ты напомнил мне про злого, омерзительного и…
— Да понял я, понял. Ладушки. Не хочешь целоваться сейчас — захочешь потом.
Кажется, мажор умеет обижаться.
От этой мысли хочется расхохотаться, но я прикусываю щёку изнутри, сдерживаясь.
Какое-то время мы сидим и молча жуём тосты, приготовленные нами накануне. Я наслаждаюсь тёплым осенним ветерком и красно-жёлтыми листьями, которые он срывает с веток. Они парят в причудливом танце и, в конце концов, оседают на поляну.
Людей в парке много, но из-за обширной территории заповедника, никто друг другу не мешает. А шанс столкнуться с другими группками, так же, как и мы, пришедшими на пикник, — минимальный. Поэтому тишина радует, можно спокойно насладиться всеми прелестями отдыха на природе.
Соколовский настаивал на дорогущем ресторане или ужине на крыше при свечах в компании нанятых музыкантов, но я победила. Весь этот лоск, вся эта ширма для богачей, не для меня. Я скорее буду дёргаться и напрягаться весь вечер, чем действительно наслаждаться.
— Твой отец, он..? — Я смотрю на Соколовского, впервые решаясь заглянуть в его душу.
— Я ему не нужен. — Парень дёргает щекой, устраивается поудобнее, и обхватывает руками колени, глядя при этом
вдаль, на речку. — Он с детства откупается от меня дорогими подарками и исполняет любые прихоти, лишь бы не видеть меня. Снисходит до меня только в тех случаях, когда я косячу жёстко.— Это ужасно, Глеб, — не могу сдержать потрясённого возгласа. И лишь после взгляда, который он меня награждает, понимаю, что ляпнула лишнего.
— Кто бы говорил. У самой предки не айс. — Беззлобно бросает брюнет, искривляя губы в горькой усмешке.
— Да-а, не повезло нам с родителями, — тяну, стараясь скрыть печаль в голосе и то, что горло перехватывает неприятным спазмом. — А мама?
— Нет её. Просто нет. По крайней мере, для меня. — Резко отвечает Соколовский, и я начинаю жалеть, что вообще подняла эту тему.
— Прости, хотела узнать тебя получше. Если не хочешь, не рассказывай. — Скрыть грусть во взгляде не получается, поэтому я рада тому, что мажор на меня не смотрит.
Глеб вздыхает. Срывает травинку, растущую неподалёку, и кладёт её между зубами, прикусывая. После чего откидывается назад и ложится на спину, убрав руки за голову.
— Прогресс, Жемчужинка. Уже пытаешься заглянуть в мой личный омут с демонами. Не страшно? — Зловеще улыбается парень.
— Страшно, — честно признаюсь. — Но попробовать стоило. Я хочу знать, с кем имею дело, прежде чем вляпаюсь по уши.
— То есть, иными словами, я для тебя — не окончательный вариант? — Я не могу прочитать эмоции, скрытые на дне медовых глаз, поэтому просто пожимаю плечами.
— Жизнь — штука непредсказуемая. Я в этом лишний раз убедилась, когда родная мать выгнала меня из дома и сказала, что знать не желает, а мажор, который меня ненавидел, спас, дал крышу над головой и признался в любви.
На этот раз улыбка Глеба веет теплотой. Мрачные тени исчезли с его лица. Он вновь был собой.
— Вот уж точно. — Широко улыбается брюнет, искоса глядя на меня и пожёвывая травинку.
Вечереет. Становится немного прохладно, поэтому я выуживаю два пледа из вязаной корзинки и протягиваю один из них Соколовскому.
— Держи.
— Я хочу с тобой. — Глеб недовольно поджимает губы, выбрасывает пожёванную травинку, и кидает протянутый ему плед на мои ноги, укрывая их. — Злая ты, седовласка. И жадная. — Подытоживает он, заставляя меня расхохотаться.
— Уйдёшь от меня? — Бросаю провокационную шутку, а сама замираю в ожидании ответа.
— Чёрта с два ты от меня так просто отделаешься, Арина! Я не для этого столько мучился. Поэтому, двигайся! Пледа хватит на двоих.
С этими словами Соколовский нагло притискивается к моему боку, а я и не против. Правда, ему об этом пока знать не обязательно. С ним теплее и приятнее. Даже просто голову на плечо ему положить — и уже становится так хорошо и спокойно на душе.
— Ты разбираешься в созвездиях? — Дыхание мажора опаляет щёку. Я не поворачиваюсь, потому что сердце сладко замирает от нашей близости. Если повернусь — не смогу удержаться и сама его поцелую.
Видимо, начинаю потихоньку привыкать к его присутствию в моей жизни и постоянному нарушению личных границ. Начинаю привыкать к мысли, что я больше не одна в этом мире.