Житие сестер обители Тёсс
Шрифт:
Примерно такой была повседневная речь не только в обители Тёсс возле Винтертура, но и в обители Отенбах около Цюриха, воссоздаваемая по автографу и первой редакции откровений Элсбет фон Ойе. Обращает на себя внимание следующее грамматическое явление. При том, что, будучи полноценным высказыванием, всякое состоящее из клише предложение предполагает, с формальной точки зрения, переход от старого к новому, от темы к реме, действительной целью такого предложения является отнюдь не этот переход, но лишенная всякой динамики репрезентация смыслов, наличных в традиции, их актуализация по любому удобному поводу: покаяния перед Богом, прошения к Богу, восхваления Бога и прочее. Каждый из смыслов задается речевым клише: предикативной конструкцией и распространенным определением, которое принадлежит данному предложению, ибо грамматически согласуется с его членами, и не принадлежит ему, ибо встраивается с минимальными изменениями во всякое другое предложение. Такие клише можно перетасовывать в рамках предложения, и их перетасовка не только не лишает, но и почти не касается его коммуникативной функции. Клишированную речь женской мистики в Германии можно описать посредством лингвистической модели Б.М. Гаспарова. Устойчивое «ядро», переменная «периферия» и открытые «валентности», ответственные за комбинирование того или иного клише с
8. Продуктивные модели; реверсивная конструкция (А)
Главное отличие концепции Н.А. Бондарко от построений Б.М. Гаспарова состоит в том, что обнаруженные первым синтаксические структуры являются лексически не связанными. Конечно, каждая из таких структур восходит к некоторому образцу, содержащемуся в авторитетном, например библейском, тексте, но возникает в результате абстрагирования от этого образца. Сам же образец становится продуктивной моделью, способной порождать высказывания в соответствии с собой. Организующие множество текстов разного объема, обыкновенно от предложения до периода, продуктивные модели Н.А. Бондарко представляют собой речевой аналог иконографического канона и его фрагментов. «То, на чем базируется продуктивная модель, — логико-синтаксическая схема — предполагает наличие некоторого свободного пространства для варьирования своих элементов — варьирования, прежде всего, лексического, но также и грамматического» (Бондарко 2014: 317).
Подобных моделей, порождающих относительно однородные тексты, в пределах изучаемой нами традиции имеется несколько, не больше десятка. Остановимся на одной из них, ввиду ее важности для дальнейшего изложения.
В этой популярной, хорошо разработанной модели реализуется реверсивная конструкция, предполагающая наличие, соотнесение двух субъектов, человека и Бога, а также обмен действиями между обоими. Главная разновидность модели, построенная по взаимно-рефлексивной схеме, восходит к Песн. 2: 16: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему». Этот стих Песни царя Соломона вызвал к жизни многие десятки выстроенных в соответствии с ним изречений паремийного толка: «Ты — Мой, а Я — твой» (FS 404); «Вот Я накормил тебя Мной, накорми же Меня ныне духовно тобой» (FS 415); «Твоя душа вожделеет Меня, а Я вожделею ее» (с. 283 наст. изд.); «Хочу Мое сердце излить в ее сердце, а ее сердце в сердце Мое» (с. 204 наст. изд.); «<...> Я не могу обойтись без тебя, и ты не можешь обойтись без Меня. Твоя радость — во мне, а Моя радость — в тебе» (с. 280 наст. изд.) [1058] .
1058
Эта схема поддерживается также новозаветными стихами: «Пребудьте во Мне, и Я в вас» (Ин. 15: 4); «<...> тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. 13: 12).
Взаимно-рефлексивная схема соседствует в текстах со схемой контрпозиционной. Если первая сосредоточена на взаимодействии Бога и человека, то вторая имеет в виду их статичное позиционирование tete-a-tete, друг относительно друга. Контрпозиционную схему можно рассматривать в качестве родственной взаимнорефлексивной схеме, как перерождение стиха Песн. 2: 16: «<...> ты — супруга Мне, а Я — Возлюбленный твой. Ты — Моя радость, и Я — твоя радость. Ты — утешенье Мое, и Я — утешенье твое. Твоя обитель — во Мне, и Моя обитель — в тебе» (с. 287 наст. изд.); «Господи, будь Ты Мецци Зидвибрин, а я Богом, то я бы все-таки хотела, чтобы Тебе оставаться Богом, а мне Мецци Зидвибрин» (с. 34 наст. изд.).
