Журавлик - гордая птица

Каллен и Дубов обменялись понимающими взглядами.

— Психотерапевт недоделанный. Знал, чем взять мятежную душу алкоголика, — проворчал Никита.

— Дмитрий Корнев, которому ты уже полчаса поёшь дифирамбы, на моих глазах застрелил двух женщин, одна из которых была женой моего брата и матерью моего племянника.

Степан икнул от неожиданности и испуганно вытаращился на Каллена. Его обветренные и потрескавшиеся губы задрожали. Он вжал голову в плечи, и, не выдержав давления обвиняющего взгляда Эдварда, опустил глаза вниз, начав ковыряться грязным пальцем в дырке на поле своей рубахи.

— А знаешь, Петрович, — заговорил Никита усталым голосом. — Надоело мне с тобой носиться, как с драгоценным подарком. Вижу я, что зря сейчас теряю время. Ну, не хочешь общаться, и не надо. Что с тебя взять, с больного пожилого человека? Я даже в отдел тебя забирать не стану, хотя можно было бы привлечь за нежелание давать показания против преступника, находящегося в розыске. К тому же, есть у меня опасения, что я не доживу до конца поездки в одной машине с тобой, потому что задохнусь от твоего неповторимого амбре раньше, чем мы попадём в город. Но только ты учти, что всю мою ответственность за твою дальнейшую судьбу я, как лицо официальное, с себя тоже снимаю. Больше ты меня не увидишь. А за него, — Никита махнул головой в сторону Каллена, — я ручаться не могу. Он кто? — Дубов состроил глупые, наивные глаза. — А откуда я знаю, кто? Вижу его, вообще, сегодня второй раз в жизни. И что ему там дальше в голову взбредёт, ведать не ведаю. И если захочет сей джентльмен, чьё сердце горит огнём праведной мести, пару раз с тобой встретиться, останавливать его не буду, потому как он — не мой подчинённый, и докладывать мне о своих дальнейших намерениях и передвижениях не обязан. И это — его дело, каким изощрённым способом он будет добывать информацию о Диме из закоулков твоей мутной памяти.

Дубов остановился и, беспомощно разведя руки в стороны, участливо покачал головой.

— Но помни, Стёпа, и ещё кое-что. Для Каллена ты — человек, прикрывающий его врага, а значит, ты с Димой в одной лодке. И здесь всё логично: друг его врага — и его враг тоже. Возможно, Эдвард, как человек благородный, и проявит уважение к твоему возрасту и к тому убогому состоянию, в которое ты сам себя загнал беспробудными пьянками. А может, и нет. Откуда ж я точно могу знать, как оно дальше повернётся? Уж очень его Корнев разозлил своими идиотскими выходками.

Закончив свою тираду, Никита встал и начал застёгивать куртку, добавив:

— Ладно, я пошёл. Вот этих крепких парней, всё это время терпеливо подпиравших входную дверь, я забираю с собой, чтоб больше не смущать твою, Петрович, хрупкую психику, — Дубов махнул двум откровенно скучавшим у выхода омоновцам, а потом обратился к Эдварду: — Мистер Каллен, вы с нами?

— О, нет! — ответил тот, приняв условия игры. — Я, пожалуй, задержусь. Природа здесь, знаете ли, великолепная! Хочу насладиться видами зимнего леса, так что погощу ещё у хозяина дома. Думаю, мы найдём много общих тем для разговора, скучно нам точно не будет, не так ли, Степан Петрович?

Эдвард подарил Сукачёву хищную улыбку.

— Удачи! — небрежно бросил Никита и бодро потопал к выходу.

— Эй-эй, капитан, ты куда? — опомнился Степан. Его глазки — бусинки, маслянисто заблестев, испуганно забегали по сторонам. — Хрен с вами, расскажу! Да я знаю-то совсем немного!

Никита, сменив траекторию, резко развернулся от входной двери и, подойдя к Сукачёву вплотную, произнёс строгим тоном:

– Говори!

