Жемчужница
Шрифт:
Подумать ему действительно стоило. И о многом.
Потому что, видимо, Алана тоже испытывала к нему симпатию? Она же касалась его ног и позволяла прикоснуться к себе, хотя никто больше не смел этого сделать — русалка чётко обозначила позицию ещё в самом начале путешествия, когда полоснула плавником Неа по щеке.
Но как так вышло, что именно Тики удосужился получить эту несомненно прекрасную привилегию? Тот, из-за кого она потеряла плавники и уже никогда не сможет как нормальная сирена вернуться в океан? Дракон всех сожри, это же Микк во всем виноват! Во всем! А эта
Почему она вообще могла влюбиться в него? Почему вообще могла желать этих касаний, будучи уверенной, что Тики ничего не знает? Неужели просто наслаждалась необычными ощущениями, используя для этого Микка, мол, всё равно он во всем виноват?
…ну что за идиотские мысли.
Алана не настолько распутна и тщеславна, чтобы вести себя так. Возможно, Тики был слишком нежен к ней, а она восприняла это за… за что?
Он любил её, о небо.
И русалка, как видится, тоже его любила.
Мужчина длинно простонал, протирая лицо ладонями, надеясь снять с себя вуаль усталости и непонимания.
Может быть, лучше всего — поговорить с самой девушкой?
Но сначала надо пройтись. Тики вдохнул и выдохнул, стараясь выровнять сбившееся сердцебиение, и пошел медленнее, сворачивая снова на улицу, по которой они гуляли сегодня, и спускаясь к реке. Близость воды всегда позволяла ему успокоиться и разобраться в себе хоть немного, поэтому он сюда и пришел.
В траве трещали сверчки и то и дело заметно было как ползают маленькие цветные ящерки.
Мужчина сел, скрестив ноги, и потер руками лицо.
Если Алана была влюблена в него, то… почему она не сказала? Неужели потому же, почему молчал и сам Тики? И стоит ли действительно говорить с ней, или лучше оставить все так, как есть?
Но если оставить как есть — правильно ли он поступит? Ведь Алана… она же явно не просто так интересовалась прикосновениями, верно? Она же наблюдала, изучала — он это видел. И она… неужели хотела так прикоснуться к нему?..
Мужчина вздохнул (какой уже это был вздох по счету, и когда он настолько часто стал вздыхать по женщинам, о ветер и море?) и устремил взгляд на бегущую воду.
Это было совершенно невероятно, вот дракон! Как он мог так вляпаться в это приключение, а?
Микк вскочил, не усидев на месте больше десяти минут, и заходил на месте.
Наверное, надо было вернуться… Он ведь ушел уже довольно поздно, и сейчас уже солнце почти зашло. Все будут… волноваться.
И Алана… она тоже будет волноваться, не так ли?
Тики устало выдохнул, всё же направляясь к таверне и испытывая странное желание не появляться там как можно дольше, и через несколько минут блужданий и оттягивания момента встречи с компанией остановился перед деревянной дверью.
Хотелось спросить совета у Маны (и потребовать объяснения, почему он ничего не сказал, хотя явно всё знал), но тот не выходил из комнаты сегодня весь день, а потому тревожить и волновать его не хотелось — очевидно, предаётся самобичеванию и размышляет над тем, что делать с Неа дальше. Тики не горел желанием
помогать ему в этом непростом деле — у него и своих проблем оказалось достаточно. Хотя можно ли было назвать проблемой чувства русалки, в которую мужчина и сам был влюблён?О дракон, когда всё стало таким сложным?
В таверне было шумно: вечером людей всегда было больше, они веселились и распивали вино, дочери хозяйки бегали по залу с блюдами, а Алана с Изу и Неа обнаружились в самом дальнем углу, что было для брата удивительно, потому что тот никогда не любил прятаться от публики.
Но когда Тики подошёл к ним ближе, все стало ясно: Алана вырисовывала на столешнице водяные замки, скорее всего, показывая заинтересованно приоткрывшему рот Изу дома, которые строятся у морского народа. В Империи никто не мог использовать водную магию, а потому сразу становилось понятно, что если девушка на это способна, то она была русалкой.
— Тики, — обрадованно воскликнула Алана, когда мужчина присел рядом с ней уже скорее по привычке, чем по собственному разумению, — ты вернулся, — счастливо улыбнулась она и уже порывалась коснуться его, как вдруг замерла, на мгновение непонимающе помрачнев, и вернулась к творению волшебства. — А я тут рассказываю про столицу нашего царства, — девушка хохотнула, и Микк неохотно перевёл взгляд с её нежной шеи на стол, где была изображена огромная скала с выдолбленными внутри коридорами, площадями, статуями и домами.
Мужчина натянуто улыбнулся и кивнул в знак того, что понял.
— Это царский дворец? — спросил он, показывая взглядом на рисунок на столешнице, и девушка кивнула в ответ, отвечая ему такой же натянутой улыбкой.
Наверное, ее беспокоило то, что с его душой происходило что-то? Что, интересно?
Алана продолжила свой рассказ, заметно поникнув и как будто даже растеряв всю охоту, но все равно не замолкая, и заговорила про подводных мастеров по камню. По ее словам, многие из них были способны вырубать не только портреты или пейзажи, но даже целые истории.
— Сейчас у нас уже нет книг, потому что в воде это все, естественно, не приживается — размокнет ведь, а на суше мы бываем очень редко, поэтому используем очень тонкие пласты камня, — ее голос лился, лился подобно быстрой реке, и Тики ощущал себя почти что счастливым рядом с ней.
С одним только «но» — он совершенно не предоставлял, как ему заговорить теперь с девушкой. Даже не о том, что его волнует — заговорить вообще, на любую тему. Язык не ворочался во рту, как будто распухнув, а мысли были такие медленные и неповоротливые, что страшно.
Как он хотел сказать ей? А что — услышать от нее?
Тики вслушивался в размеренный тон голоса русалки и всеми силами старался ее не касаться лишний раз, потому что после слов Лави ему казалось — еще немного, и он взорвется.
Может, действительно предложить ей остаться с Маной и Неа, а самому забрать Изу и рвануть вперед? Отчитаться старику, что русалка едет к нему со всеми почестями, получить какое-нибудь новое дело и забыть обо всем этом как о сне. Как о прекрасном сне из тех, что снятся перед рассветом.