Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

Бельгард, которого насмешливый тон короля начинал выводить из терпения, потому что он предчувствовал результат этой насмешливости, – Бельгард ответил довольно сухо:

– Габриэль д’Эстре, государь.

– Габриэль д’Естре! – повторил Генрих, нечувствительный к дурному расположению духа герцога. – О! а не та ли это демуазель, о которой ты говорил в последний раз, что ее красота равняется если не превосходит красоту Мари де Бовильер?..

– Разве, государь? Мне кажется, я сказал…

– Тебе кажется?.. Но ты утверждал, мой друг, и так положительно, что внушил мне желание самому удостовериться в действительности твоего уверения… Ты не помнишь этого?

– Да… мне кажется…

– О, Бельгард это большая разница! Так как речь идет о том, чтобы засвидетельствовать почтение твоей любовнице, я тебя не удерживаю. Даже лучше: вместо двадцати четырех, я даю тебе сорок восемь часов. Только ты отправишься в Кэвр не один, друг мой; я еду с тобой!.. Я хочу точно увидеть этот цветок красоты, перед которым, по твоему мнению все другие должны спустить флаг. Как обыкновенно ты туда отправляешься, с двумя или с тремя провожатыми? Ну, на этот раз ты возьмешь шестерых. Прикажи оседлать наших лошадей; я беру двойное число, и мы отправляемся!..

Нельзя было ответить: нет! Если бы с ним случилось опасное приключение, Бельгард должен бы был обвинять только самого себя: безумец, который из глупой суетности выставил свою любовь напоказ.

– Ах! если бы он мог найти ее дурнушкой!.. – шептал он, направляясь к конюшням

Тщетная надежда! Бриллиант – всегда бриллиант. Только слепцы не увидят его блеска. А к несчастью для Бельгарда, Беарнец в этом отношении не был слепцом.

Замок де Кэвр, где жила Габриэль, под крылом своего отца. – Маркиза д’Эстре со своими сестрами возвышался в трех лье ниже Суассона…

Предваряя несколькими минутами Генриха IV и Бельгарда, которые в течение полутора часов проехали семь лье, отделяющее Мант от Кэвра, – мы проникнем в одну из башенок, где мы встретим Габриэль, разговаривающей с двумя своими сестрами, Дианой и Инполитой.

Родившись в 1571 году Габриэль в 1589 имела следовательно 18 лет от роду. Вот её портрет, начертанный Дрэ ди Радье, в его Анекдотах о францусских королях.

«У Габриэли была прелестнейшая на свете голова, обильные белокурые волосы, голубые глаза, блистательные до ослепления; цвет лица ослепительно белый, когда она не была ничем взволнована, прекрасный нос, рот, на котором покоились и веселость и любовь, безукоризненно правильный овал лица; маленькие розовые ушки; грудь – красоты поразительной, талия, руки, ноги составляли одно целое, которым нельзя было безнаказанно восхищаться.»

Портрет этот страдает неопределенностью, он не воссоздает перед нами живого лица. Но вот другой, который передает нам Сен-Бев взятый с карандашной коллекции Ниэля.

«Она была бела, белокура; у ней были золотистые белокурые волосы, приподнятые массой; прекрасный лоб, разрез глаз широкий и благородный, нос прямой и правильный, рот маленький, улыбающийся и пурпурный, физиономию ласковую и нежную, какая-то прелесть была разлита но всему ее лицу, ее глаза были голубого цвета, ясного и нежного выражения. Она была вполне женщина, по своим наклонностям, по честолюбию, даже по своим недостатками»

Да, она была женщина даже в своих недостатках: а ее недостатками была любовь к роскоши и к удовольствию. Сладострастная и кокетливая – такова была Габриэль… Она была рождена, чтобы стать любовницей короля.

В ожидании она забавлялась с жантильомами. Не вполне доверяя скандалезной хроники, которая приписывает ей полдюжины любовников до Генриха IV, мы должны, однако, сознаться, что их у неё было, по крайней мере трое… Это еще очень честно!..

В ту минуту, когда мы проникаем в залу башни, в которой собрались сестры, Габриэль совершенно справедливо жаловалась на отсутствие Бельгарда.

– Невозможно, – говорила она жалобным тоном, – чтобы Рожер был убит в какой-нибудь свалке!..

– Полно! – весело возразила Ипполита. – Если бы де Бельгард умер, он известил бы тебя. Разве уважающий любовник покидает этот мир, не послав вздоха своей возлюбленной?

– Бедный Рожер! – заметила Габриэль, теребя уши большой шотландской левретки по имени Дафнис, к которой она была привязана. – Право, я очень страдаю о нем.

– Из этого-то сострадания ты и развлекалась вчера с Лонгвилем? – сказала Диана.

– Надо же как-то развлекаться! – наивно возразила Габриэль.

– Но кого же, – заметила мадам де Баланьи, – ты предпочитаешь: Бельгарда или Лонгвиля?

– О! я больше люблю Бельгарда! Он моложе и красивее!

– Ну, я скажу тебе, скоро ли ты увидишь своего великого конюшего.

То говорила Диана. Она вынула из ящика карты представлявшие еще по моде царствования Карла IX: четырех валетов-лакеев: охоты, дворянства, двора и пеших, сопровождающих четырех королей: Августа, Константина, Соломона и Кловиса. Она подала эти карты Габриэли.

– Возьми одну карту, – сказала она ей.

Габриэль повиновалась с улыбкой. Но вдруг она вскричала:

– О! я взяла две вместо одной.

– Хорошо! – продолжала Диана. – Карты всегда правы! Это потому, что вместо одного к тебе явятся два влюбленных. Поверни карты. Валет дворянства!.. Это великий конюший Бельгард теперь на дороге в Кэвр. А вторая карта?.. Король Август! Король!.. Тебя будет любить король!.. Быть может его величество Генрих IV. Сестрица, когда вы будете quasi королевой Франции и Навары, вы будете нам покровительствовать, не правда ли?

– Вы поместите нас в Лувре…

– Признавая, что ваш царственный любовник поселится в Лувре…

– Что, по-видимому, случится не скоро.

Мадам да Но и мадам де Баланьи хохотали как сумасшедшие, выражаясь таким образом, и обе с почтением поклонились Габриэли.

В эту минуту снаружи донесся шум: опускали подъемный мост. Габриэль бросилась к окну.

– Бельгард! – воскликнула она. – Бельгард!.. Но он не один! Посмотрите Ипполита, посмотрите Диана, с ним другой вельможа?

–Да это король! – сказала мадам де Баланьи, которая узнала Генриха IV, потому что видела его в прошедший год в Компьене, где она была с мужем.

– Король! – воскликнула Габриэль. И смотря на карты лакея дворянства и на Августа, которых она еще держала в руках она повторила в одно время с сестрами:

– Король! ах вот что странно!..

Между тем каковы бы ни были честолюбивые мысли пробужденные в ней внезапным появлением в Кэвре короля, – появлением столь совпадавшим с предсказанием карт, – Габриэль в это первое свидание приняла очень холодно Генриха IV. И если согласиться с Капефигом, то это объясняется очень легко.