Жизнь за жильё
Шрифт:
— Какой студент? Какие лекции? Сергей Петрович, при всём уважении, спешу очень. Меня шеф вызвал.
Для вежливости и важности момента следователь начал привставать и с шумом отодвинул стул.
— Алексей, подожди секунду. Ты же знаешь, что у меня все ходы записаны. — Князев услышал в трубке шуршание бумаги. — Вот, пожалуйста — Кантемиров Тимур Рашитович, статьи 77, 102 и 218. Закреплён за челябинской областной прокуратурой.
Если бы сейчас многоуважаемый Сергей Петрович вдруг заявил, что с утра порвал свой членский билет Коммунистической Партии Советского Союза, бывший ученик удивился бы меньше. Алексей Павлович чуть не промахнулся мимо стула,
— Сергей Петрович, со всем к вам уважением, с этого момента, пожалуйста, подробней.
— А как же шеф? — ухмыльнулся в трубку бывший наставник.
— Подождёт.
Советник юстиции Романенко в красках расписал утреннюю встречу с сидельцем камеры районного ИВС. Советник юстиции Князев окончательно понял, что лейтенант милиции Кантемиров найден и никуда не денется. Хотя, кто его знает… Старший следователь попросил помощника прокурора по надзору:
— Сергей Петрович, этого Кантемирова до моего приезда никуда не выпускать.
— Алексей, да куда он денется? Он же в камере! — гулко рассмеялся бывший наставник.
— Буду минут через сорок.
— Хорошо. Найди меня у начальника следствия.
Хозяин кабинета медленно положил трубку на место и задумался. Бандитизм, убийство и торговля оружием… Не много ли для одного лейтенанта милиции? Князев быстро схватил трубку и набрал телефон товарища.
— Уголовный розыск вас внимательно слушает.
— Вася, доброе утро. Если оно — доброе.
— Алексей, как же вы, прокурорские работники, любите нас, тружеников уголовного розыска, с утра огорчать. Это моё личное наблюдение, основанное на многолетнем опыте общения с вами, господин советник юстиции.
— Василий, болтать некогда. Кантемиров нашёлся. Задержан в ИВС Калининского района с очень интересными статьями — 77, 102 и 218. И как ты сам уже догадался — УК РФ. В изолятор его определил следователь челябинской областной прокуратуры.
— Ни хрена себе. Откуда информация?
— Товарищ майор, пока вы, труженики уголовного розыска сопли жуёте; мы, следователи городской прокуратуры, работу работаем. Всё, Вася. Звони Борцову и выезжай потихоньку на Литейный. Я поехал в ИВС, оттуда выдвинусь в ГУВД. Там и встретимся ближе к двенадцати.
— Есть, товарищ Князев, — майор милиции Жилин вернул телефон на место и начал размышлять над полученной информацией. Неужели он, прожжённый опер, так ошибся в человеке? Статьи серьёзные, да и следователь челябинской прокуратуры с операми не заявятся просто так в Питер за две с половиной тыщи километров. Но, что-то здесь не складывалось, вот только что, старший оперуполномоченный уголовного розыска так и не успел додумать.
Зазвонил телефон. Василий вздохнул и снял трубку.
— Хотя бы ты на месте. Звоню Князеву, телефон молчит, — раздался уверенный голос Борцова.
— Максим Владимирович, я тоже рад вас слышать. Здравия желаю.
— Здорово, Вася. Где твоего Князева черти носят?
— Поехал в Калининский ИВС к моему Кантемирову.
— Уже знаете?
— Работаем, товарищ полковник, — с гордостью сообщил майор милиции. — Ночей не спим, ведём оперативно-розыскными мероприятиями. Нашли лейтенанта.
