Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
На самом деле, то был посланный от его величества, привезший от него письмо, которое оканчивалось неизменными словами: «Прощай моя душа. Целую тебя миллион раз!..» Генрих был в отчаянии, но уже готовясь отправиться в Пре-сен-Жерве он встретил барона де Саней, который возвращался из Баля вместе с Дюплесси-Морнеем отдать отчет в своей экспедиции. Нет средств избавиться от разговора, который вероятно продолжится до по-луночи; король отправился в Париж и приглашал герцогиню на другой день в Лувр. До того времени она имела право ответить ему через курьера, что она на него не сердится.
Прочитав
Курьером был молоденький паж, Готье де Дампьер.
– Садитесь, господин Дампьер, – любезно сказала ему Габриэль.
– Герцогиня, вы очень добры, – ответил паж. – Но я слишком хорошо знаю, каким уважением я обязан вам, чтобы осмелиться сесть.
Ответ не имел в себе ничего необыкновенного. Однако, выслушав его, Габриэль быстро повернулась, пораженная тоном голоса.
Голос был прерывист и совершенно согласовался со страдальческим выражением лица.
– Что с вами, г. Дампьер? спросила Габриэль.
– Со мной? ничего, клянусь вам, герцогиня, ничего! – ответил молодой человек, держась рукой за стул, чтобы стоять прямо.
– Извините меня, я очень хорошо вижу, что с вами что-то случилось. Садитесь же. Я этого хочу, я требую! Скажите мне, что с вами? Вы больны.
Паж упал на стул.
– Я, герцогиня, не совсем болен, – прошептал он. – Я болел, а теперь я выздоравливаю. Воспаление груди, которое угрожало мне смертью… Я хотел опять поступить на службу. Но я не рассчитывал целый день провести на службе у его величества; сопровождая его в лес…
– Следовало сказать его величеству.
– О! Я не осмелился, герцогиня.
– Ошибка! большая ошибка! И при том вы, может быть, голодны?..
– Да, герцогиня, несколько. Я ничего не ел целый день… Король завтракал еще в Лувре…
– Бедный ребенок!.. Но это безумство! Пойдемте, вы поужинаете со мной прежде, чем оправитесь в дорогу.
– Ах, герцогиня!..
– Очень просто, вы поужинаете. Вы страдаете… Я не могу пустить вас в таком состоянии в дорогу… Рыжая!.. Рыжая!..
Рыжая горничная прибежала предложить на помощь свою руку пажу, чтобы проводить его в столовую, где он сидел напротив герцогини.
И вот две женщины, хозяйка и служанка, начали угощать бедного ребенка. Перед тарелкой ракового супа ему дали стакан Бордо.
– Теперь еще рюмку вина, потом вы попробуете этой лакс-форели. Любите вы эту рыбу?..
– Очень, герцогиня.
– Не кушайте так скоро! У вас есть еще время. Все равно. Держу пари, что вы уже чувствуете себя лучше.
– О, да!
– Это была только слабость. Взгляни, Рыжая, у него уже совсем другое лицо. О, как сейчас я за него боялась! Он был так бледен! Я думал, что он отдаст свою душу Богу.
– Как вы добры!..
– Вы поблагодарите меня позже. Что теперь у нас, Рыжая?
– Соус из куропаток.
– Для г-на Дампьера лучше бы было жареную курицу.
– О, герцогиня!.. куропатки мне тоже нравятся.
– Ну, если куропатки нравятся… Ах, да! Рыжая если бы ты принесла нам из погреба бутылку испанского!.. Для больных это вино полезно.
– Иду сударыня.
– А десерт? Что у нас к десерту?
– Торт из сыра
и плодов…Бесполезно говорить вам, что Дампьер был очень красивый юноша. Если бы он был дурен, Габриэль не заботилась бы так о нем…
А как окончился этот ужин?
Тот самый писатель, у которого мы заимствовали эту историйку говорит, что Габриэль с целью придать пажу силы наливала ему столько испанского вина, а чтобы он пил не один, столько пила с ним, что за десертом Дампьер был совершенно здоров телом, но совершенно потерял рассудок, и при этом настолько был возбужден своей прекрасной хозяйкой, что Рыжая благоразумно удалилась…
Только в два часа утра Габриэль удалилась в свою комнату, оставив бедного ребенка, спящим от упоения всеми восторгами… На рассвете Рыжая разбудила Дампьера и отдала ему письмо своей госпожи к королю.
Он с изумлением рассматривал горничную.
– Полноте! – сказала она ему. – Уезжайте скорее, г-н Дампьер. Ваша лошадь уже оседлана, и его величество должен быть очень удивлен, что вы не возвратились вчера вечером. Но не бойтесь, герцогиня все объяснила ему в этом письме.
– Все? – повторил паж, рассудок которого начинал приходить в нормальное состояние.
– Без сомнения, – непоколебимо ответила Рыжая. – Разве вы не помните, что приехав сюда вы падали от усталости, и герцогиня имела снисходительность оставить вас ужинать. Великолепный ужин, орошенный превосходными винами. Я кое-что знаю, потому что я была вашей собеседницей.
– Вы?
– Конечно я. Ах, у вас нет памяти! Или вы притворяетесь, что у вас её нет. Очень вероятно, что такой молодой и прекрасный сеньор, как вы. Но можете заботиться о том, чтобы понравиться на минуту женщине… такого сорта, как я….
Проговорив это Рыжая попробовала опустить глаза и вызвать слезинку на покрытые румянцем щеки.
Готье хотел раскричаться. Нет не эта толстая девушка, еще молодая, но не красивая ужинала с ним!.. Нет, не ею обладал он. Его губы, еще дымившиеся ароматом поцелуев, не могли касаться этих губ…
Но Рыжая начала снова, прямо смотря на молодого человека.
– Не бойтесь ничего, господин Дампьер я давно живу среди придворных и знаю, что иногда не благоразумно и даже опасно иметь хорошую память. Ступайте с Богом. Никто не будет знать, что в одну безумную ночь, один из пажей его величества пил, без отвращения из одного стакана с горничной герцогини де Бофор,
Эти слова были уроком для Готье де Дампьера. Он его понял. Он встал и одной рукой беря, письмо, другой он подал камеристке золотую цепь, которую он снял с шеи.
– Благодарю, – сказал он, – вы правы!.. И для вас и для меня всего лучше забыть эту безумную ночь. Прошу вас примите эту цепь. Вы передадите герцогине мое глубочайшее почтете, и поблагодарите ее от моего имени за ее великодушное гостеприимство, прощайте!..
Готье де Дампьер поступил согласно своему обещанию; он забыл или по-видимому забыл о происшествии. Пока жила Габриэль, он хранил полнейшее молчание о своем приключении в маленьком домике Пре-Сен-Жерве; только долгое время спустя после смерти Беарнца, он осмелился рассказать одному из своих друзей о счастье подаренном ему любовницей Генриха IV.