Журавлик - гордая птица
Шрифт:
Он мечется, как зверь в тисках оков,
Как хищник, упускающий добычу.
Он разорвать их всех давно готов,
И с каждым счёт свести готов он лично.
Жжёт горло ядовитая слюна,
И руки жжёт в попытках дотянуться.
Ему, как воздух, эта месть нужна,
Он дышит ей, рискуя захлебнуться.
Они уже отвыкли от потерь,
Живут и любят, горестей не зная.
А на цепи хрипит безумный зверь,
От ненависти голову теряя.
Но звери благородней и честней.
Законам бытия они подвластны.
Нет, он — не зверь, он из числа людей,
Что всех животных могут быть опасней.
Душевного не помнит он тепла,
Не видит исцеления в смиренье.
Давным-давно свой мир он сжёг он дотла,
А угли разбросал без сожаленья…
Дай Бог, чтоб цепь его не сорвалась
У той черты, откуда нет возврата,
И чтобы
Он ниже, чем уже упал когда-то.
Нет солнца у него над головой,
Земля под ним, потрескавшись, дымится.
А он идёт, глотая мрак ночной,
Не в силах ни на миг остановиться.
Корнев гнал машину, с остервенением вжимая в днище педаль газа. Тело, управляя автомобилем, действовало на автомате, позволяя Дмитрию погрузиться в водоворот размышлений. Мысленно он то и дело возвращался в покинутый им лес, примыкавший к посёлку. Корнев часто дышал, пытаясь успокоиться, и раздражённо взирал на трясущиеся от нервного возбуждения руки, с силой впившиеся в руль. Он бросил взгляд на пассажирское сиденье рядом с собой, помня о спрятанном под ним пистолете. Спроси его кто-то, зачем он вообще приобрёл его, Дмитрий не смог бы ответить ничего определённого. Просто в один прекрасный день он, возвращаясь с очередного сеанса слежки, наткнулся на бывшего приятеля. Тот стоял на автобусной остановке, мимо которой пролегал по случайности путь Дмитрия, и с унылой миной дожидался рейсового автобуса. Когда возле него притормозила видавшая виды иномарка со старым знакомым за рулём, он, быстро сориентировавшись, нырнул внутрь. После долгих разговоров по душам и многочисленных тостов за «вечную дружбу» выяснилось, что парень, имевший когда-то в собственности маленький оружейный магазинчик и вчистую с этим бизнесом прогоревший, всё ещё не растерял старых связей. Он знал, где можно достать оружие, минуя оформление кипы официальных документов. Очень скоро Дима Корнев, отвалив кучу заветных бумажек, стал владельцем модернизированной версии ПМ. Он и сам толком не мог объяснить свой поступок, просто, сжав однажды в руке холодный металл рукоятки Макарова, расставаться с ним больше не пожелал. И сегодня он им воспользовался. Нет, Корнев нисколько не тешил себя надеждой, что убил Каллена в том лесу — видел же, что попал этому настырному и самонадеянному копу только в ногу. Но и его крик, и вид его распластавшегося на снегу беспомощного тела были для Димы одним из самых приятных зрелищ за несколько последних, не самых спокойных, месяцев.
Когда за окном его автомобиля перестали мелькать сосны и ели лесного массива, а сельский пейзаж плавно перетёк в картинки городской суеты, Корнев остановил машину, съехав на обочину недалеко от его нового временного пристанища, и положил голову на руль. Его жизнь… Во что она превратилась за столь короткое время?! Перед глазами замелькали картинки из недавнего прошлого.