— Василий, пока искали, твой лейтенант, в твоём же районе на улице Рузовской, в здании РУОПа умудрился, сидя, пристёгнутым к батарее, уложить подсечкой на пол охранявшего его курсанта. — Голос полковника милиции затвердел. — Да не просто уложить, а отправить бедолагу в больницу с сотрясением мозга…
— Откуда такая информация? — Жилин
неинтеллигентно перебил старшего по званию. — Да и Кантемиров не самбист совсем, а боксёр.— А теперь, товарищ майор, я добавлю, кто папа этого курсанта. — В трубке раздался вздох. — Папа — москвич. И одновременно полковник нашего министерства.
— Вот, ни хрена себе…
— Вот и я говорю, Василий, что за птица твой Кантемиров?
— Он наш, товарищ полковник милиции.
— Не знаю, Вася. — Борцов вздохнул. — Вопрос с курсантом я уже решил. И поэтому, товарищ Василий — с тебя бутылка заморского коньяка для замначальника РУОП.
— На ходу подмётки рвёте, гражданин начальник.
— А что делать? Такова наша жизнь…
— Выезжаю. Коньяк будет.
Майор Жилин встал, открыл сейф и вытащил большую бутылку греческого коньяка, подаренную от души азербайджанскими торговцами с Сенного рынка. Всё для дела… Всё для своего лейтенанта…»
* * *
Первым делом в камере — личная гигиена. После ухода сотрудника прокуратуры задержанный Кантемиров сполоснул зубы, вытер лицо платочком и уставился на решётки узких окон сверху. Сидеть и лежать не хотелось… Виновник переговоров на высоком уровне, о которых он даже не догадывался, задумался о перипетиях свой судьбы и не сразу услышал голос старшего по камере. Да и к своему новому имени (погонялу, погремушке) ещё не привык.
— Студент, оглох, что ли после прокурора? — Савелий Симонов, он же Сева поднялся с нар и подошёл.
— Задумался…
— Ты вчера братве что-то красивое вспомнить обещал, — смотрящий потянулся и весело взглянул на свою молодёжь. Здесь интересы Севы и Студента вполне совпадали. Главному зеку надо чем-то занять паству. А Тимуру не мешало бы выговориться о чём-то постороннем. Выпустить пар…
В закрытом помещении с одними и теми же лицами главное не замыкаться в себе, в своих проблемах. В местах лишения свободы такое состояние называется «гонка», а в медицине — депрессия. Кантемиров ещё раз посмотрел на решётки, перевёл взгляд на старшего и сказал:
— В 1987 году два моих кореша, прапорщики танкового полка, сдёрнули с дрезденской кичи.
— Да ну, нах! — глаза правильного вора заблестели. Сева присел на нары. Кто же из нормальных сидельцев откажется слушать почти правдивую историю про побег из тюремных стен. Даже из армейского СИЗО…
— Отвечаю за базар. Решётку проломили и спустились на остатках от нар, — рассказчик (он же — «былинник») начал захватывать интерес публики и вначале, чтобы подчеркнуть важность самой истории, сообщил: — Да, в этой крытке сам Эрнст Тельман сидел.
— А у нас в бригаде тоже Тельман есть, — из заднего ряда сообщил тамбовский Черныш.
— Дрезден — это Германия. У них там свои бригады, — раздался голос рядом.
Кантемиров посмотрел на бандитскую молодёжь и тяжело вздохнул. Перед ним сидели одногодки его бывших солдат — от восемнадцати и до двадцати с небольшим лет…
Каждые полгода, каждый период службы личной состав полигонной команды стрельбища пополнялся по пять-семь бойцов. И в течение всех пяти лет сверхсрочной службы начальнику полигона поневоле приходилось изучать личности новых солдат, разговаривать со всеми бойцами и делать выводы по каждому человеку. Со временем Тимур научился разбираться в людях. Все мы разные… Но, в отличие от сидящих перед ним «спортсменов», все солдаты знали — кто такой Эрнст Тельман. И ни один боец советского полигона не мечтал стать бандитом…