Разновидностью реверсивной конструкции является и прямо пропорциональная схема (у Н.А. Бондарко модель № 5), задаваемая парными союзами «чем / тем», «насколько / настолько» (als / als, ie / ie, inquantum / intantum). Эта схема устанавливает соответствие между интенсивностью взаимных обнаружений Бога и человека в пределах их диалогических отношений: «Чем больше ты ненавидишь врагов своих, тем больше Я люблю тебя. <...> Насколько естественно для тебя выказывать слабость твоего естества, настолько Мне во всякое время желанно вливать в тебя мощь Моей сокровеннейшей сладости» (ЕО 432); «Чем Бог к ней благосклоннее, тем выше она воспаряет» (ССБ 28).
Выразительным примером того, как продуктивные текстообразующие модели распространялись по территории женской мистической традиции, является рецепция «Струящегося света Божества» Генрихом Нёрдлингенским и харизматиками из его окружения. Выполненный в 1343—1345 годах Базельскими друзьями Божьими перевод опуса бегинки из Магдебурга передавался в 1345 году по придунайским обителям (Мединген, Кайсхайм), пока летом 1346 года не достиг монастыря Энгельталь (Нюрнберг). По письмам Нёрдлингенца и «Откровениям» М. Эбнер очень заметно, как пустотелые логико-синтаксические схемы, некогда закрепленные в лексике «Струящегося света...», но затем освобожденные от такой лексики, способны оформлять собой, моделировать значительные объемы содержания. Не углубляясь в многочисленные подробности, укажем, что семь книг магдебургской бегинки представлены в текстах обоих харизматиков в виде «прерывистого ядерного текста-резюме». Цитируемые с разной степенью точности книги «задают <...> значительную часть <...> содержания и определенные языковые и стилистические ходы, которые, будучи осмыслены и обобщены, как бы по инерции переходят за пределы [этого текста-резюме] и начинают уже работать в оригинальном тексте, <...> существенно определяя и его “поэтическую” структуру» (Топоров 2007: 132—133). Это самый глубокий, дообразный уровень канона, на котором происходит циркуляция текстов в пространстве традиции.
Так выглядела та насыщенная смыслами и относительно замкнутая в себе культурная среда, которая называется женской мистической традицией южнонемецкого региона 1-й половины XIV века. Оговоримся, что мы пока описали лишь речевой (не поведенческий, не предметный, не психологический и не догматический) пласт этой традиции.
II. Жанры монашеской письменности
1. Три уровня жанровой системы
К основным жанрам интересующей нас традиции относятся сестринская книга, откровение, благодатное житие и частное послание (письмо). Эти жанры позиционировались как достоверное изображение аскетического и экстатического опыта. К ним примыкали,
с одной стороны, жанры персональной ритуалистики, обслуживавшие этот самый опыт: молитва (просительная, хвалебная, благодарственная, покаянная), литания, секвенция и часослов страстей, а с другой — богословские жанры: комментарий на библейскую книгу, трактат (в том числе мозаичный), диалог, проповедь и паремия-шпрух, рационально толковавшие указанный опыт. Остановимся на основных жанрах этой системы [1059] .1059
П. Динцельбахер разделяет относящиеся к этим жанрам произведения на «мистософские», «мистагогические» и собственно «мистические» (см.: Dinzelbacher 2012: 10—11). В мистософских произведениях рационально доказывается возможность опыта unio mystica и выстраивается образ мира, в котором этот опыт становится не маргинальным, но значимым и даже центральным («Трехчастный труд» И. Экхарта, «Книжица Истины» Г. Сузо). Мистософские произведения близки к собственно научным богословским трактатам, однако предполагают некоторую переверстку имеющегося в таких трактатах знания и расстановку новых акцентов, в чем угадываются интересы и нужды аскетического и экстатического опыта. Мистагогические сочинения, являющиеся своего рода руководством для харизматиков, исходят из доказанной возможности мистического опыта и сосредоточиваются на его насущных вопросах. В них предлагаются скрипты и, соответственно, ряды образов, в которых организуется (а не только записывается) опыт; ортодоксальный опыт противопоставляется опыту пантеистов-сектантов; обговариваются условия и закономерности его протекания (толкование на Песнь Песней Бернарда Клервоского и Уильяма из Сен-Тьерри, гл. 46—53 автобиографии Г. Сузо). Наконец, в мистических сочинениях описывается сам так или иначе воспитанный опыт («Откровения» Элсбет фон Ойе, М. Эбнер).
