Жестокая конфузия царя Петра

Урон был, слава Богу, невелик, подоспело и пополнение из рекрутов, а вот недостачи испытывались во всём: в провианте, фураже, амуниции. Ружей бы не мешало иметь сверх комплекту для надёжности.

Доложил и Вейде, добавив:

— Дивизия генерала Алларта с артиллериею уже переправилась и обосновалась под крепостными стенами.

— Сие отрадно. Станем и мы, не мешкав, переправляться. Тут оставим генерал-майора Гешова с четырьмя драгунскими полками для прикрытия тылу и устройства магазина. Понтонный мост не разбирать: провиантский обоз подоспеет.

Тем временем Феофан с причтом обходил ряды выстроившегося войска, то помавая кадилом, то кропя святой водой.

— Ныне святый царю славы ниспошли от святого жилища Твоего, — возглашал Феофан, — от престола царствия Твоего, столп световидный и пресветлый, в наставление и победу на враги видимыя и невидимый, державнейшего и святаго моего самодержца, и укрепи его десною Твоею рукою и такоже с ним идущия верные рабы Твоея и слуги, и подаждь ему мирное и немятежное царство...

Пётр стоял молча. Феофан постарался: капли святой воды остудили разгорячённое лицо.

— Эх, кабы подал Всевышний мирное да безмятежное царство, — пробормотал он едва слышно. — Так ведь ратными трудами сверх меры утрудил меня Господь.

Да, не хотел, как видно, Господь снять с него до поры тяжкое бремя войны. Ему бы при жизни увидеть заложенный им возлюбленный Парадиз отстроенным и украшенным — таким, как замыслил его трудолюбивый итальянский архитект Трезиний. Все про него небось думают: какой-де царь воинственный, не то что батюшка его Алексей Михайлович, прозванный Тишайшим за то, что воевать не любил, в походы не ходил, а войско поручал доверенным воеводам.

Иное ныне время, иной и обычай. И приходится ему без охоты, а токмо ради государственного интересу да престижу перемогать походы, как ныне.

И то сказать: отправлялся без всякой охоты в сей поход. И сердце его пребывало в смущении. Предчувствие ли томило либо болезнь, время от времени нападавшая на него?

Мирное да безмятежное царство остаётся покамест мечтою. Трудится он не покладая рук ради его устроения. Всё, что мог заложить в основание, — заложил, всё, что успел скороспешно задумать, — построил. А сколь много ещё надобно строить-то! Для сего строительства нужен твёрдый мир на всех рубежах. Но и новые границы: Россия должна прочно стать на морских берегах. На севере, на западе, на юге, на востоке. Так он, царь Пётр, замыслил — того требует достоинство государства Российского...

— С переправою медлишь, князь, — обратился он к Репнину, как только молебствие закончилось и Феофан с прислужниками, обойдя строй, удалился в свою палатку, служившую одновременно и походной церковью. — Пошевеливай своих. Отчего ещё один мост не наплавили?

— Пунтонов мало, ваше царское величество. Князь Голицын прислал не по потребности.

— О понтонах я ему в Киев писал, — сказал Пётр, нахмурясь. — Коль видишь недостачу, прикажи плоты вязать — эвон сколь лесу на берегах. Неужли соображения не хватило?

— Не хватило, ваше царское величество, — со вздохом отвечал Репнин.

— Эх вы! — Пётр не договорил и, махнув рукой, направился в церковь.

— Расстроен я, Феофане, — с этими словами, ещё не видя Прокоповича, Пётр шагнул внутрь и с ходу стукнулся головой о свод. — Ах, нечистый! Не по царской мерке скроено, — сказал он, потирая лоб.

— Так ведь велика да высока мерка, — заметил Феофан, выходя из алтаря. — Истинно царская, а мы тут округ малые люди, сей мерки недостойные.

— Расстроен, — повторил Пётр. — Идёт война, а кругом нерадение, недомыслие, неустройство.

— Се человеки, — молвил Феофан и перекрестился. Машинально перекрестился и Пётр. — Ежели бы на всякое важное место взамен генералов да чиновников поставить по царю, Россия заняла бы весь вселенский мир, вышла бы на все моря и океаны.

— Льстец ты, — махнул рукой царь и стал перед иконой Николая Чудотворца. Губы его шевелились: просил снисхождения и заступления у защитника всех странствующих и путешествующих посуху ли, по морю.

— Ну вот, малость отлегло, — повернулся он к Феофану. — Приди, шахову игру сыграем. Охота мне речи твои утешительные послушать: давно мы с тобой не игрывали.

— Не призывали.

— Заботы навалились. И грехов гора. Отпустишь?

— Вестимо. Груз царёвых забот велик, грехи под ним никнут.

— С Алексеем дела управим, тогда и прихода.

Повернулся резко и чуть не сбил с ног Макарова, последовавшего за ним.

— Берегись, Алексей, зашибу, — сказал со смешком. — Лёгок на помине — ступай за мной, займёмся письменным делом.

Палатки царя, царицы и свиты были уже устроены на возвышении. Отсюда открывалась живописная панорама: прихотливо извитой Днестр, местечко Сорока с крепостью-шапкой, переправа, лесистые холмы, терявшиеся вдали.

Главное: всё армейское движение было как на ладони. Легко было заметить, что выговор Репнину «действовал: живей задвигались, да и понтонёры орудовали, наводя ещё мост. Нестройность и хаотичность мало-помалу переменялись на некую видимость порядка. Шаткие понтоны опасно кренились: Репнин приказал пускать поболее народу.

— Потопит солдат! — рявкнул Пётр. — Усердие не по разуму. Эй, Тихон, — оборотился он к стоявшему позади дежурному денщику. — Беги к переправе да остереги переправщиков моим именем. Вели пускать ровным строем — царь-де приказал.

Наглядевшись вдоволь на движение войска, удалились в палатку.

— Пиши за мной, потом исправишь, где корявость, отдашь перебелить. Нынче же отправить.

«Светлейший князь... Ныне же оставить не восхотели есмы любезность вашу о милостивой нашей склонности и благом к вам намерении обнадежити, коль приятна нам была оная ведомость, что любезность ваша, как скоро генерал наш фелтьмаршал граф Шереметев с знатною частию кавалерии нашей в подданную провинцию вшёл, обещание, которое вы по постановленному договору нам учинили, преизрядно исполнил; себя, оружие своё и войско к нам присоединил. Мы истинно... в том пребудем, что любезность ваша оные надежды не лишитеся, которую себя из сего в протекции нашу отдания восприяти уповаете, но чаемой плод и ползу с потомством своим совершенно получать и иметь со всею землёю своею будете.

Что же принадлежит в войске нашем, и от любезности вашей прилежно желаем, чтоб не только помянутому нашему фелтьмаршалу во учинешш действ против неприятеля и в других случаях мудрыми своими советами вспомогать, но и о пропитании войска нашего, как того, что там, так и с нами идущаго главного, попечение иметь. И естли потребного хлеба ни из земель неприятельских и ни за деньги получить невозможно, то при оскудении хлеба войску доволно волами и овцами междо тем, покамест... при вступлении в неприятелскую землю промыслить возможем, вспомочь и удоволство учинить подтщитесь... Мы, как можем, поспешаем со всею нашею главною армеею в случение к вам. И ныне уже две дивизии пошли от Днестра, а утре и мы чрез Днестр перейдём в марш свой.