Жрица богини Маар

— Дважды, госпожа Лаисса, — интонации жреца стали ласковыми, успокаивающими, от этого волнение только усилилось.

— И чем это закончилось для тех, кому вы помогали?

Я выжидающе смотрела на жреца. Тот отвел глаза и явно раздумывал, в какую форму облечь ответ.

— Говорите, как есть, господин Тимек, — мягко подбодрила Гарима. — Мы обе знаем, что вы хотите добра. Но с закрытыми глазами, не зная ничего о возможных последствиях, сложно решиться на совершенно новый… обряд.

— Понимаю, госпожа, — вздохнул жрец. — А также знаю, что вам не понравится ответ. Из тех двоих один был преступником, которого я заставил вновь пережить те убийства, которые он совершил. Из-за моего принуждения он явно испытывал сильную боль. А когда признание и доказательства были получены, преступника казнили.

— А как же жрицы? Почему для него не провели ритуал? — недоумевала я.

— Все просто, — обезоруживающе улыбнулся господин Тимек. — Это было в одном из южных королевств. У них нет своих жриц и Храмов, хотя там верят в Супругов.

— Что случилось со вторым? — внешне невозмутимая Гарима пыталась держать деловой настрой, но я чувствовала ее нарастающую тревогу.

— Второй была умалишенная девушка, — жрец помрачнел, но отвечал полно, не таился. — Помешанная рассказывала о своих снах, многие были навязчивыми. Ее родственники думали, что если один и тот же сон повторяется неоднократно, то он должен что-то означать.

— Разумное предположение, — осторожно заметила я. — Разгадка сна могла девушке помочь.

— Не в этом случае, госпожа Лаисса. Не в этом, — он вздохнул и вдруг показался мне ужасающе дряхлым. Будто из-за тяжелых воспоминаний постарел за мгновения на десяток лет. — Ей снились урывки, лоскуты цельного полотна. Управляемый сон собрал их воедино. Оказалось, что все это время ей снилось, как она убивает младшего брата.

— Какой ужас, — зябко повела плечами Гарима.

— Это не самое кошмарное, — разуверил господин Тимек. — Ребенок в то время был жив. Собранный в одно целое сон долго пугал девушку. Она стала тихой, спокойной. Хоть больная и сторонилась брата, я искренне верил, что она исцелилась. Пока она не попробовала убить дитя точно так, как во снах. Ее едва успели остановить.

— Вы рассказываете жуткие истории, — укорила Гарима, положив ладонь мне на плечо.

— Я ведь предупреждал, что вам не понравится, — он, будто извиняясь, развел руками.

— Предупреждали, — подтвердила я и постаралась не показывать, как испугалась из-за откровений жреца. — Но меня не нужно принуждать. Поэтому, думаю, боли не будет…

— Я тоже в этом убежден, — поспешно согласился господин Тимек. — К тому же эти ваши сны, насколько я понял, они вовсе не о вас. Так ведь? Вы пристальней посмотрите на чужую жизнь. Только и всего.

— Да, можно и так сказать, — улыбка и голос Гаримы показались мне напряженными.

Отчего-то подумалось, что сестра не рассказала жрецу содержание этих снов.

— Нужно послать за императорским лекарем, — решительно добавила она, потянувшись к колокольчику.

— Зачем? — удивился господин Тимек.

— Мне нужно видеть, как умирает один человек, — объяснила я. — Но в своих снах я не наблюдаю со стороны. Я чувствую то же, что и он.

— О… Вы же Проживающая! Я даже не подумал об опасностях для вас, — страх и сомнения жреца проявились так явно, что ему больше не удавалось их скрывать.

Я постаралась изобразить улыбку. Судя по тому, как Гарима обняла меня одной рукой, сыграть уверенность и решимость не удалось.

— Ты не обязана это делать, — бросая настороженные взгляды на колдующего над заварочным чайником жреца, прошептала Гарима.

В глазах беспокойство, голос заметно дрожит, поза напряженная, будто сестра готова в любой момент вскочить и броситься на мою защиту. Но пока ей приходится защищать меня от меня самой.

— Я хочу этого, — ответ прозвучал твердо, но, к сожалению, не убедительно. Поэтому Гарима стала спорить и уговаривать одуматься.

— Он не обидится, если ты сейчас откажешься. Он прекрасно понимает, что ты очень рискуешь, соглашаясь на ритуал.

