Жена Кукловода
Шрифт:
Руслан смотрел на нее, не отрываясь, недоумевал, не понимал, надеялся и не верил.
– Нет, - наконец произнес он осторожно, будто боялся спугнуть ее решение, - ты же не хочешь сказать, что я и Анна…
Повисла пауза. Они смотрели друг на друга, и каждый из них не хотел быть первым, кто произнесет вслух эти слова.
Людмиле показалось, что остановилось время. Перестали тикать часы в гостиной, перестало биться ее сердце. Мелькнула мысль – это было бы просто замечательно. Перестать существовать. Избавится от этой боли, растворится в безразличном, бездушном тумане, стать ничем. И тут же привычно одернула
Вдохнула полную грудь воздуха, будто собралась нырять в холодную воду.
– Ты можешь играть с Анной. Если конечно она согласится, – закончила Людмила и сжалась, ожидая боли. Но боль не пришла. Серый, липкий туман безразличия затопил ее душу окончательно.
– Но ты… - Руслан все еще не верил. – Тебе же больно…
– Мне не больно, - ответила Людмила тихо.
И добавила еще тише:
– Уже не больно.
Снова повисла тишина.
Где-то в самом далеком уголочке сердца, там, где еще жила наивная юная Мари, влюбленная в своего сказочного Принца, она надеялась, что он скажет «нет». Но эта надежда была такой слабой, такой хрупкой…
Людмила вслушивалась в тишину, и сквозь нее все явственнее проступал тоненький и едва уловимый хрустальный звук… Это замерзала, прорастала острыми иглами, превращалась в лед, та самая, последняя надежда.
Руслан молча подошел к ней сзади и обнял за плечи. Людмила не сопротивлялась, безвольно отдаваясь его рукам. Он взял ее раскрытую ладонь и прижался к ней губами. Она впервые не почувствовала ничего.
Позвонить Анне Людмила решила сама.
– Если это будешь ты - выйдет двусмысленность. Словно у нее нет выбора, – заявила она Руслану спокойно и решительно.
– Ну я хотя бы съезжу …
– Нет, – твердо ответила Людмила. – Не смей на нее давить!
Анна не взяла трубку. «Видит мой номер и специально не отвечает, - подумала Людмила.
– Дай свой телефон, - потребовала она у Руслана.
Он нахмурился, но спорить не стал.
В телефоне Руслана Анна значилась под своей фамилией Черкасская. Людмила нажала вызов. Ровно три гудка…
– Слушаю.
«Она не назвала его «Господин», - подумалось Людмиле.
– Анечка, это Людмила. Хотим пригласить тебя к себе. Есть разговор. Приедешь?
В динамике повисло напряженное молчание, только еле слышно потрескивали помехи.
– О чем?
Людмила ответила не сразу, тщательно подбирая слова.
– О тебе, обо мне. О Руслане. О нас.
Снова молчание. Секунда, две, три, пять, тик-так, тик-так…
– Хорошо. Я приеду.
Через два часа Людмила смотрела, как Анна сидит на самом краешке кресла, напряженная, будто струна, не поднимает глаз и нервно теребит шарфик – розовый в голубую полоску. Людмила вспомнила, что этот шарфик они купили год назад вместе, разгуливая по «Пассажу». Как раз после возвращения Анны к Шталю. Они обе тогда были так счастливы, так беззаботны.
Снова будто в сердце воткнули тупую ржавую иголку. Вдох-выдох, вдох-выдох… Боль отступила.
Руслан напряженно молчал, не зная как начать этот странный и тяжелый разговор. Людмила, поняла, что эта честь снова принадлежит ей, тихо и спокойно спросила:
– Давай договоримся сразу: ты ни в чем не виновата. И я тобой горжусь.
Анна
подняла на нее отчаянные, полные слез глаза.– Я не… у нас… ничего не было, - пролепетала она, готовая разрыдаться.
Людмила села с ней рядом и сжала ее руку, гладя другой по плечам.
– Не плачь, пожалуйста, - тихо сказала она, - я знаю. Ты отказалась.
Анна всхлипнула и кивнула.
– Потому что не хотела сделать больно мне?
Опять всхлип и судорожный кивок.
– Спасибо, - сказала Людмила тихо и сжала руку Анны.
Потом встала и отошла к окну, посмотрев выразительно на мужа, давая ему понять, что дальнейшее ее уже не касается.
Руслан присел рядом с девушкой и тихо сказал:
– Если хочешь уйти, я тебя отпущу. Как-нибудь уладим все с Райшнером. А если откажется, наймем адвоката, попытаемся доказать недействительность оговорки. Хочешь?
Людмиле хотелось сесть рядом с Анной, поддержать ее, чтобы услышать: «Да! Конечно хочу!»
Но девушка будто оцепенела, на ее лице вдруг отразился такой ужас, будто ей зачитали смертный приговор.
Она сдернула с шеи шарф, словно он ее душил, и заговорила, быстро, сбивчиво:
– Отпустить?! Прогоняете… Я мешаю, конечно… Ну тогда у меня только один выход…
Всхлипнув, Анна закрыла лицо руками.
У Людмилы снова стало горячо в груди. «Неужели … Анна…у нее есть чувства к Руслану?!»
Она совершенно не ожидала такой реакции девушки. Ей казалось, что Анна тяготится этой оговоркой, навязанным ей договором, мечтает о свободе, о новой, другой жизни без рабства, без приказов и ограничений. Но предложение Руслана повергло ее в такой ужас…
– О чем ты? Какой выход?!
Анна опустила руки на колени, несколько раз судорожно вздохнула. Она немного успокоилась, но все равно выглядела потерянной.
– Не знаю, можно ли меня понять, - сказала она грустно.
– Наверное, нет. Я очень жалею, что не смогла уйти вместе с Мастером. Как-то он назвал себя моим Создателем. Это правда. Я могу дышать только по одной причине. Я исполняю его волю.
Людмила заглянула Анне в глаза. Там была пустота. Безысходная, абсолютная пустота. Будто из этой девушки вынули душу, и осталась пустая оболочка, что продолжает движение по заданной программе.
– Мастер заботится обо мне, даже оттуда. Я должна получить прощение. За то, что не ушла с ним. Что уже посмела ослушаться. Выполняя его волю, я служу ему.
Чужие слова, сказанные безразличным механическим голосом. Страшные слова. Людмила поняла, что Анна ни за что не уйдет. Ни с деньгами, ни без них. Пока не исполнит завещание Шталя полностью.
Робкая надежда, что девушка откажется от игр с Русланом рухнула.
Людмила вдруг поняла до конца, насколько искалечена психика Анны, как глубоко вбито в нее рабское начало. Птица, выросшая в неволе. Отпусти на свободу – и она погибнет.
Вспомнилась вдруг история, прочитанная в сети на одном из тематических ресурсов, когда еще они с Русланом только начинали знакомиться с Игрой. История девушки-рабыни, жившей в лайф-стайл отношениях и умершей от голода, когда ее топ попал в аварию и пролежал в коме больше двух месяцев. Тогда она решила, что это просто небылица. Но в глазах у Анны был настоящий фанатизм. Людмиле стало по-настоящему страшно.