Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
И вот однажды, когда он возвращался домой после того, как ему едва было не пришлось продать последний скарб одного бедняка-фермера, по неумолимо законному требованию барона де Баньоля с означенного фермера денег, на дороге он встретил почтальона, который подал ему письмо, извещавшее Грампэна о смерти где-то в Нормандии его восьмидесяти семилетней тетушки, оставившей ему в наследство семьдесят пять тысяч экю, дом и пятнадцать арпанов земли.
Понятно, что он тут же решился бросить своё ненавистное ремесло и поспешил домой, обрадовать свою супругу, бывшую в интересном положении.
И вот он уже в Шалоне; он проехал ворота Святого Креста, старинные
Он уже готовился въехать в эту улицу.
Но что это? На углу этой улицы какой-то мальчишка машет ему платком. То был Жан-Клод, сын его садовника. Чтобы такое делал там этот маленький негодяй? И к чему он машет платком?
– Хозяин, а хозяин!..
– Ну?
– Спешите!
– Но ты видишь, я спешу, как только возможно.
– Ах, хозяин!.. Госпожа!..
– Госпожа?
– Уже есть!
– Есть! Что есть?.. Ах! возможно ли!.. она…
– Да да!.. Дочь… у вас дочь, хозяин.
– У меня… жена моя подарила мне…
– И совершенно здоровая как кажется… Уже кричит!..
– Кричит! дочь моя уже кричит?..
– Это еще не все.
– Как не все?..
– Так. У вас какой-то прекрасный господин с дамой, которые сказали г-же Грампэн, что они будут крестным отцом и крестной матерью вашей дочери.
– Прекрасный господин и прекрасная дама? А откуда они явились?
– Вот уж этого, хозяин, я не знаю.
– Достаточно… отведи лошадь в конюшню… я… Что же такое! меня уже и ноги не держат!.. Однако, я должен взойти, поцеловать мою дочь и мою жену… жену мою и дочь…
Говоря таким образом с самим собой, мэтр Грампэн поднимался по лестнице, держась за перила, потому что все вокруг него вертелось, в комнату своей жены.
Вот что произошло, когда он отправился по служебным обязанностям: еще он не выехал из Шалона, как почувствовав муки, жена его послала за доктором, и очень скучала, что мужа ее не было при таком важном событии. Но что делать? Тоолько то, что и сделала она: родить, с Божьей помощью, меньше чем в пол часа, существо, которое она девять месяцев носила под сердцем, родить, не испустив ни одной жалобы, ни одного крика.
И вот в то время, когда к великой радости родильницы, доктора и прислуги маленькое существо уже лежало около матери, – мужчина и дама, без доклада вошли в эту комнату, по той причине, что ни души не встретили в доме.
То были: Маркиз де Вильярсо и графиня Сен-Эвремонт.
По возращении из Германии в обществе маркиза своего кузена, графиня, проезжая через Шалон, выразила желание отдохнуть здесь денёк. Но главная гостиница "Золотое солнце" не отличалась изяществом.
– Узнайте, кузен, – сказала графиня маркизу, – нет ли в го-роде какого-нибудь дома, где нам было бы лучше чем здесь?..
Вильярсо справился и ему указали на дом Грампэна, и он немедленно отправился сюда с графиней.
Минута для гостеприимства была дурно выбрана нашими путешественниками.
Нет! в тот день, когда небо дало ей ребенка г-жа Грампэн не запрёт дверей для тех кто отворил их, особенно для знатной дамы и вельможи из Парижа.
Графиня и маркиз хотели удалиться, но экзекуторша воспротивилась. Почему будет она лишена чести принять благородных посетителей? Графиня и маркиз желают покушать, выпить… Скорей приготовить им завтрак!.. – Благодаря Бога, в провизии недостатка нет… "Да приготовьте две лучшие комнаты".
– Но, госпожа Грампэн, мы стесним вас?
– Напротив, графиня,
нисколько… Я счастлива и горжусь тем, что принимаю вас. Посещение знатных лиц, в день рожденья, принесет счастье моей дочери.– Пусть так! – мы согласны, ответила графиня, обменявшись потихоньку с Вильярсо несколькими словами, – но с условием.
– Каким?
– Что мой кузен и я будем крестить вашу дочь.
– Как графиня!.. вы удостоите?..
Хотя метр Грампэн и был предупрежден Жан Клодом обо всем случившемся в доме во время его отсутствия, но при виде дочери, лежавшей рядом с матерью, при виде вельможи и знатной дамы без церемонии сидевших у постели, он совсем потерялся. Богат, отец и удостоенной такой чести от знатных и могущественных особ – всё сразу… Это уж слишком! Он хотел в одно и тоже время и приветствовать гостей, и обнять жену и дочь, и объявить всем о нежданном богатстве и ничего не мог сделать.
Мадам де-Сент-Эвремонт подумала, что если она не вмешается, то экзекутор никогда не кончит. Нежно взяв с постели ребенка, она подала ему его.
– Ну же, мэтр Грампэн, взгляните, – сказала она, – и поцелуйте вашу дочь, а мою крестницу – Марию-Анну.
– Марию-Анну… – пробормотал добряк, – мою дочь зовут Марией Анной… О! она очень хорошенькая!.. – И он приложил свои влажные губы ко лбу дитяти. – Радуйся же Мария-Анна, ты родилась в сорочке, моя куколка!,.. Крестница знатной дамы, ты в свою очередь можешь сделаться такой же, если захочешь, потому что ты богата, слышишь ли?..
– Богата? – повторила г-жа Грампэн. – Как! Почему богата?
– Прочти! – сказал экзекутор, кидая жене письмо, полученное им в дороге.
Экзекуторша прочла и вскрикнула от радости, но вскоре ее лицо сделалось задумчивым, ибо она была очень религиозна.
– Одна душа уходит на небо, другая приходит оттуда, – сказала она, крестясь, – Боже прими одну и обереги другую!..
– Да будет так!.. заключил мэтр Грампэн.
Такова история рождения Марионы Делорм, ибо Мария Анна Грампэн, дочь экзекутора в Шалоне, и крестница графини д’Эвремонт и маркиза Вилльярсо была никто иная как знаменитая куртизанка, Фрина ХVII века, которую мы успели представить еще в колыбели.
Главной причиной падения Марии-Анны была смерть ее матери, случившаяся двенадцатью годами позже.
Мэтр Грапмэн был превосходныv человекjv; он обожал свою дочь. Но отец не может заменить мать для молодой девушки, и при том же смерть жены несколько расстроила его способности, с того дня, в который умерла его Ангелика, он стал печальным и сумрачным; он никуда не выходил и не хотел никого принимать.
Предоставленная самой себе, под надзором старой гувернантки, жизнь которой проходила в постоянном несварении желудка, – если Мария-Анна и дождалась шестнадцати лет и Парижа, чтобы сделать первую ошибку, то не вследствие добродетели, но просто потому, что в ее родном городе не доставало случая согрешить.
Впрочем, когда ей было пятнадцать с половиною лет, то если бы Афанасий Лемудрю захотел бы…
Он жил в той же улице Воронов, как раз напротив дома Мэтра Грампэна и так хорошо играл на теорбе, что по общему мнению и даже отца, – если бы он преподавал игру на этом инструменте в Париже, то составил бы себе состояние. Этим талантом он был обязан одному своему родственнику, монаху в монастыре св. Петра, но уже давно ученик превзошел в искусстве своего учителя. По воскресеньям целые толпы шли в собор, послушать игру Афанасия Лемудрю на теорбе.