Жена самурая

Наоми закрыла глаза, уговаривая себя поспать. Ей нужен был отдых, но она знала, что едва ли уснет — слишком была взволнована. Слишком громко стучало сердце о грудную клетку, грозясь вот-вот выскочить наружу. Слишком липким был страх, слишком сухим было горло.

Возможно, так действительно будет правильно. Что сегодняшнее утро окажется последним в ее жизни. Когда умерла мама, Наоми будто бы потеряла точку опоры. Именно мама составляла весь ее крохотный мирок в те годы. И когда ее не стало, не стало и его. Наоми потеряла единственного человека, который ее любил, и с тех пор так и не смогла обрести себя.

— Именно, — еле слышно произнесла она в пустоту и тишину комнаты. — Так будет правильно.

Жуткая по своей сути мысль принесла ей неожиданное успокоение. Наоми затихла, выровняв дыхание. Она окончательно смирилась и почти перестала волноваться: думала лишь о том, чтобы не струсить и продержаться хотя бы несколько минут.

Зачем было цепляться за такую никчемную жизнь? Люди не чета ей умирали и за меньшее!

Что ей пытаться спасти? Презираемую участь наложницы? Славу нелюбимой дочери?

Наоми и сама не заметила, как, успокоенная, уснула.

Очнулась она, словно от толчка, с первым рассветным лучом. Она чувствовала себя на удивление отдохнувшей и смотрела вокруг ясными глазами. Поплескав водой из кувшина на лицо и затем подойдя к окну, она по пояс высунулась наружу, наслаждаясь утренней свежестью.

В последний раз.

Легкий ветер приятно ласкал ее лицо, раздувая волосы, и Наоми, зажмурившись, тихонько рассмеялась. В каждом ее движении ощущалась странная легкость: в ее жизни все действительно стало на свои места. Все так, как должно быть.

Наконец-то.

Из потайной ниши она достала длинный узкий сверток и, отбросив материю, долгую секунду любовалась игрой света на полированной до блеска стали. Ее единственное сокровище. Нагината, уставленная ей в подарок монахом, который волей случай забрел в их поместье несколько лет назад.

Наоми заплела волосы в толстую косу, кончик который щекотал поясницу, и, туго перебинтовав грудь, надела длинные штаны с завязками на щиколотках — хакама — и свободный сарафан до колен с начинавшимися от талии разрезами.

Взяв в руки древко нагинаты, Наоми сразу почувствовала себя намного увереннее. Она вышла из комнаты, не оглянувшись, и сбежала по лестнице вниз, на террасу главного дома.

Отец, мачеха, Минамото, слуги, другие Токугава — все ждали ее во дворе. Такеши сидел на ступенях, опираясь подбородком на рукоять катаны. Он поднялся, увидев ее. Задержал взгляд на оружии, и у нее перехватило дыхание: настолько черными, неживыми были его глаза.

Именно такой люди обычно рисуют смерть.

— Я хочу, чтобы ты знала, — сказал он. — Если ты не отступишься сейчас, я буду драться с тобой, как дрался бы с любым мужчиной. Я не стану тебя жалеть.

— И не нужно, — Наоми качнула головой. — Жалость унижает, — она помолчала немного, разглядывая траву под ногами. — И я не отступлюсь.

Не произнеся больше ни слова, Такеши развернулся и пошел в сторону открытого пространства между домом и садом. Собравшиеся люди уже образовали на нем небольшой полукруг, и, вздохнув, Наоми туда ступила.

Минамото не стал долго ждать: налетал на нее после нескольких разминочных выпадов в воздух, и она едва успевала подставлять нагинату под его удары. Но сила последнего была так велика, что Наоми откинуло на три шага назад. Она тотчас вскочила, перекувыркнувшись через спину, и выставила перед собой оружие, наблюдая за действиями Минамото.

Тот широкой дугой начал обходить место их боя, и она вторила ему по-кошачьи грациозными движениями. Наоми не выдержала этого смертоносного танца первой: сделала несколько шагов вперед и выбросила вперед руку, крепко сжимавшую древко нагинаты. Она двигалась быстро, но недостаточно, чтобы пробить защиту Минамото. Он крутанулся на пятках, отбивая ее атаку, и начал наступать сам: укол, подсечка, обманный замах, серия ударов. И вновь укол, подсечка, обманный замах…

Минамото двигался стремительно, и Наоми с трудом уклонялась от его ударов, чувствуя, что он теснит ее к саду, где с легкостью сможет прижать к дереву, и тогда бой для нее закончится. Минамото непрерывно атаковал ее, не позволяя передохнуть и перевести дыхание, откинуть со лба волосы, вытереть катившийся по вискам пот. Он не ведал жалости, его лицо было бесстрастно, а взгляд — непроницаем. Его катана звонко свистела, рассекая воздух, и скрежетала, встречаясь с нагинатой Наоми, и от этого соприкосновения вокруг рассыпались искры.

Сталь билась о сталь.

Минамото наступал на нее, подобный шторму, накатывающему на каменистый берег. Сражаясь, он танцевал опасный, смертельный танец; играючи перебрасывал катану из руки в руку, ни разу не утеряв над ней контроль. Он бил, и его удары почти всегда попадали в цель, и лишь легкость и подвижность позволяла Наоми уклоняться от них или же отражать.

Но как долго это могло продлиться?

Они сблизились на максимально возможное расстояние, и Такеши выставил меч вперед, целясь ей в живот. Она отпрыгнула в сторону и почти перевела дыхание, когда он незаметным движением кисти перевел катану левее и достал ее бок. Наоми вскрикнула, и из раны брызнула на землю кровь.

Кажется, в толпе кто-то ахнул, но она едва слышала. Она зажимала рану окровавленными пальцами, держа нагинату в дрожащей руке.

Начало ее конца было положено.

Наоми заскрежетала зубами, думая, что готова продержаться еще немного. Она перекатилась далеко в сторону и глазами загнанного в ловушку зверя посмотрела на Такеши, тихо шипя от боли.

Минамото остановился впервые с начала боя, внимательно вглядываясь в ее лицо. Пытаясь найти на нем смирение. Готовность сдаться. Но девчонка была упрямее ослицы и лишь удобнее перехватила свое оружие.

Исполнить задуманное становилось все тяжелее. Не может же он в самом деле ее убить! Хотя ярость порой застилала ему глаза, Такеши сохранял внутреннее хладнокровие. Разговор с отцом незадолго до рассвета отрезвил его окончательно.

Он будет биться с Наоми, пока она не попросит пощады. Если он проявит тогда милость, то не вызовет больших подозрений — все поймут, что ему не хочется лишаться новой наложницы.

Но с каждой минутой Такеши сомневался, что девчонка станет его о чем-то просить. Она, похоже, вышла сражаться с ним с целью никогда больше не возвратиться в свою комнату. Вышла с целью умереть.

И за одно это твердолобое упрямство Минамото был готов убить ее.

Воспользовавшись короткой паузой, Наоми восстановила сбившееся после ранения дыхание и бросилась вперед. Он парировал ее атаки с легкой усмешкой превосходства, однако его взгляд оставался сосредоточенным: однажды он уже недооценил эту девчонку, и вот к чему все пришло.

Пот застилал глаза Наоми, но она упрямо твердила себе, что выдержит еще немного. Еще чуть-чуть. Ей будет достаточно задеть Минамото один раз.

Доказать, что она не была такой уж никчемной.