— Приехал он сюда с месяц назад, — жалобно запричитал Степан. — Поздно ночью. Попросился на постой, сказал, что поругался с женой, и не хочет её прощать, а хочет пожить в тишине и покое, чтобы привести нервы в порядок. Посулил за комнату хорошие деньги, я и согласился. Но дома он не сидел, постоянно куда-то отлучался. А однажды пригнал машину, какую-то старую иномарку.

— Модель? Номер? — потребовал Дубов.

— Откуда ж мне знать? — пожал плечами Степан. — Я в них вообще не разбираюсь. А номеров когда вообще не было, а когда были сильно заляпаны грязью. Каждый его отъезд — приезд по-разному было. Да что я, следил, что ли, за этим?! Не обязан был, между прочим!

— Это мы уже поняли, — смирившись, махнул рукой Дубов. — Дальше!

— Несколько раз, когда Дима под вечер возвращался домой, он был злой, как волчара. Всё бубнил себе под нос какие-то проклятия, обещал, что кому-то за что-то отомстит. Я, вроде как по доброте душевной, один раз решил узнать, что случилось, а он рыкнул на меня и предупредил, чтоб не лез я не в своё дело. Но потом, правда, подобрел. И ещё… Он всегда был при деньгах. Однажды в сильном подпитии вытащил из кармана пачку мятых купюр и стал трясти ими перед моим носом. Говорил, что с этими бумажками он — человек.

— Где он сейчас? — перебил Степана Эдвард, устав слушать, как любая фраза Степана, пусть и в разных вариациях, сводится к упоминанию спиртного.

— Н-не знаю, — протянул Сукачёв и, жадно сглотнув, снова оседлал любимого конька: — Мужики, дайте выпить, а?

— Где Корнев сейчас? — повторил Каллен, игнорируя просьбу.

— Да уехал он! — старик, поняв, что не получит желаемого, впал в крайнее раздражение. — Недели две назад уехал! Вещи за десять минут собрал, торопился очень. Сказал, что нужно сменить жильё, потому что возникли проблемы. Здесь, мол, опасно надолго задерживаться. Жена его, гадюка, мол, крепких ребят наняла, чтобы отомстить за то, что Дима её бросил, — Сукачёв с опаской покосился на Эдварда, заметив, как напряглись от злости его скулы при упоминании эпитета, которым Корнев посмел наградить Изабеллу. — Сунул Дима мне напоследок малость деньжат и предупредил, что я должен держать язык за зубами, если кто будет его здесь искать.

— Господи! — Никита с досады всплеснул руками. — Да неужели же ради этих крох информации ты перед нами столько времени ломал комедию?!

— Я своих не выдаю… не выдавал, — пробубнил Степан, насупившись.

— Ладно, Каллен, — Никита обратился к напарнику, — теперь, думаю, стоит покопаться в комнате Корнева. Вдруг на что занимательное наткнёмся.

— Давай, — Эдвард кивнул. — Я, если ты не возражаешь, выйду на пять минут на улицу, голову проветрю.

С молчаливого согласия Дубова Эдвард вышел за дверь и, преодолев заснеженный двор, оказался за калиткой. Он повернулся лицом к дому, и стал с наслаждением вдыхать холодный зимний воздух, чувствуя, как проясняется в голове, а его обонятельные рецепторы постепенно избавляются от неприятного запаха, коим был насквозь пропитан дом Сукачёва. Блуждающий взгляд Эдварда наткнулся на крыши потрепанных временем поселковых домов, и он вздрогнул, поняв, что этот сельский пейзаж, по-своему прекрасный в своей непритязательной простоте, знаком ему. Он до удивления напоминал картинку из его сна, не отличавшегося, однако, ощущением счастья и умиротворённости. И, как подтверждение того, что встревожился он не напрасно, спину внезапно зажгло от чьего-то тяжёлого взгляда. Каллен резко повернулся к белому, засыпанному снегом, лесу через дорогу от него и разочарованно фыркнул. Лес, начинавшийся буквально в нескольких шагах от него, выглядел застывшим и словно помертвевшим под яркими, но не дающими тепла лучами низкого зимнего солнца. Каллен уже собрался отвернуться, коря себя за излишнюю подозрительность, когда неожиданно уловил еле заметное движение за высокой разлапистой елью, растущей чуть в отдалении от кромки леса. И как подтверждение того, что ему не привиделось, еловая лапа закачалась, стряхнув с себя снежный покров. Звук чужих шагов, донесшийся со стороны леса, был очень осторожным и тихим, но всё же различимым в разреженном морозном воздухе.

