Жнец и Воробей

— Ты мне тоже нужна, — мое сердце словно плавится, когда её глаза закрываются, пока я глажу её по щеке. — Кажется, ты всегда была мне нужна. Не понимал, насколько, пока ты не появилась и всё не изменила.

Роуз открывает глаза, и в полумраке они кажутся бездонными чернильными омутами. Она смотрит только на меня. Тянет вниз мои джинсы вместе с трусами, крепко обхватывает мою эрекцию. Когда я скидываю куртку и футболку, она направляет мой член к своему входу. Я наблюдаю за каждым неуловимым изменением в её выражении лица, когда вхожу в её тесную и горячую киску. Отчаяние и облегчение, удовольствие и потребность, надежда и тайны. Всё то, что мы оба так хотим сказать, но боимся высказать, чтобы оно не сломалось под тяжестью реальности. Но сейчас всё это расцветает, прямо здесь, в этой ночи.

Когда вхожу в нее до самого основания, то наклоняюсь ближе, упиваясь её сладким ароматом и вожделением в её глазах. Ни одна девушка не смотрела на меня вот так. И я никогда не желал никого так сильно, как Роуз. Я никогда никем не восхищался, не был так околдован и поглощен. Никому не хотел открыть свои самые тёмные уголки души. Они проживает свою жизнь, как комета, сжигая всё на пути.

Я никогда не любил так, как люблю Роуз.

Я сокращаю расстояние и накрываю её губы. Медленно, но уверенно двигаюсь внутри нее. Мы ловим ритм — медленный, нежный посреди ужаса и насилия на заднем плане. Её пальцы скользят по моей спине, изучают каждый изгиб. Она обвивает меня ногами, чтобы углубить толчки. Каждое скользящее движение — блаженство, её жар — объятие, из которого не хочется вырываться. Я целую её шею, ключицы, спускаюсь к груди. Оттягиваю кружево, облизываю соски. Она издает тихий стон. Когда прикусываю, она вся сжимается.

— Я сейчас кончу, — шепчет она, а я двигаюсь в ней всё быстрее. — Хочу вместе с тобой.

Беру её руку и направляю вниз. Она касается моего торса, очерчивает кубики пресса, пока я не перехватываю её ладонь и не прижимаю к клитору.

— Тогда не сдерживай себя. Сейчас я накончаю в твою восхитительную киску.

Я целую ее, заглушая стон. Напряжение нарастает, я чувствую, как её стенки сжимаются вокруг моего члена. Ощущаю её пульс под своей ладонью. Её голова откидывается назад, но наш поцелуй не прерывается. Даже когда она едва сдерживает крик. Даже когда всё мое тело напрягается, и я изливаю в нее. Даже когда оргазм прокатывается волной, разрывая на части. И когда её мышцы расслабляются, а мои движения становятся медленнее. Мы продолжаем целоваться. Только теперь уже нежно. Мягко. Это наш безмолвный разговор в темноте.

Когда всё наконец-то рушится, я смотрю в глаза Роуз. Реальность начинает просачиваться обратно, по кусочкам. Тихий треск в телевизоре. Запах дым-машины. Зеленые и синие огни.

Тело на стене.

То, что я натворил.

Роуз. Мне нужно вытащить её отсюда.

Я медленно отстраняюсь, не в силах расстаться с ней, с этой хрупкой надеждой, робким проблеском ясности среди кромешной тьмы, в которой я живу.

— Ты должна уйти, — шепчу я.

Роуз приподнимается, изучает меня встревоженным взглядом. Её кожа сияет в темноте, как шёлк, и я хочу только одного — снова её коснуться.

— Что это значит?

— Я позвоню тем, кто уберет это, — говорю я, натягивая джинсы и кивая на стену.

— Мы сами справимся…

— Нет, Роуз. Не справимся. Я знаю тех, кто поможет.

— Я не хочу уходить, — в её голосе паника. — Я не брошу тебя.

— Роуз, — я вздыхаю, опуская плечи. Её молчаливое сопротивление словно высасывает из меня остатки сил. — Нельзя. Я виновен, и не дам тебе пострадать из-за моих ошибок.

Её глаза слезятся. Она садится.

