Жизнь длиною в лето. Книга первая

– Нет, Катя. Сейчас две тысячи двенадцатый и если Иван жив, то ему восемьдесят девять лет.

Призрак замерцал и вдруг исчез.

– Эй! Ты где?
– Кармель позвала несколько раз и, не дождавшись ответа, собрала сорванные ирисы и кучкой положила туда, где находилась могила Кати. Постояла несколько минут, потрогала голову, не напекло ли, и вернулась к памятнику прадеда и прабабушки. Она чувствовала разочарование и грусть. Наверно, призрак поняла: её возлюбленного, скорее всего, уже нет в живых, и отправилась, куда полагается всем умершим.

– А вдруг он ещё жив?

Кармель подпрыгнула от неожиданности, услышав рядом с собой голос Кати.

– Добринка ведь неподалёку, узнать несложно.

– Хорошо. Значит, Иван Гордеев из села Добринка, двадцать третьего года рождения. Отчество помнишь?
– Кармель покосилась на Катю. Она смотрела на памятник.

– Кто они тебе?

– Родители моей бабушки Маши. Ты знала их?

– Конечно. Машу помню совсем девочкой лет пяти. Твоя прабабушка лет на семь старше меня, мы почти не общались, но я их знала. А отчество Вани - Никитич. Ты не сказала, как тебя зовут?

– Кармель.

– Странное имя.

– Точно. Все так считают, даже призраки.

Катя проводила её до тропинки.

– Попробуй, - предложила Кармель.
– Вдруг со мной у тебя получится выйти за пределы кладбища.

Призрак шагнула на тропу, и вдруг её как пушинку сдуло назад к деревьям. Катя помахала рукой и растворилась, словно её и не было.

Бабушки поджидали Кармель на той же лавочке. Она поблагодарила их за инструменты и попросила воды.

– Пойдём в хату.
– Баба Аня встала, за ней поднялась и баба Лиза.
– Мы тебя поджидали. Гости у нас редко, составь компанию, пообедай с нами.

На улице градусник показывал тридцать, а в комнатах с невысокими потолками было прохладно. Немудрёная обстановка тем не менее создавала уют. Круглый обеденный стол с четырьмя стульями располагался у небольшого окна, в углу резной шкаф с посудой, печь, украшенная изразцами, занимала противоположную от окна стену. Кармель умылась в тазике, вытерлась мягким льняным полотенцем.

– Здорово. Будто кондиционер работает.

– Саман летом не пропускает жару, а зимой холод. Теперешние блочные дома мигом нагреваются, а у нас глянь-ка, на полу ноги мёрзнут, - баба Аня показала свои ноги, обутые в шерстяные носки.

– От как, эт самое. Да у тебя ноги и на улице мёрзнут, - ввернула баба Лиза, наливая в тарелки борщ.
– А ты не стой там истуканом, давай к столу.

Кармель не заставила уговаривать себя дважды, быстро ухватилась за ложку. От тарелки умопомрачительно пахло, оказывается, она зверски проголодалась. Тарелка опустела за пять минут.

– Эт самое. Добавки?
– поинтересовалась баба Лиза.

Старушки ели медленно и едва ополовинили борщ.

Кармель покачала головой.

– Тогда наливай чай, вон самовар подоспел, - баба Аня кивнула на маленький столик, на котором стоял пыхтящий самовар.

Кармель налила всем по кружке чаю и решила приступить к расспросам.

– Скажите, а вы родились в этом хуторе?

Баба Аня подула в кружку, вытерла выступивший пот со лба.

– И родились тут, и замуж вышли, и здесь же схоронили всех, поэтому и не перебрались на центральную усадьбу. Старому дереву не прижиться на новом месте.

Кармель заинтересовалась.

– А кто же вам продукты доставляет?

Баба Аня вдруг озорно подмигнула ей.

– Чай думаешь, бабки из ума выжили? А мы всё продумали. Пенсию и самое необходимое Сашка Кузнецов на тракторе привозит, его отец дрова на зиму заготавливает. И им заработок и нам хорошо. Молоко и картошка с овощами свои, много ли старухам надо. Ты задавай свой вопрос.

– Вы знали Катю Серафимову?

Баба Аня задумалась.

– Так сразу и не упомню, но фамилия знакомая.

– Катя умерла в сорок третьем от простуды. Она дружила с Иваном Гордеевым из села Добринки.

– От как, эт самое. Ань, склеротичка ты старая. Помнишь Катьку светловолосая такая, на год старше тебя, они ещё этого Ивана не могли поделить с подругой.

– А ты откуда знаешь такие подробности?
– Баба Аня пояснила гостье.
– Она даже в юности от парней, как от чумных шарахалась. После войны в деревню мало мужиков вернулось, много вдов и бобылок осталось, но Лизка не расстраивалась, потому как замужества пуще огня боялась. Я в молодости волком выла, рада завалящему мужичонке была, а когда Петра встретила, мужа моего, от счастья чуть не рехнулась.

– Эт самое. Да я боялась. Замуж не хотела, мне и с мамкой хорошо жилось. Видела, как другие мужики баб обижали, зачем мне это.

– Видала? Её раньше было не переубедить, а уж в старости, совсем себя правой считает. Я на три года её старше и в юности не обращала на эту забитую дурёху внимания. Это потом, когда умерла её мать и Лиза прибежала к нам безъязыкой, поняла: она до сумасшествия боится любых перемен. Ну и взяла её под крылышко. Так и живём с тех пор, благо соседи.

Кармель попыталась вернуть бабушек на интересующую её тему.

– Так что насчёт Кати.

– Эт самое, я от мамы слышала, она дружила с матерью Кати, а так-то я с Гордеевой почти не знакома, она же сильно старше меня была: года на четыре. Помню ещё, когда Катю хоронили, жуткий мороз стоял, мама чуть не задубела на кладбище.

Баба Аня поднялась и стала доставать из комода коробки.

– Щас поищем. Помнится мне, Катя бригадиром в нашем звене была, может снимок сохранился.

На стол легли два пожелтевших от старости фотоальбома. Обе бабульки нацепили очки и начали перебирать ломкие хрупкие снимки.

– Есть! Вот она Катя, - баба Аня ткнула в еле различимое лицо одной из девушек на общем фото.

Кармель взяла снимок и подошла к окну. Явно высокого роста, крупная, сильная, красивая девушка стояла, обняв за плечи подруг. Эта со снимка совсем не походила на призрака с кладбища, разве что общее сходство. Кармель представила её похудевшей, без улыбки. Определённо это она ругала за сорванные ирисы.

– Можно, я возьму фото? Обещаю, верну.
– И подумала:"Вдруг пригодится для розысков Ивана".

– Да бери. Скоро и эти снимки, и всё это, - баба Аня обвела хату рукой, - прахом пойдёт, после нашей смерти. Кому хламьё и развалюхи нужны. Мы уйдём, и настанет конец Благодатному.
– Она вздохнула.
– Хотя хутору давно кранты, а мы лишь цепляемся за прошлое. Ты молодая, тебе не понять, как больно наблюдать умирание прежде людной деревни. Будто по живому режут. Нас тоже уговаривали переехать в райцентр. А вот вам.
– Старушка скрутила фигу.
– Тут я сама себе хозяйка, а в стардоме мне указывать будут, когда спать и что есть.