Жемчужница
Шрифт:
— Конечно! — уверено воскликнула девушка, подходя к заинтересованно поднявшему бровь Вайзли и помогая ему встать. — Большую часть — уж точно, — со смешком добавила она, подмигнув тут же рассмеявшемуся юноше, и потянула его к выходу, по пути захватив шкатулку и заключив её в пузырь, чтобы было легче нести (жаль, что Тима, который частенько исполнял роль сумки, сейчас рядом не было — тот любил устраивать гнездо из волос Изу и редко теперь вообще отлетал от него). — Давай я провожу тебя в твою комнату, — предложила Алана, одновременно не желая прекращать общения с таким замечательным собеседником и переживая за его здоровье — юноша уже шмыгал носом, явно умудрившись
Вайзли криво усмехнулся, никак не комментируя её предложение, но отказываться от протянутой руки не стал.
Они говорили ещё о различных вещах, начиная сверхактивной Роад, которая сегодня с утра прибежала девушке в спальню и от которой Алана в итоге и сбежала, и заканчивая теоретическим количеством подколок, необходимого для того, чтобы вывести из себя вечно спокойного Ману, — а потому совершенно не заметили Тики, который вышел им навстречу в одном из коридоров.
Зато вот мужчина их заметил. И не только заметил.
— Какая прелесть, — он скрестил руки на груди и с шутливой усталостью вздохнул. — Я уже готов полдворца поставить на уши, потому что эти двое исчезли, а они… — тут, однако, Микк замолчал и вдруг подозрительно сдвинул брови. — А что это вы делаете тут вместе?
Алана уже хотела хохотнуть и отпустить какую-нибудь шпильку, чтобы спасти себя от вопросов о шкатулке (про которую ей, судя по взгляду мужчины, все равно придется что-нибудь рассказать), но Вайзли… ох, Вайзли опередил ее.
Причем, сделано это было чрезвычайно своеобразно.
— Расслабься, братец, — как ни в чем не бывало посоветовал он Тики и, отпустив руку девушки, шагнул к нему, тут же уцепляясь за его плечо и наваливаясь сверху (Алана прикусила изнутри щеку и подумала, что, может, уж Вайзли-то Миранда сможет помочь, когда у нее будет возможность приплыть). — Расслабься, я сказал, — между тем пропел уже мужчине в самое ухо юноша — и вдруг заметил: — Я в ее племянника влюблен, так что ни на что не претендую.
Однако это заявление мужчину абсолютно не успокоило. Лицо его ошеломленно вытянулось, глаза расшились… И Алана не удержалась от короткого смешка, тут же неудачно спрятанного за кашлем.
— Что-о-о-о-о-о? — опасно повысившимся голосом протянул Микк и вперил в младшего брата длинный многообещающий взгляд. Однако Вайзли ни на секунду не спасовал — он только сильнее навалился на Тики своим весом и, поморщившись то ли от ненависти к собственной слабости, то ли от сверхопеки брата, припечатал:
— Не лезь в это, ясно? И вообще молчи, даже знать не хочу твоего мнения на этот счет. Я сам.
— Ты сам, — со вздохом повторил за ним мужчина и сокрушенно взъерошил себе челку свободной рукой. — Ну да, хорошо. Конечно.
Вайзли закатил глаза, а Алана, рассмеявшись, подскочила к ним и стукнула явно расстроившегося Тики в плечо.
— Что, старшего братика ни во что больше не ставят? — жалостливо поинтересовалась она, задорно стреляя взглядом на хохотнувшего юношу, и Микк тяжело вздохнул, очевидно не ведясь на подколки, хотя иногда Алане ужасно хотелось, чтобы тот всё-таки изредка как-нибудь реагировал на её попытки получить чуть больше внимания, чем остальные.
Мужчина лишь в ответ потрепал девушку по волосам, на что она, чувствуя себя послушным дельфином, незамедлительно отреагировала — потянулась вслед за рукой, выпрашивая чуть больше ласки, и смущённо разулыбалась, когда Тики всё же притянул её к себе и быстро чмокнул в уголок губ прямо на глазах заинтересованно рассматривающего
их Вайзли.— Старшего братика теперь вообще ни во что не ставят, — запричитал он, закатив глаза, и покачал головой. — Я сам, я сама… — забубнил мужчина себе под нос под смешки Аланы и юноши и устало вздохнул, взглянув на них. — Отлично. Ладно, пошли, «я сам», до комнаты тебя доведу, — проворчал Тики, двинувшись по коридору, и девушка метнулась за ним, желая не только как можно дольше не возвращаться в свою просторную одинокую спальню, но ещё и понежиться в объятиях Микка перед сном.
Мужчина, на которого слишком много свалилось в последнее время (начиная внезапным длинным сном Аланы и заканчивая скорым приплытием Мариана), позволит же ей немного понежиться в своих руках, да? Она метнула взгляд на всё ещё нарочито сердитого Тики, бубнящего что-то про слишком быстро вырастающих младших, и растерянно подтянула к себе пузырь, как вдруг мужчина, слегка обернувшись к ней, мягко улыбнулся и крепко сжал пальцами её ладонь.
Могло ли это значить, что и сам Микк, уставший за несколько дней так, что еле переставлял ноги, тоже желал понежиться в её объятиях?
И если это было так, то как Алана вообще смела отказать ему, не правда ли?
Она мягко рассмеялась, улавливая непонимающе-любопытный взгляд Вайзли, и задорно показала ему язык, думая о том, как через несколько минут наконец обнимет Тики так крепко, что тот со смехом зажалуется на то, что кое-кто сейчас сломает ему кости.
И когда через несколько минут произошло именно это, Алана ощутила, как сердце, бьющееся быстро-быстро, готово выпрыгнуть из груди от счастья.
========== Четвертый прилив ==========
Мана волновался. Можно даже сказать, мандражировал. Правда, как всегда и обычно бывало, эти волнение и мандраж пришли к нему слишком поздно, а потому на побег времени уже ни капельки не осталось. Да и не мог парень бросить родных, план которых зависел от его внешности.
Ох, подумать только. Скажи кто Мане полгода назад, что кого-то может зацепить его внешность, он бы посмеялся глупцу в лицо. А теперь этот факт оказался не только фактом, но еще и вышел ему боком.
Мана шел галереей, огромные стрельчатые окна которой выходили на побережье, и старался держать спину как можно ровнее, как будто кто-то оттуда, с моря, уже следил за ним и ждал его появления у ворот.
Когда-то давно, четыреста с лишним лет назад, когда дворец только отстроили — а строили его на побережье специально для того, чтобы сиренам легче было попадать через него в столицу Поднебесной — эту галерею сделали входом. Конечно, главный вход был другим. Но эта галерея, она была не просто еще одним способом проникнуть в помещение, этакой запасной задней дверью — нет. Вскоре после гибели Дориана длинное помещение заполонили картины — изображения морских царевен и только-только родившейся императорской четы. А после смерти Элайзы здесь повесили ее огромный портрет и больше никогда не открывали окон.
Однако это не было истинным предназначением галереи. На самом деле она выводила идущего к воротам, за которыми бушевало море. Именно через эти ворота всегда приходили во дворец русалки и тритоны.
И именно сегодня в эти ворота, с трудом открытые впервые за последние четыре сотни лет, должны были войти.
И именно Мана обязался встречать гостей.
Кому вообще пришла в голову эта идиотская мысль отправить встречать этих гостей именно Ману? Ману, который был трусом и стрясся сейчас так, что почти что падал на пол при каждом шаге.