Так же, как в своём сне, Эдвард побежал вперёд, на ходу выдёргивая из кобуры свой Глок. И так же тихо начал ругаться от досады, чувствуя, что его ноги, обутые в непредназначенные для бега по лесным сугробам ботинки, скользят и разъезжаются в стороны. Человек, которого он преследовал, по всей видимости, не испытывал подобных трудностей. Он был уже на приличном расстоянии от Каллена, стремительно удаляясь от него и ловко огибая стволы деревьев. Он уже не заботился о конспирации, возвещая о своём присутствии треском сломанных кустов и громким скрипом снега под его ногами. Беглец пересёк небольшую полянку. Эдвард вылетел на открытый участок леса вслед за ним, но резко затормозил на середине полянки, поняв, что больше не слышит впереди тяжёлого топота. Слишком поздно Каллен понял, что это могло для него значить. Ему не хватило всего нескольких шагов, чтобы по примеру человека, которого он преследовал, оказаться в спасительной тени деревьев. Держа наготове оружие, он ринулся вперёд, надеясь как можно быстрее добежать до места, где поляна снова переходила в стену плотно растущих елей и берёз, и тут же тишину разорвал звук выстрела, подняв в небо над лесом стаю заголосивших от страха ворон. Левую ногу Эдварда пронзила резкая боль, и он, громко вскрикнув, рухнул в сугроб.

— Желаю тебе сдохнуть прямо здесь, сука! — донёсся до его слуха знакомый голос. — Ищейка паршивая! Ненавижу!

Игнорируя сильное жжение в бедре, Каллен приподнялся на одно колено и несколько раз выстрелил в том направлении, где мелькала меж стволов деревьев чёрная куртка его противника, снова пришедшего в движение. Воспользовавшись внезапной беспомощностью своего преследователя, тот снова понёсся прочь, скрываясь от погони.

Боль, в первые минуты немного приглушённая выбросом адреналина, стала быстро усиливаться. Каллен сел на снег, развернувшись полубоком и перенеся вес на правую сторону тела. Он стал осматривать раненую ногу, пытаясь оценить, насколько всё серьёзно. Но слишком маленькое отверстие в джинсах, пробитых пулей Корнева, и обильное кровотечение из раны сильно усложняли задачу. Тогда он сделал единственное, на что хватило сил — вытащил из собственных штанов ремень и туго затянул его на бедре чуть выше того места, где находилась рана. Его старания увенчались успехом — кровь, вместо того, чтобы выплёскиваться наружу тяжёлыми толчками, превратилась в тоненькую струйку и стала стекать вниз редкими каплями, медленно увеличивая площадь тёмно-красного пятна на снегу под Калленом.

— Эдвард! Каллен! — на поляне показался взволнованный Никита. Он быстро преодолел расстояние между ними и бухнулся на колени перед напарником. — Живой, слава тебе, Господи! Я пошёл тебя искать, а тебя нигде нет. Потом, слышу, стреляют. Думал, что это ты…

Взгляд Дубова упал на кровоточащую ногу Каллена.

— Что случилось?!

— Корнев! — прошипел Эдвард сквозь сжатые зубы и махнул рукой в ту сторону, где исчез Дмитрий. — Туда побежал.

Никита сорвался с места, на ходу предупредив Эдварда, чтобы тот не двигался и дождался его. Он вернулся буквально через несколько минут в крайнем раздражении.