Жнец и Воробей

— Мне похуй, спаси этого гребаного пса!

Лаклан бросается в коридор, зовёт Ларк, но никто не отвечает.

— Я помогу, — говорю и иду к столику, где Ларк хранит свои швейные принадлежности. Беру иголку, нитки, ножницы и несу Фионну. Руки трясутся, когда я прижимаю полотенца к глубокой ране Бентли, чтобы Фионн мог начать накладывать швы. — Хороший мальчик, — шепчу, поглаживая его голову, а он жалобно скулит. Снова борюсь со слезами. — Что значит, кто-то «охотится на её семью»? — спрашиваю, глядя Фионну в глаза.

— Я не знаю. Впервые об этом слышу, — отвечает он. — Она говорила тебе что-нибудь?

— Вообще ничего, — я пытаюсь прочитать что-то в его глазах, но лицо Фионна — непроницаемое. Так много крови на полу. Кажется, кого-то волокли к двери. Я снова и снова задаю себе один и тот же вопрос: что, если мы не успеем?

Лаклан возвращается, и мы прерываем молчание.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы остановить кровотечение и отвезти его к ветеринару, — говорит Фионн, принимая у него машинку для стрижки. Он тут же начинает сбривать шерсть Бентли, чтобы лучше видеть рану. — У тебя есть какие-нибудь идеи, где может быть Ларк?

— Нет, — отвечает Лаклан, осматривая комнату. Его взгляд замирает на телефоне возле разбитой лампы. Он подходит, поднимает его. Смотрит на экран. И через мгновение издает душераздирающий вопль. Лаклан ломается прямо на моих глазах. Он швыряет телефон на диван и закрывает голову руками, словно хочет раздавить всю свою боль.

Мы теряем время.

Бентли скулит, я подхожу и кладу руку Лаклану на плечо и сжимаю. Он смотрит на меня со слезами в глазах.

— Подумай. Должно же быть что-то. Что-то странное. Что-то не на своем месте.

Лаклан делает глубокий вдох. Зажмуривается. Морщина между бровями становится глубже, а потом вдруг разглаживается. Его взгляд встречается с моим.

— На другой стороне улицы. Он был на другой стороне ебучей улицы.

Лаклан разворачивается и идёт к двери. Я не раздумываю ни секунды. Не знаю, какие выводы он сделал. Про кого он вспомнил. И насколько тот человек опасен. Но Ларк где-то там. И у Лаклана есть зацепка. Я просто иду следом за ним.

— Роуз, не надо, — прерывающимся голосом просит Фионн. Я останавливаюсь, как будто врезаюсь в стену. — Пожалуйста.

Время останавливается. Я поворачиваюсь. И у меня разрывается сердце. Он такой красивый и такой сломленный, сидит на коленях на полу, прижимая руку к ране собаки, по локоть в крови. Волнение захлестывает меня. Все сомнения исчезают.

— Ларк — моя подруга. Я верну ее.

— Но…

— Я люблю тебя, Фионн Кейн.

Паника на его лице сменяется шоком. Он не может поверить в услышанное. Его губы приоткрываются, но он не говорит ни слова. И я понимаю, что мне не нужен ответ. Я знаю, что чувствую. Этого достаточно, чтобы магия стала реальностью. Даже если это чувствую только я.

Делаю шаг назад, и быстро улыбаюсь.

— Спаси собаку, или этот засранец убьет тебя.

Поворачиваюсь. Прохожу мимо Лаклана, не глядя на него, достаю нож из ножен.

Не знаю, что меня ждет впереди. Но чувствую, как спадает груз с души.

Шоу не начнется, пока ты не прыгнешь.