— Но…

— Пожалуйста, — падаю на колени перед ней, беру её лицо в ладони. Губы её дрожат от страха и невыплаканных слез. Она пытается возразить, но я не даю ей ни единого шанса, пригвождая её взглядом, полным решимости. — Я. Не. Могу. Рисковать. Тобой. Никогда. Умоляю тебя, Роуз. Уходи. Вернись в квартиру… Я приду, как только всё улажу.

Время замирает. Каждое мгновение врезается в память: её вздох, слезы на ресницах, дрожь под моими пальцами.

— Хорошо, — шепчет она. Я пытаюсь улыбнуться, но получается слабо. Прижимаюсь к её губам и отпускаю.

Мы спешно приводим себя в порядок, заправляем постель. Роуз останавливается в дверях.

— С тобой всё хорошо? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает она. — А с тобой?

Я пытаюсь улыбнуться.

— Будет.

Роуз кивает, бросает последний взгляд на труп, потом снова смотрит на меня.

— Спасибо, Фионн. Мы… Мы скоро увидимся?

— Да. Всё будет хорошо. Обещаю.

И Роуз уходит, унося в себе страх этой ночи.

Как только захлопывается дверь, я набираю номер, на который никогда не должен был звонить.

Стою посреди хаоса, словно один из этих проклятых манекенов, и жду. Пять минут? Час? Время теряет смысл. В голове — лишь бесконечный повтор событий этого кошмарного вечера. Звук шагов возвращает меня в реальность.

— Ну, здравствуй, — раздается знакомый, бархатный голос из темноты. Голос дьявола, которого невозможно забыть. — Признаться, меньше всего ожидал звонка от тебя… Но больше всего на него надеялся.

Лиандер Мэйс выходит на свет.

— Спасибо, что приехал, — произношу я, выпрямляясь.

— Вы, Кейны… такие разные, и такие… одинаковые, — Лиандер непринуждённо подходит ближе. Он комфортно чувствует себя в этом безумии, как и в первую нашу встречу. Я тогда зашивал Роуэну разбитую губу, а Лаклан всё ещё душил отца ремнем, хотя его сердце уже давно остановилось. И тогда Лиандер улыбался точно так же, как сейчас. — Всегда прикрывали друг другу спины. Предполагаю, поэтому здесь сейчас я, а не Лаклан или Роуэн?

— Я решил, что ты будешь… эффективнее, — огрызаюсь в ответ, хотя это лишь полуправда.

Лиандер оглядывает комнату, его улыбка становится шире. Заметив манекены на стенах, и остановив взгляд на Мэтте, он ухмыляется.

— О, милостивый. Неплохо вы тут повеселились.

— Не совсем… — слова мои звучат жалко и неубедительно.

Лиандер неспешно подходит к телу, достает из кармана фотографию. На снимке — мы с Мэттом. Я смотрю на него убийственным взглядом. А Мэтт на меня — с ненавистью и страхом. А в моей руке — нож, вонзённый в живот.

— Сувенир, — подмигивает Мэйс, и прячет снимок в карман пиджака.

Я слежу за каждым его движением. Лиандер останавливается возле Крэнвелла, наклоняет голову, словно рассматривая шедевр. И в этот момент я понимаю, что зверь, которого я так долго держал взаперти, обречен на новую, ещё более тесную клетку.

— Безупречное исполнение, — указывает Лиандер на тело. — Практически хирургическая точность. Хотя, немного грязновато, — он приближается к телу, изучает кровавые пятна на рубашке, рваные края раны. Пальцем в перчатке небрежно ковыряется в кишках, которые безвольно вываливаются наружу и падают к его ботинкам в бахилах. — Кишки… Знаешь, несмотря на запах, они всегда вызывают зверский аппетит. Напоминают сосиски. Кстати, тут есть хот-доги?

Когда я не отвечаю, Лиандер поворачивается, глядя на меня через плечо.

— Есть. Но все ларьки с едой уже закрыты.

— Жаль. Я бы с удовольствием сожрал хот-дог, — мы долго сверлим друг друга взглядами, потом Лиандер снова смотрит на труп на стене. Срывает с головы Мэтта мешок и довольно смеётся, рассматривая лицо покойника. — Ух ты. Впечатляет. Сильно ты ему вмазал, — говорит он, тыкая в выпученный глаз. Потом ковыряет пальцем в другой глазнице, где когда-то был стеклянный глаз. — Полагаю, у него был протез? Где он?