2. Жанры письменности доминиканок
Если старое движение бегинок получило отражение в латинских житиях с более развитым, нежели прежде, визионерским элементом, то новое движение доминиканок документирует себя в новом же жанре немецкоязычных сестринских книг (Nonnenbuch) [1060] . Сестринская книга составляется одной из монахинь, собирающей записи и устные воспоминания покойных либо престарелых свидетелей: воспоминания, простирающиеся на несколько десятилетий назад — вплоть до учреждения бегинажа и затем основания монастыря. Имея своим прообразом позднеантичные патерики и сборники апофтегм, каждая из сестринских книг представляет собой контаминацию, где соединяются редактура дневниковых заметок, запись местной устной традиции и ее имитация, создаваемая средствами фиктивной устности. Книга открывается сжатой историей основания конвента (Klosterchronik) и состоит из N-ro числа (от 8 до 53) сравнительно кратких, нестрого формализованных житий. Многолетняя история составления книги находит отражение в наличии нескольких разновременных пластов в ее окончательном строении, каждый из которых связан с отдельным автором (ср.: Вилли Констанцская, Э. Штагель). Сестринская книга представляет собой разновидность народной книги позднего Средневековья и типологически сходна с немецкими книгами о шутах, плутах, дураках рубежа XV—XVI веков (см.: Реутин 2009). Как замечено выше, всего сестринских книг имеется девять. По всей вероятности, их и было составлено изначально именно столько. Это, повторим, книги монастырей Унтерлинден (Кольмар), Адельхаузен (Фрайбург в Брайсгау), Кирхберг (Зюльц), Готтесцелль (Ульм), Отенбах (Цюрих), Тёсс (Винтертур), Катариненталь (Диссенхофен), Энгельталь (Нюрнберг), Вайлер (Штутгарт). Сохранились имена некоторых из их авторов (вернее, редакторов): Катарина фон Геберсвайлер (Унтерлинден), Анна фон Мюнцинген (Адельхаузен), Элизабет Кирхбергская (Кирхберг), Э. Штагель (Тёсс), Кр. Эбнер (Энгельталь). Сестринские книги составлялись в 1-й половине XIV века (старшая — книга монастыря Унтерлинден, до 1320; младшая — обители Вайлер, ок. 1350). Очевидна их ориентация друг на друга, взаимное влияние, так что они сложились в своего рода единый гипертекст. Некоторые из книг, в том числе вошедшее в настоящий том «Житие сестер обители Тёсс», подверглись редактированию в середине XV века упомянутым выше реформатором Ордена доминиканцев И. Майером. Основные исследования по сестринским книгам принадлежат И. Вильмсу, Г. Кунце, Э.-Р. Герингу, В. Бланку и З. Ринглеру (см.: Wilms 1923; Kunze 1953; Gehring 1957; Blank 1962; Ringler 1980).
1060
Старейшие сестринские книги традиции — монастырей Унтерлинден и Адельхаузен (1318—1320) — были написаны на латыни, однако латинский оригинал книги обители Адельхаузен не сохранился, имеется лишь его немецкоязычный перевод.
Кроме сестринских книг, массовое движение доминиканок обнаружило себя также в откровениях и благодатных житиях. Они составлялись также на средневерхненемецком, реже латинском языках, преимущественно насельницами тех же обителей, где составлялись и сестринские книги. Отсюда имеющиеся в тех и в других взаимные ссылки.
Откровения (Offenbarungen, revelationes) — собрание записей видений, явлений, аудиций, пережитых той или иной монахиней-визионеркой. К этому жанру относятся откровения Гертруды Великой и Мехтхильды Хакеборнской, созданные под воздействием «Струящегося света Божества» Мехтхильды Магдебургской (Хельфта), откровения Кр. Эбнер (Энгельталь), составленные по образцу опусов трех хельфтских монахинь, откровения М. Эбнер (Мединген) и дневниковые записки Элсбет фон Ойе (Отенбах). К указанным произведениям близки «Жизнь и откровения» находившейся под францисканским окормлением венской бегинки Агнес Бланнбекин.
Если предметом жития (Vita), создававшегося в раннее и в высокое Средневековье, были жизнь и чудеса того или иного святого, то в позднейшем благодатном житии (Gnadenvita) их изображение уступает место описанию его внутренней жизни и экстатических переживаний. Впрочем, событийный ряд не сходит полностью на нет, но значительно сокращается, сводясь в основном к краткой биографической справке и описанию аскетических подвигов святого. Благодатное житие имеет больший объем в сравнении с житиями, входящими в состав сестринских книг; но и оно порой становится частью сестринской книги на поздней стадии формирования последней, как это случилось с житиями Элсбет фон Ойе и Адельхайд Фрайбургской, помещенными в недавно обнаруженной части II сестринской книги монастыря Отенбах. Наиболее известным из благодатных житий является житие капеллана монастыря Энгельталь Фр. Зундера и монахини той же обители А. Лангманн. Заглавие «Откровения» не всегда соответствует действительной принадлежности к жанру.