Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

А Институт искусств – не более чем красивое здание с колоннами».

В юности я не знала, куда идти, но всегда надеялась, что куда-нибудь я выйду, и из меня как-нибудь что-нибудь получится. И хотя у меня не было никакого продуманного сценария, никакой дорожной карты или плана и я просто куда-то шла, тем не менее я совершенно точно не была готова к тому, что зайду туда, где я оказалась сейчас. Казалось, всем, кроме меня, есть чему порадоваться: в таком-то году они закончили престижный институт – тот, учиться в котором мечтали с детства. А не педколледж – лишь потому, что в твоем городке есть только он. А потом эти «все» устроились на хорошую работу и получают за нее не «заплату», как я, а неплохие деньги. В таком-то году они встретили того, с кем теперь счастливо живут вместе. А чему было радоваться мне? Я представлялась себе клубком никчемности и бессилия.

«Они

все говорят, что все так просто, что все так легко получается – стоит только захотеть. Это не так! Зачем они все врут? У меня не получается ничего! И я не понимаю, почему».

Моя жизнь представлялась мне чередой испытаний и неудач. Меня мотало, как щепку в бурном водовороте, и я ничего не могла с этим поделать. В какой-то момент мне стало совершенно безразлично, что происходит с этой щепкой и что с ней будет дальше. С такой же глупой и виноватой улыбкой, как у того перевернутого Повешенного на одной из карт Таро, я шла на очередное собеседование и ввязывалась в очередную сделку по невыгодной продаже себя.

Весь год до увольнения, за которым последовали затяжное безденежье и накрывшая меня депрессия, я проработала в цветочном салоне. Об этом не знала моя мать – иначе она стала бы презирать меня еще больше. Коллектив снова был женский, если не считать работника, который занимался доставкой букетов. Девушки в глаза говорили друг с другом прохладно и настороженно, за глаза же проявляя нездоровый интерес к личной жизни своих товарок. В вопросах интимных, которые их совершенно не касаются, некоторые люди умудряются быть чрезвычайно любопытными и настырными. Почему я до сих пор одна? Почему не выхожу замуж? Но у меня ведь кто-то был? Почему ничего не получилось? В ответ я пыталась объяснить, что как творческая личность я нахожусь в постоянных творческих поисках, а не в поисках мужа. Коллеги-цветочницы смотрели на меня, как на умалишенную. Думать так было не принято. Да такого не может быть: ну какая девчонка не мечтает поскорее выскочить замуж? Чтобы можно было жить на содержании мужа, не работать и ни о чем не думать. Ведь это единственное, чего ты можешь и должна хотеть. Девицы не верили в то, что у кого-то это может быть иначе. Меня считали хитрюгой и лицемерной лгуньей.

– Ну вот почему у тебя всегда такое лицо? – в раздражении спрашивала одна из цветочниц, с которой я часто оказывалась в смене.

– Да с лицом-то моим что не так? – в ответ смеялась я.

Коллега не отвечала, лишь неодобрительно косилась на меня. Я знала, что я ей не нравлюсь. Просто не нравлюсь и все. Без всякой причины. Признаться, и я была не в восторге от этой докучливой особы. Она задолбала меня своими бестактными вопросами, которые, поначалу редкие и сдержанные, с каждым днем становились все более и более бесцеремонными. Они назойливо повторялись изо дня в день: коллега методично, не спросив моего согласия, брала каждый год моей жизни, начиная со средних классов школы, и пыталась выяснить, чем именно я занималась в том или ином году и что конкретно помешало мне тогда выйти замуж.

– Вот лично я вышла замуж в двадцать один год, – заявила она, с остервенением затягивая бант на готовом букете, словно пытаясь задушить его. – А что тебе помешало выйти замуж в двадцать один год? Где ты была и что делала?

Я подумала о том, что зря я тогда побоялась играть в мюзикле и учиться вокалу. Если бы мне повезло, то сейчас гастролировала бы по миру и не видела бы всех этих лиц. Ну вот что отвечать на подобные пошлые глупости? К тому же я прекрасно знала, как плохо коллега живет со своим мужем. Ее поучительные интонации были просто смешны. С сочувствием смотрела я в ее несчастное, ожесточенное лицо, раньше времени покрывшееся морщинками разочарования.

«Нет, так, как вы, я не хочу».

Коллега не унималась. Изо дня в день с занудством электродрели повторяла она свои докучливые расспросы, изо дня в день я получала новую порцию ненужных и неуместных советов.

– Да, ты хорошо выглядишь. Пока. Но я-то видела твой паспорт, когда тебя оформляли сюда.

«В чем дело? Что она хочет этим сказать?»

Меня осенило не сразу. Потерявшаяся среди кипы цветов и ворохов пестрой оберточной бумаги, заваленная разноцветными атласными лентами и бумажными бабочками, я и не заметила, как подошла к тому самому критическому возрасту, когда просто «положено быть замужем»: мне исполнилось двадцать пять лет. Вот так! Оказывается, прошло уже почти четыре года моей жизни в городе…sk. А казалось, я окончила педколледж и уехала из дома только вчера. Как летит время! Нет, оно не летит,

оно утекает сквозь пальцы, как песок!