24

—

БИТВА

ФИОНН

Брат смотрит на меня. Его лицо искажено болью. Я словно захлебываюсь, не могу вынырнуть. Всё ещё тону в её признании. «Я люблю тебя, Фионн Кейн» — звучит в моей голове. Это не просто слова. А удар под дых. Эти слова разрушили всю мою прежнюю жизнь. Словно появилась трещина между двумя реальностями. Кем я должен быть и кто есть на самом деле. Безнадежно влюбленный в Роуз Эванс. Готовый на всё ради неё. Даже вырвать собственное сердце.

Лаклан смотрит, словно чего-то ждёт. Будто, несмотря на боль, у него ещё осталось место для жалости. А, может, для разочарования.

Сглатываю.

— Береги её, — кое-как произношу я.

— Обещаю, — он кивает и бежит за Роуз.

Я поворачиваюсь к Бентли, вытираю свои глаза окровавленным рукавом.

— Ладно, парень. Только руку мне не откуси, — говорю, прижимая коленом его шею на всякий случай. — Тебе это не понравится.

Нахожу источник кровотечения и начинаю перевязывать сосуд восьмеркой. Трудно, но получается. У меня под рукой лишь игла, ножницы и недовольная собака без наркоза. Кажется, что спустя вечность мне удается пережать артерию. После последнего стежка бросаю всё и поднимаю пса на руки. Несу его к двери.

— Хватит жрать столько бекона. Ты, наверное, семьдесят килограммов весишь, — Бентли в ответ ворчит, когда я спускаюсь по лестнице. Потом скулит, и этот звук каждый раз вонзается мне в грудь, как заноза. — Именно поэтому я никогда не думал о ветеринарном колледже. Прости, дружище.

Мы уже почти внизу, когда я слышу голос Лаклана снаружи, а потом резкий ответ Роуз. Я был так занят, зашивая Бентли и совсем не думал, что Роуз ещё может быть рядом. А теперь это единственное, что меня волнует. Добраться до неё вовремя.

Я тороплюсь. Нужно увидеть её. Она сказала, что любит меня. А я был так ошарашен, не только словами, но и тем, что они во мне пробудили и совершил самую большую ошибку в жизни.

Не сказал ей то же самое в ответ.

— Роуз! — кричу я, а двери машины уже захлопываются. — Роуз!

Двигатель «Чарджера» гремит на всю улицу.

— Подождите, — умоляю я, хотя уже знаю, что они меня не услышат. Я вылетаю за дверь с собакой на руках, как раз когда они срываются с места. Смотрю, как машина несется в конец улицы и с визгом резины уходит в поворот. Последнее поблескивание отполированного бампера, и их нет.

— Чёрт, — тихо говорю я, и собака скулит в ответ.

Открываю машину, укладываю Бентли на заднее сиденье и бегу к водительскому. Не знаю, где ближайшая ветеринарная клиника. Ищу на картах, и тут приходит сообщение от Роуз.

| Завод «Кексы Монтегю», Вудленд-Роуд, Портсмут.

| Приеду как можно скорее.

Ответа нет.

Нахожу ветеринарную клинику в паре кварталов и гоню туда. Бентли тяжело дышит и периодически скулит. Подъезжаю, паркуюсь у тротуара, пёс опять начинает ворчать, возмущается, что его тащат на руках, но сил спорить нет. Врываюсь внутрь и по удачному стечению обстоятельств, в этой клинике он уже записан. Они забирают пса, пока я быстро рассказываю, что знаю. Оставляю кредитку и номер телефона и меньше чем через десять минут возвращаюсь в машину.

Как только я сажусь на водительское сиденье, я прижимаюсь лбом к рулю и закрываю глаза. Что, черт возьми, я сделал? Роуз была рядом, говорила слова, которые я так хотел услышать, протягивала мне сердце, будто не могла больше его хранить, хотя должна была беречь каждую трещинку. И после всего, что произошло вчера, и бессонной ночи, я замешкался, не мог осознать, что происходит, и насколько это важно. Как будто я годами смотрел на сломанный пазл, и с последним кусочком всё вдруг встало на свои места.