Жестокеры
Шрифт:
– Актриса! – наконец выплюнула Катя.
Ух ты, надо же! Я даже хмыкнула. Этой устаревшей кличкой меня уже год как никто не обзывал. Мне почему-то стало дико смешно – почти до истерики. Делая вид, что Кати здесь нет, я вместе с остальными побежала в другой конец площадки. Катя последовала за нами вдоль границы поля.
– Убегаешь. Боишься меня?
Боковым зрением я видела, как она перемещалась туда-сюда, в зависимости от того, куда переходил мяч, а с ним и галдящая толпа игроков. Но вскоре Кате надоело бегать вдоль края, откуда ей меня было не достать, и она вышла к нам, на середину площадки.
– Актриса! – повторила она настойчивей.
Она
– Уйди отсюда, ради твоего же блага. Я не хочу с тобой разговаривать.
Я оббежала ее. Но Катя явно не собиралась оставлять меня в покое.
– Ой-ой-ой, не хочет разговаривать! Звездой себя почувствовала?
«Какая же ты глупая и пошлая, Катя! Пошла вон».
Мяч снова перехватили, и все рванулись в противоположный угол, и я вместе со всеми. Катя тоже побежала за нами. Она упрямо преследовала меня – как тогда, в детском саду. Затылком я чувствовала ее дыхание. Внезапно мне показалось, что она наверняка хочет толкнуть меня в спину. Я повернулась к ней вполоборота и старалась держаться так, чтобы не упускать ее из виду. Мои одноклассники стали оборачиваться на странного нового игрока, которого никто не звал. Катя еще что-то выкрикнула. Я не реагировала на ее выпады, только приглядывала за ней краем глаза.
В конце концов, ей надоело бегать туда-сюда. Катя остановилась и заорала:
– Нос задрала? Чем загордилась-то? Тем, что разъезжает на мотике, с красавчиком, как взрослая? Его зовут Дима. Я все про него знаю.
Я остановилась как вкопанная. Она что, сейчас посмела что-то сказать про МОЕГО Дима?
– Ты не заслуживаешь такого красавчика! Я все про тебя знаю!
Руки мои сами по себе сжались в кулаки. Я могла стерпеть все, абсолютно все, что она плела про меня. Но тут она тронула недозволенное – мою любовь и мою тайну. Да еще при всех! Я не могла допустить, чтобы имя МОЕГО Дима произносили таким грязным языком. Я взорвалась мгновенно – как одна из тех петард, которые частенько взрывали в нашем дворе мальчишки. Я не стала по-девчачьи царапать ее или хватать за волосы. К своему собственному удивлению, я подлетела к Кате и с одного удара кулаком уложила ее на землю. Рука тут же заныла от боли.
– Девочки, вы что? С ума сошли?
Катя тоже не ожидала такого удара. От ошеломления она даже не пыталась встать, а лишь приподнялась на локте и злобно на меня посмотрела. Струйка крови текла из ее ноздри. Ее теннисная юбочка задралась, оголив толстые ляжки и белые трусики.
– Это что такое, а?! Ты что, с цепи сорвалась?
Кто-то грубо тронул меня за плечо. Я обернулась. На меня испуганными глазами смотрел наш физрук. Я и сама не понимала, что со мной. Мне хотелось не просто ударить Катю, а прибить ее! Вмазать ее в землю. Я снова рванулась вперед, но меня удержали несколько пар рук. Сквозь растрепавшиеся волосы я кричала этой лежащей у моих ног гадине:
– Ты просила? Ты получила!
Меня оттаскивали в сторону. Кате помогли подняться. Мальчишки испуганно смотрели на ее лицо, с размазанной по нему кровью.
– Тебе надо в медпункт!
Катя отрицательно помотала головой. Отряхнувшись и поправив свою короткую юбочку, она, утирая нос, поплелась прочь.
– За это ты еще поплатишься! – обернувшись, крикнула она напоследок.