— Этот сон… он был не просто так. Нельзя бездействовать!

Я говорила напористо, старалась так победить ее тревогу, свое волнение. Но сама боялась принятого решения, поэтому злилась. Злилась на сестру, невольно усиливающую мой страх.

— Если Великая послала тебе этот сон, она пошлет его еще раз, — тихо возразила Гарима.

— Да пойми же ты! Я не могу спокойно сидеть и ждать, когда тот человек умрет не только в моих снах, но и на самом деле. Я устала убивать! — прозвучало слишком резко и громко, о чем я тут же пожалела.

Пожилой жрец отвлекся от своего занятия и смотрел на меня. Он был не просто поражен, он был ошеломлен. Мои последние слова стали для него откровением. Господину Тимеку в голову раньше не приходило, что одна из сильнейших Забирающих за долгую историю Империи так расценивает свою роль.

Гарима порывисто обняла меня. Я обхватила сестру обеими руками, с удовольствием вдохнула мягкий запах ее духов.

— Я боюсь за тебя, — тихо призналась сестра.

— Я тоже боюсь. Но страх — недостаточный повод, чтобы отступать.

Она вздохнула и не ответила.

Мы начали, когда пришел императорский лекарь. Присутствовать при ритуале его не приглашали, но он и не хотел этого, с видимым удовольствием устроился в гостиной с книгой.

Отвар, который дал мне господин Тимек, имел очень странный для тарийского зелья аромат. Они пахли местными травами и пряностями, терпкими и сладковатыми, а на вкус почти всегда горькими. Это снадобье пахло зимой в Сосновке. Теплым вином с травами, диким медом, потрескивающими дровами и овечьей шерстью. Даже свет лампад, казалось, стал более тусклым. Как у лампы, заправленной дешевым маслом. Она стоит на покрытом скатертью деревянном столе. Я на стул сложенное одеяло подложила, чтоб за столом сидеть удобно было. Стул низкий слишком. Левой рукой страницу истрепанной, зачитанной книги придерживаю, в другой руке горячая чашка. Над ней парок поднимается. Тепло и уютно, пушистый шарф, толстая жилетка. Огонек за замутненным стеклом вздрагивает, я тянусь за ножницами, чтобы нагар снять.

— Где ты? — звучит незнакомый низкий голос. Ласковые интонации не скрывают требовательности.

— В Сосновке, — спокойно отвечаю я.

— Ты дома?

— Нет, я в своей хижине.

— А тот, кого ты хочешь увидеть, он где?

— Далеко, — я закрываю книгу, указываю рукой направление. — На запад отсюда.

— Пойдем туда? — немного нерешительно предлагает голос.

Закрываю глаза, киваю. Меня влечет куда-то, как щепку течением подхватывает. Но не страшно, почему-то знаю, этот поток вреда не причинит. Меня будто выносит на берег, и только тогда я открываю глаза. Вижу богатый каменный дом. На каждом углу трехэтажного здания сделаны небольшие выступающие площадки, там стоят каменные статуи воинов. Лучники, копейщики, мечники выполнены в человеческий рост, облачены в тарийские доспехи. Выглядят сурово, грозно, так, будто защищают здание.

— Что ты видишь? — неизвестный голос обеспокоен моим долгим молчанием. Это чувствуется, хоть звучит он по-прежнему ровно и уверено.

Я описываю здание и, повернувшись к нему спиной, продолжаю:

— Большой двор вымощен плиткой, вокруг высокий забор. Здесь холодно, недавно был дождь.

— Где тот, кого ты ищешь?

— Он в доме, — отвечаю убежденно, вновь смотрю на здание и показываю на окна в правом крыле.

— Иди туда, — велит голос.

Я прохожу мимо живых тарийских воинов. Имперцы вход охраняют, но меня не видят. Забавно. Широкие коридоры и лестницы сменяют друг друга. Я поднимаюсь на верхний этаж и подхожу к украшенной золотом двери. Рядом с ней слуга. Это мои покои, обставленные точно так, как я люблю. Золотистые занавеси на окнах, мягкие диваны, пухлые кресла, которые обнимают уютом, когда в них садишься. Спальня, сделанная так, как удобно, как привычно. Еще не открыв двери, знаю, что увижу, и радуюсь избавлению от необходимости следить за выражением лица.