Жестокеры
Шрифт:
Моя ускользающая жизнь, проходящая мимо… Я села и попыталась выразить на полотне, как это, что это такое. Но с чего начать? Как начать, если ты никогда раньше всерьез не занимался живописью? Если ты совсем не умеешь – быстрые этюды не в счет. И как вообще это делают – придумывают образ? Взяв кисть, я делала какие-то наброски, но ничего не выходило. Все тщетно! Я не могла найти образ. Все-таки права была та надменная дама из приемной комиссии Института искусств: искусству либо посвящают всю свою жизнь, либо не занимаются им вовсе. Невозможно это делать урывками, в те редкие свободные часы, которые у тебя остаются после работы, особенно такой выматывающей и нервной, как у меня. Как бы ты ни абстрагировался и ни пытался ставить во главу угла свою внутреннюю жизнь – творческую – нездоровая атмосфера на работе влияет
Возможность рисовать и заниматься живописью мне всю жизнь приходилось отвоевывать – в непрекращающейся борьбе с теми обстоятельствами, в которые жизнь меня постоянно ставила. Всегда что-то сдерживало мои творческие порывы. То у меня не было красок и холстов. И денег на краски и холсты. Потом, позже, когда у меня появились средства и возможность купить себе все, что нужно для живописи, возникла другая проблема: у меня совсем не было времени на свои творческие экзерсисы. Круг замыкался! Приходя каждый вечер домой в состоянии выжатого лимончика, я просто бессильно падала на диван лицом вниз и какое-то время лежала в прострации. Все, на что у меня хватало сил, иногда, редкими вечерами, когда мне каким-то чудом все-таки удавалось не провалиться от усталости в забытье, – просто поразмышлять над неясными образами и записать какие-то строчки в свой дневник. И то глаза мои слипались, и нередко я обнаруживала себя дремлющей с карандашом в руке. Это редкое погружение в творчество, такое нерегулярное и каждый раз после длительных перерывов, было совсем не продуктивным. Я продвигалась вперед миллиметровыми шажками! Ни одной полноценной картины, даже наброска или эскиза! Я мечтала о своей будущей жизни художника, но не создала за эти годы ничего, чтобы приблизиться к своей мечте! НИ-ЧЕ-ГО! И ведь никто мне не препятствовал, меня не разгромили критики. Просто это было естественное затухание каждой новой попытки творчества, начатой с таким энтузиазмом – потому что мало времени, потому что нет сил…
Итак, уходящая, ускользающая жизнь… Я как никто другой знала, что это такое. Но вот как мне изобразить ее – уходящую от меня жизнь? Ни одной идеи. Я была в отчаянии: ну как при такой душевной наполненности я могу быть так пуста! Невозможность выразить свои мысли и чувства разрывала меня. Из-за эмоциональной усталости от этого напряжения у меня в прямом смысле слова опускались руки. А ведь короткий отпуск скоро закончится, мне снова придется выйти на работу, и у меня опять ни на что не будет времени!
Оставшись одна в своей комнате, я, закрыв глаза, в очередной раз пыталась поймать эту своенравную, вечно ускользающую от меня белокрылую птицу – Вдохновение. Что-то вырисовывалось, смутное, неясное… Даже показалось, что я близка к тому, чтобы это уловить… вот сейчас… сейчас…
Скрипнула дверь в мою комнату.
– Я пойду пожарю котлеты. А потом буду смотреть телевизор: концерт сегодня будут передавать.
Не открывая глаз, я шепотом взмолилась:
– Тсс! Не спугни…
Я сказала это так тихо, словно выдохнула. Мать не расслышала. Не дождавшись моего ответа, она захлопнула дверь. Я услышала удаляющиеся шаги. Я открыла глаза. Белой птицы и след простыл. Даже пера не осталось…
Мать с неудовольствием наблюдала за моими творческими мучениями.
– Опять достала свои краски и кисточки. Отдохни, ведь итак устаешь на работе!
– Я скоро уйду с этой работы. Я чувствую, понимаешь, чувствую, что могу состояться как художник. Я уйду сразу, как только у меня начнет что-то получаться.
– А по-моему, ты занимаешься ерундой. У тебя все хорошо. Место теплое, зарплата хорошая. Вон как приоделась! Брось ты эти глупости!
Я обернулась и с недоверчивой улыбкой взглянула на мать.
– Ушам своим не верю! Ты же с презрением относилась к тому, что я работаю в торговле!
– Да, – мать упрямо вскинула подбородок. – Но что поделаешь, если твоя дочь почему-то больше ни на что не способна. Хорошо, хоть так. И пусть все так и остается.
Я опустила голову.
– Они про меня болтают. Всякую ерунду. Они злые, тупые и ограниченные.
– Ничего! Поболтают и перестанут! Это же бабы. Нашла из-за чего расстраиваться!
Я долго молчала, поэтому мать спросила:
– О чем думаешь-то хоть?
– О том, что я творческий человек,
но всю жизнь почему-то иду не туда, – тихо пробормотала я.Мать расхохоталась:
– Ты кто? Глупости! Все это просто твое высокомерие и зазнайство. Замуж выходи и рожай, как все. А то мне уже перед соседками неловко. Постоянно спрашивают: когда?
Вот так у нас с ней всегда: после долгой разлуки надышаться друг на друга не можем. Но уже через пару дней мать предпринимает очередную попытку атаки, от которой я снова вынуждена отбиваться. «Перед соседками неловко»… Да, и в этот раз, когда я выходила на улицу, меня встречали недоумевающие и осуждающие взгляды этих дворовых стражниц, которые как будто не сходили со своих лавочек все эти годы, словно приросли к ним намертво своими плоскими от долгого сидения задницами. Мне было плевать, что они обо мне думают. Но, к сожалению, моя собственная мать всецело разделяла мнение дворовой общественности, испытывая стыд за свою непристроенную дочь. Не раз за время моего короткого отпуска она поднимала свою «любимую» тему.
– Может, все-таки позвонишь «жениху»? Может, он еще не женат и помнит…
– Нет!
Неприятное одутловатое лицо того, кто хотел меня купить, промелькнуло перед внутренним взором. Я вспыхнула от возмущения и отвращения и судорожно сжалась в комок. Нет, я слишком хорошо помнила, что это такое, когда пытаешься «устроить свою личную жизнь» вот так, с трезвым холодным расчетом. Как все. Не годилась я для этого.
– Это все от твоей душевной лености, – поставила мне диагноз мать.
Она посмотрела на меня и грустно вздохнула:
– А вообще ты уже давно могла бы стать счастливой. Если бы не была такой странной и глупой.
***
«Ты уже давно могла бы стать счастливой. Если бы не была такой странной и глупой».
В любом случае теперь поздно что-то менять. Особенно себя. Все, что со мной происходило, сделало меня тем, кем я стала – человеком Мыслящим, Рефлексирующим, Творческим.
Одиноким.
Я лишь качала головой, слушая мать. Какая пропасть нас разделяет! Мать меня совсем не понимает и никогда не понимала. Как объяснить ей, что мне тесно в рамках повседневности? Ведь я давно ее переросла – ну как она этого не видит? Она считает это высокомерием и зазнайством. Думает, что я, ее родная дочь, плоть от плоти ее, должна быть такой же, как она сама – простой и понятной. Я должна жить и реализовывать себя в соответствии с программой, которую она в меня вложила. Разве может быть во мне что-то иное, чем то, что она мне дала при рождении? То, из чего состоит она сама?
Я все время хочу развернуться, а они все словно сжимают меня. Стягивают туго, в рулончик, как коврик. Вот и мать все время пытается убедить меня в том, что я меньше, чем я есть, а ведь я… Я, возможно, даже больше, чем я сама о себе думаю. Но откуда это во мне? Откуда в некоторых из нас эта мучительная потребность вырасти, подняться над обыденностью, выразить себя, донести до других свои мысли? Мучительная настолько, что без этого ты просто не можешь дышать?
– И в кого ты такая пошла? – вздыхала мать.
Честно говоря, я и сама не знаю, как я такой получилась. Взять столько от отца и ничего от матери. А может, ни от кого из них? Когда-то давно, еще в школе, я уже задавалась этими вопросами: насколько предопределено то, какими мы станем? И от чего это зависит: от генов, воспитания, среды? Тогда я пыталась в это вникнуть, но информация, которую мне удалось найти, была крайне скудной. Оказалось, за эти годы появилось много новых материалов по этой теме. Например, Данидинское исследование. Точнее, оно было проведено уже давно, но узнала я о нем только сейчас. Жадно поглощая те статьи, которые находила, я многое для себя прояснила, но так и не приблизилась к ответу на свои главные вопросы. Я поняла, что наследственность и воспитание определяют особенности нашей внешности и даже черты нашего характера. И наследственность, и воспитание могут в какой-то степени определить то, как сложится наша жизнь. Но все-таки есть что-то в нас, что как будто дается свыше и вне зависимости от того, кто мы и как нас воспитывают – а порой даже вопреки. Наша внешность, характер, здоровье – все это определяется генами, да, но не талант. Нет, не талант! Ведь он не дается нам в наследство от родителей. Не передается с их генами. Не формируется он и воспитанием. Похоже это и есть та божественная искра в нас, которая не зависит от того генетического материала, из которого мы построены, и от усилий тех, кто нас лепит.