***
Дим от души рассмеялся, когда я ему рассказала о том, что подралась в школе.
– Ух ты! За меня еще никто не дрался!
Это даже приятно, но, пожалуйста, больше так не надо.Я мрачно опустила голову.
– А ты у нас, оказывается, опасная штучка! Дикая! Тебя лучше не злить.
Я подняла голову и посмотрела в его глаза: они светились ярко-зелеными огоньками удивления, восхищения и какого-то нового интереса – словно он впервые увидел меня сейчас. Шутки Дима, которые обычно меня отвлекали, в этот раз оказались бессильны. Во мне закипало что-то новое, тревожное, так непохожее на то теплое чувство полного доверия, близости и родства, которое я всегда испытывала к Диму. Стукнув кулаками о его грудь, я с горячностью выкрикнула:
– Ты же понимаешь, что никто и никогда не будет тебя любить так, как я?
Дим тут же перестал смеяться. Он приподнял пальцами мой подбородок и заглянул мне в глаза.
– Конечно. Я это знаю, – спокойно и серьезно ответил он. – И я люблю тебя так же.
– Ты же никогда не окажешься таким глупым, чтобы променять наши чувства на что-то… что-то скоротечное … грязное … гадкое? Ты же никогда не приманишься на такое?
Дим схватил меня за запястья и слегка встряхнул.
– Да что с тобой сегодня?
Я подумала о том, сколько существует в мире злых и завистливых дур, которые только и ждут, чтобы растоптать чье-то счастье. Внезапно нахлынувшее на меня ощущение беззащитности и уязвимости нашей любви заставило меня крепко вцепиться в его кожаную куртку. Я чувствовала, что теряю контроль над собой. Я начала говорить, быстро-быстро:
– Я люблю тебя, Дим! Я люблю тебя за то, что ты мой защитник. Я люблю тебя за то, что ты из другого времени. Я люблю тебя за то, что ты инопланетный. Космический. Жить без тебя я теперь не умею. И я не переживу, если ты когда-нибудь вдруг решишь уйти или кто-то захочет отнять тебя!
Дим спокойно выслушал мой истеричный речитатив. А потом прижал меня к себе, крепко, почти до боли – как никогда не делал раньше.
– Меня никто и никогда не отнимет, слышишь? Я всегда буду с тобой. ВСЕГДА.
Моя тяжелая голова опустилась ему на грудь, словно у меня больше не было сил держать ее.
– И ты тоже никогда от меня не уйдешь, слышишь? Никогда.
– Никогда, Дим.
Мне нетрудно было пообещать ему это. Я любила его так же, как и он меня – безусловно и навсегда.
Так стояли, обнявшись, успокаивая друг друга, наивные влюбленные дети.
***
На ближайшем родительском собрании матери донесли, что я подралась на уроке физкультуры и разбила нос одной девочке.
– Ты посмотри на себя – какой ты с ним стала! Просто шалава какая-то! Дерешься в школе. Грубишь матери. Что ты творишь?
До этого случая она считала, что это просто детская шалость – ведь мы и в самом деле были детьми. Теперь же она видела, что это не так.
– Не твое дело!
– Значит вот что: я запрещаю тебе с ним видеться. Поняла? Больше никаких мотоциклов!
– Так знай, – дерзко выкрикнула я в ответ, – я никогда в жизни, ни за что и ни при каких условиях не расстанусь с Димом! Даже не надейся!
Дверь к себе я захлопнула так, что затряслись стены. Мать не решилась стучаться ко мне, чтобы продолжать разговор. В укрытии своей комнаты я долго рыдала, сидя на полу и прислонившись спиной к стене, не в силах успокоиться.
«Нет, Дим. Мы с тобой не останемся здесь жить. Мы сделаем все, как мы решили. Мы вырастем и уедем, далеко-далеко отсюда. На твоем «байке». Мы уедем от нее. Мы уедем от них всех. Они ничего не понимают!»