Жертва хищников

Губы покалывало после жёсткого поцелуя. Читт обладал великим даром притяжения. Он умел посмотреть на меня так, что я теряла над собой контроль. Его тело источало секс. Снова метнула косой взгляд на его профиль. Чистейшая, идеально белая кожа, тонкие черты лица и острая линия подбородка. Я не забыла, как касалась этого лица…

Закрыла лицо полотенцем. Я готова была поговорить. И даже сделала для этого вдох, но когда он резко повернул голову, поняла, что Читт совсем не настроен на дружелюбный разговор.

– Зачем ты сюда приехал? – спросила я. – Чтобы поиздеваться надо мной? Или убедиться, что твой план сработал?

– Я должен спрашивать у тебя разрешение для того, чтобы приехать к другу на свадьбу? Не ты ли орала на весь белый свет, что мы в разводе?

– Мне казалось, ты должен избегать встреч со мной.

– Я никому ничего не должен. Если я тебе противен, нечего было похищать.

– Что?! – от возмущения у меня глаза стали как блюдца. Я вскочила на ноги и отшвырнула полотенце в сторону. Знала же, что Читт провоцирует, и велась, как идиотка. – Да что ты себе позволяешь? Сначала являешься сюда, целуешь…

– Тебя по-другому не угомонить. Всегда такая была.

– Ты не имел права! – сжимая кулачки, я старалась быть грозной, но в итоге чувствовала себя беспомощной.

– О, прости, что спугнул твоего кавалера!

– Эй, мы в разводе! С кем мне встречаться, теперь не твоё дело!

Читт уставился на меня неподвижным взглядом.

– Похоже, мне следовало тоже приехать сюда с девушкой.

– Не вижу препятствий.

– Угу. Познакомили бы со своими пассиями и дружили бы семьями, – бросался сарказмом Читт, и при этом продолжал расслабленно сидеть в кресле.

– Чего ты добиваешься?

– Мне кажется, ты сама это должна знать.

– Пока что я вижу перед собой ревнивого бывшего мужа, который так и норовит уколоть. Элора – лакомый кусочек, не правда ли? Себе не возьму, но и другим не дам.

– Я не хотел развода. Ты сама прислала адвоката.

– А что ты от меня ждал?

Теперь Читт тоже встал, отбросил полотенце и смотрел на меня своим цепким лисьим взглядом. Сырые волосы были всклокоченны, но эта небрежность делала его сексуальным, притягательным. Я чувствовала, как сердце в груди ускорило ритм.

– Ты – трусиха, Элора! Трусиха, и никак иначе я тебя назвать не могу.

Слова пощёчиной ударили меня.

– Знаешь что, у меня тоже припасено для тебя куча оскорблений, только я не опущусь до этого.

– Смею напомнить, ты меня уже назвала «продажной сволочью»…

– Я не называла тебя продажной сволочью.

– Нет, называла.

– Не называла! – повысила голос до писка.

– Глупо это отрицать, – сдался Читт, махнув на меня рукой, затем снял тяжёлый пиджак.

– Я назвала тебя «продажная скотина». Скотина ты, а не сволочь. Хотя одно другому не мешает.

Читт резко метнулся в мою сторону. Я отпрянула, но тут же упала в кресло, и это позволило Читту заставить меня прижаться к спинке, нависнув сверху. Наши лица снова были близки. Голова закружилась. Я смотрела на него глазами испуганной лани, в которых теплилась надежда на помилование.

– Если бы мы не находились в доме, полном гостей. Если бы кроме нас здесь никого не было, я показал бы тебе, какой скотиной я могу быть.

– Брось, ты не такой, – с усмешкой возразила я.

– А вот и нет. Прежнего Читтапона нет, Элора. Нет и не будет. И всё из-за тебя.

Я не понимала, почему в этой ситуации он пытается выставить меня виноватой. Он назвал меня трусихой только потому, что Ричард прислал адвоката. Сама бы я не смогла присутствовать, Ричард бы не позволил. Так почему Читт не может сопоставить факты? Продавая меня, разве он не думал, что потом будет? Или он решил, что развод – моё личное желание? Да даже если бы он трижды меня продал, я бы не развелась. Ричард сыграл на моих временных эмоциях, воспользовался моей вспышкой ненависти, но видит Бог, я не желала развода. До коликов в животе я хочу всё вернуть. Наш брак. Нашу любовь. Нашу жизнь в Сеуле. Наверное, тогда я чувствовала себя самой счастливой девушкой на свете.

Он склонился чуть ниже, и наши губы почти касались друг друга. Я вздохнула, дёргаясь и дрожа грудью, как после долгого плача, от переполнявших меня эмоций. «Поцелуй меня», – кричал разум. Я умоляла его глазами.

Когда-то он заставил бы меня просить и умолять, он дразнил бы меня, сводил бы с ума. А сегодня он просто отстранился, взял мокрый пиджак и замер.

– Мы могли бы быть счастливы. Могли…

Я закрыла глаза. Его голос был похож на песню. Хотелось слушать вечно.

«Скажи, что всё ещё любишь меня, и я прощу тебе всё», – мысленно вопрошала я.

Но Читт больше ничего не произнёс. А когда я открыла глаза, обнаружила, что сижу в комнате одна, и только слабый аромат Луи Витон витал в воздухе.

И сидела я бы так ещё очень долго, если бы не вошёл Кай. Я удивилась его появлению. Почему он не со своей красавицей женой? Или свадьба закончилась, а я не заметила?

Однако музыка продолжала играть, слышались свисты и крики танцующих. Нет, я просидела в одиночестве не больше получаса. За это время свадьба не могла закончиться.

– Ты как? – спросил он с любезной улыбкой на губах.

– В полном порядке. Только мокрая.

– А куда делся Читтапон?

– Отправился в преисподнюю.

– Ого! А он серьёзно тебя обидел.

Я встала, намереваясь уйти, хотя уходить совсем не хотелось. Ну что мне делать на этой чертовой вилле? Опять хлебать ром из плашки, принесённой Джоэлом? Осточертело.

– Ничего. Любые раны заживают, если они не смертельные.

– Могу я для тебя что-нибудь сделать? – Кай говорил искренне, и я зацепилась за его вежливость и желание угодить гостье. Мне вдруг захотелось пошалить, и я смело сказала:

– Кай, а у тебя есть свободная машина? Я бы съездила переодеться. Платье сильно намокло, да и косметика потекла…

– Я могу попросить, чтобы тебе одолжили платье. На втором этаже есть комната, где ты сможешь привести себя в порядок.

– Очень любезно с твоей стороны, но я вредина и ношу только свою одежду. Если нет машины я поймаю такси.

– Подожди-ка.

Кай вышел, позвал кого-то, поговорил, а через минуту вручил мне ключ от машины. Счастью моему не было предела, когда я увидела тонированные окна. Даже если за мной следят люди Ричарда, они не узнают, что я выехала на чёрном мерседесе. «Вот же я оторвусь сегодня», – мысленно потирала ручки.