Вернувшись в тот вечер домой, я впервые за долгие месяцы увидела мольберт Дима. Еще тогда за неимением стола поставленный на стул (сколько – год, два года тому назад?), он так и простоял все это время на стуле! Я, конечно, ничего не написала за эти годы. Да что там: я снова забыла и про мольберт, и про то обещание, которое дала себе и Диму. Да, я помнила об этом какое-то время… Но я так уставала… Я совсем закрутилась и замоталась – до такой степени, что перестала видеть у себя под носом этот разложенный мольберт. Он так долго стоял на стуле, что стал для меня предметом мебели, частью привычной обстановки, которую я просто перестала замечать! Я провела рукой по деревянной поверхности – в пыли остался след от пальца. Да и краски уже наверно засохли… Когда, сколько лет назад я их купила? Я не смогла вспомнить. Охваченная внезапным щемящим чувством сожаления, я вытряхнула из деревянного чемоданчика металлические тюбики, открутила колпачок от тюбика с охрой и слегка надавила на него. На мою ладонь вытекла желтоватая мутная капля масла…

В тот вечер моего очередного болезненного прозрения я в очередной раз задумалась о своей жизни, которую я продолжала растрачивать бессмысленно, впустую. Вспомнив тесную подсобку, где я ежедневно собирала и перевязывала атласными ленточками все эти нескончаемые букеты, я почувствовала, как волна горечи поднимается в моей душе. Да как же я сумела так далеко, так безнадежно далеко отклониться от того, о чем когда-то мечтала! А ведь тогда, после первой подобной ситуации, я давала себе зарок не попасться в эту ловушку… Помнить, ради чего я приехала в этот город. Как же я допустила, чтобы это все меня так затянуло? Я взяла в руки пыльную палитру со следами того давнего багрянца. Я так и не довела те свои наброски до ума, до готовой картины. Или хотя бы до эскиза. А ведь мне казалось, что у меня столько образов и идей. Столько воодушевления! Столько запала! И где это все? Снова перегорело. Почему? Мой взгляд упал на пакет с продуктами, который я, придя домой, поставила у порога и еще не успела разобрать.

– Конечно, – в сердцах крикнула я, – если все мое время, вся моя жизнь уходит на то, чтобы зарабатывать деньги на то, чтобы есть, и больше меня ни на что не хватает! Как это досадно! Как это задерживает! Но что я могу поделать? Видимо, это единственная возможная судьба для такой нищебродки, как я!

«Работа – это то место, где зарабатывают деньги на мечту – жить по своему призванию. Работа – это временно». Так я думала когда-то. Очень давно. Сейчас работа была всей моей жизнью. Работа забирала все мои силы и все мое время. Мечта? Да не было уже никакой мечты! Вынужденная думать о деньгах, я позабыла о том, для чего я их зарабатываю. В отупении каждодневной гонки, я смутно помнила, что должна много работать, чтобы накопить на что-то. Но на что и зачем – забыла. Зарабатывание стало самоцелью, подменив собой цель реальную.

Когда-то я приехала в город …sk, чтобы начать здесь все по-новому. Чтобы заниматься живописью, писать картины. Стать той, кем я хотела стать. Но вовлеченная в борьбу за выживание и измотанная этой борьбой, я снова забыла о тех высоких целях, которые себе когда-то ставила. Я предала себя и даже этого не заметила. Сколько прошло лет? Два года? Три? Больше? Как много времени прошло и как мало сделано! В моих руках все еще была палитра, на которой я тогда замешивала краски. На многолетнюю пыль упала слезинка, оставив на ней маленькое темное пятнышко. Я безвольно опустила руки, и палитра выпала на пол. Мне было стыдно за себя – такую слабую и безвольную. Стыдно за тот опыт, который я получила и продолжала получать. За то, каким горьким, бессмысленным и безрадостным он оказался. За невозможность этому противостоять. Я опустила голову. Слезы сожаления и бессилия текли по моим щекам. Покрытый пылью мольберт Дима стал для меня символом моих нереализованных возможностей, творческих и личных. Согнувшись пополам, я рыдала, сидя на холодном полу.

***

Наш главный враг – суета и заботы дня сегодняшнего. Потом, потом, я успею сделать это потом – когда-нибудь в будущем. Сейчас я так устаю, что у меня ни на что не хватает сил. Вот и я постоянно себе это твердила, оправдывая этим свое многолетнее бездействие. Но когда долгожданное будущее становилось настоящим, продолжалась все та же суета. И не было сил из нее выбраться. Тягомотина. Меня взяла в плен ежедневная тягомотина. Когда ты так устаешь, что забываешь, что когда-то к чему-то стремился. Что когда-то у тебя была мечта.

Поделиться с друзьями: