Жили-были (худ. Е. Рачёв)
Шрифт:
— А он? — с замиранием сердца спросила Наталья.
— Только усами как таракан шевелил. На мне, мол, любое белье хорошо смотрится. Бери, говорит, любой комплект, который видно будет, и пошли. Ну, я обрадовалась. Думала, к нему пойдем или еще куда…
— Ну! — взвыла Скачкова, поскольку на самом интересном месте Валька обиженно начала шмыгать носом.
— Гну! Он двери закрыл, сказал «до свидания» и ушел!
— Куда?
— Домой, конечно… Но у меня еще одна идея имеется.
— Поделишься?
— He-а. Я тебе потом расскажу. А то сглазить боюсь.
Наталья была потрясена Жениной моральной устойчивостью,
— Может, ты все-таки переключишься на кого-нибудь другого? — безнадежно предположила Скачкова, чувствуя себя разведчиком во вражеском тылу. Передать информацию «своим» не представлялось возможным. Хотя бы потому, что Галя оказалась совершенно невосприимчива к любому негативу, связанному с Женей.
Сколько Наталья себя помнила, они были больше чем подруги — почти сестры. Но Наталья не могла не понимать, что если придется выбирать между ней и мужем, Галя выберет мужа. Сколько раз добрые подруги переставали быть таковыми после справедливых попыток открыть друг дружке глаза на неверность мужей. С блудливыми супругами они мирились, а вот любительницы справедливости, как правило, вычеркивались из списка приближенных.
Весь день она промаялась, придумывая, как вывести Валентину из строя. Но ни до чего, кроме идеи ударить коллегу по голове чем-нибудь тяжелым, так и не додумалась. В результате Валя упорхнула. «Значит, не судьба», — успокоила сама себя Скачкова. И только совесть продолжала беспокойно ворочаться.
Город манил бензиновыми ароматами, грохотом трамваев и вспышками неоновой рекламы. После размеренной и медлительной жизни в деревне Валя чувствовала себя ребенком, впервые посаженным на карусель. Она считала, что уже давно заслужила небольшой подарок от жадноватой фортуны. Именно Женю она и посчитала своим сувениром. Надо с чего-то начинать.
Поскольку избранник оказался крайне недогадливым, Валентина решила перейти к заключительной стадии завоевания. У Жени были три точки, и к Валентине, по заведенному порядку, он приезжал перед самым закрытием: этот магазин был ближе всего к дому.
— Евгений, а вы меня до парка не подбросите? — Она похлопала ресничками, но заметила, что ее кокетство в цель не попало.
Не предполагая ничего плохого, Женя согласился.
Место перед парком было довольно пустынным, поэтому именно его Валя избрала для нападения. Когда Женя припарковался, вместо того чтобы вежливо распрощаться, она навалилась на опешившего водителя. Всё произошло молниеносно.
Потом он мокрый и растерзанный сбивчиво лепетал Вале, что «нигде, ни с кем и никогда ему так не было». Гордость и самоуверенность вперемешку с восторгом и благодарностью переполняли его.
— Ты… ты… это нечто, — слабо выдохнула Валя. — У меня тоже никогда такого не было. Я с ума схожу. Я теперь жить без тебя не смогу.
— Я без тебя тоже, — Женя осторожно погладил ее по руке.
«Вот и умница», — удовлетворенно подумала девушка, с легким презрением вспоминая произошедшее. Даже пьяный одноклассник из сельской школы, пригласивший Валю однажды за ягодами, не оставил в ее душе столь мутного осадка. То, что Жене казалось верхом собственного мастерства, для опытной Валентины было всего лишь жалкой
попыткой.Захлебываясь эмоциями, Евгений изводил Толика, пришедшего в баню отдохнуть от говорливых жены и тещи, дифирамбами в честь Валентины. Любовь поглотила эмоционально переполненного в предвкушении счастья Женю. У Толика любовь уже давно лопнула, как мыльный пузырь, поэтому он реагировал на все, как опытный хозяйственник, составляющий смету на текущий квартал.
— Ну и пользуйся, пока не надоест, — он блаженно вытянулся на полке, но расслабиться не получалось.
— Она мне никогда не надоест! Ты не представляешь, какая женщина!!!
— Нет такой бабы, которая не может надоесть, — рассудительно бормотал Толик, желая как можно быстрее прекратить полемику и сберечь хотя бы часть вечера.
— Есть! Ты бы ее видел!!!
— Может, позовем ее сюда — третьей будет, — лениво проговорил Толик.
Женя внезапно насупился и примолк.
— Испугался? — оживился Толик. — Правильно. Я тебе вот что скажу. Хороший ты мужик, но глупый. Бабы все одинаковые. Принципиальной разницы нет.
— Есть, — убежденно выпалил Женя. — Я теперь понимаю, что есть!
— А Галина?
— Что Галина? Живет, что ей сделается?
— Хорошая ведь баба.
— В том-то и дело, что баба. А Валя — королева. Они как небо и земля!
— Да ты поэт, как погляжу. Чего любовь с людями делает! Смотри, не прогадай.
— Не прогадаю. Я уже в выигрыше.
— Ну-ну.
Хотя Валентина и скрывала от Натальи подробности, резкое изменение в поведении Галочкиного мужа не могло укрыться от внимательной Скачковой.
— И что у вас происходит? — требовательно прижала она в курилке Валентину после того, как имела счастье наблюдать сцену романтического прощания.
— Ничего особенного.
— Интересно, что же ты считаешь особенным? — сварливо наседала Наталья.
— Да уж на то, что я считаю особенным, он точно не тянет, — нелогично заметила Валя. — Вообще ни на что не тянет. А самомнения-то…
— Что-то я не поняла — у вас с ним как?
— А тебе зачем? — Валентина вдруг насторожилась.
— Как зачем? Интересно! — Скачкова наивно захлопала глазами.
— Да ничего интересного. Любовь — это тяжелый труд, который не всегда окупается.
— На философию потянуло?
— Главное, чтобы на солененькое не тянуло, — хихикнула Валентина.
Наташка чуть не поперхнулась возмущением и на всякий случай уточнила:
— Уже спали?
— Ну, если эти слабые конвульсии так называются, то спали.
— И зачем тебе такой? — Наталью наполняла горечь и обида за Галочку. А еще — презрение к морально неустойчивым мужикам.
— Забыла? Не он, а приложение к нему.
— Насколько я помню — из приложений у него только жена и, вероятно, теща.
— Узко мыслишь. Я про бизнес и денежки. А жену он бросит.
— Сам сказал? — похолодела Наташка.
— А чего говорить — и так ясно. Где я, а где она.
— И где она? — В голосе Скачковой непроизвольно появились нехорошие нотки. Ей неожиданно захотелось расцарапать наглое Валькино личико.
— Где-где? Нашу жилплощадь топчет, — недовольно поморщилась Валентина. — А Женя порядочный, оказывается.