Корнев сидит в стареньком автомобиле, купленном им недавно по доверенности у сомнительного вида субъекта, срочно нуждавшегося в деньгах. Перед ним расстилается укрытый темнотой знакомый двор, рядом с которым прошли несколько лет его жизни с Изабеллой. А вот и она сама, нервно переминается с ноги на ногу и постоянно вглядывается в темноту, словно ждёт кого-то. Неожиданно в отдалении мелькает свет фар. Он всё приближается, и, наконец, у подъезда останавливается дорогая иномарка. «Вольво», кажется — издалека не разглядишь как следует. Оттуда выныривают две фигуры: высокая, подтянутая — мужская и маленькая, хрупкая — детская. Ребёнок бежит к Изабелле, и тишину двора разрезает радостный детский голосок: «Мамочка!» Аня! Корнев пытается воспроизвести в памяти образ дочери, но отчего-то это даётся ему с превеликим трудом — черты её лица словно в тумане, будто скрыты за стеклом, подёрнутым каплями мутной воды. Корнев раздражённо трясёт головой и снова возвращается к наблюдению за происходящим у подъезда. Он успевает как раз к тому моменту, когда Аня крепко обнимает наклонившегося к ней мужчину, водителя «вольво», и звонко, без стеснения, хихикает, получив ответные объятия. Спустя минуту девочка возвращается к матери, и та, чмокнув дочь в обе щёчки, отправляет её домой. Сама же вслед за парнем садится его машину. Судя по всему, уезжать она никуда не собираются, они просто разговаривают, расположившись на передних сиденьях. Корнев находится слишком далеко, чтобы разглядеть лицо собеседника своей бывшей, даже несмотря на то, что на их лица падает приглушённый свет, горящий в салоне. Но вот она протягивает к мужчине руку и медленно, словно на большее пока не хватает смелости, проводит ладонью по его лицу. Он что-то говорит, а потом и сам, слегка наклонившись к ней, осторожным жестом отводит прядь волос с её щеки. В этих невинных касаниях столько интимности и теплоты, что это заметно Дмитрию даже на большом расстоянии. Волна ненависти и раздражения бьёт ему под дых, и он, не справляясь с собой, набирает номер бывшей жены на новом телефоне с одноразовой сим-картой.
— Как поживаешь? — цедит Корнев, еле сдерживая ярость.
— Что тебе нужно? — голос у Беллы напряжённый и злой.
— Что, не успела остыть постель после дорогого супруга, как ты уже спокойно садишься в машину к какому-то хлыщу? И почему, позволь поинтересоваться, моя дочь обнималась с ним как с родным пять минут назад?
— Это не твоё дело, — холодно, с пренебрежением, которое так бесит Корнева, отвечает она. — Мы разошлись, если ты вдруг забыл. Как я живу и с кем общаюсь, тебя НЕ касается!
И тогда он взрывается, выливая на бывшую жену всю накопившуюся ярость, и намеренно, чтобы посильнее
задеть её, упоминает в разговоре их общую дочь:— Ты — просто шлюха, Белла! Такая же, как и все остальные! Раньше ты предпочитала лить слёзы и молчать, когда тебя окунали лицом в грязь. А теперь голос прорезался? И за это я тебя накажу. Помнишь, я обещал тебе забрать дочь? Я это сделаю! Поверь, у меня хватит средств и методов, чтобы вытравить память о тебе из её детской головки. Она будет слушаться меня, станет такой, какой я захочу её воспитать!
— Попробуй, — шипит Белла с ненавистью, — и я собственноручно сниму с тебя скальп, а потом прилеплю обратно задом наперёд! Если ты только подойдёшь к моей девочке, можешь считать свою жизнь законченной!
Справившись с удивлением от того, что его когда-то тихая жена научилась давать отпор, Дима выдавливает со злой иронией:
— Что?! Ну, надо же, Журавлёва показывает зубки! Это что-то новенькое. Дорогая, ты меня снова волнуешь. Может, встретимся как-нибудь и снимем напряжение вместе?
— Зато меня от тебя тошнит. Не смей приближаться ко мне или к дочери за километр!
— А как там себя чувствует твой сынок? — он снова бьёт по больному, мечтая размазать эту сучку по стенке. — Ты ещё не рассказала ему о биологическом папочке? — вкрадчиво произнёс Корнев. — Хочешь, я это сделаю, чтобы облегчить тебе задачу?
— Если я узнаю, что ты крутишься вокруг Саши, то напишу заявление в полицию! Тебе нужны неприятности?
— Ты не посмеешь, — режет в ответ Дмитрий, умело скрывая за агрессией внезапный липкий страх. — Да и что ты им скажешь? На деле это выглядит так, как будто я очень хочу увидеться с детьми. Да кто тебя вообще станет слушать? После того, как твоя дорогая подружка ушла из полиции и заделалась адвокатом, заступиться за тебя больше некому.
— Вот именно, адвокатом. И этот адвокат по старой дружбе, я думаю, посоветует мне, как сделать, чтобы, как минимум, ты не приближался к нам, а, как максимум, тебя надолго упекли за решётку! — твёрдо чеканит она и сбрасывает звонок.
Что?! Он не ослышался? Скромница и тихоня Изабелла научилась давать сдачи?! И это бесит его ещё сильнее, чем её давняя застенчивость и страх перед ним. Это действует на Корнева, как красная тряпка на быка. Трясущимися от ярости пальцами он снова набирает её номер, но равнодушный голос автоответчика сообщает ему, что абонент недоступен — эта новоявленная революционерка отключила телефон. Вымещая эмоции на ключе зажигания, Дмитрий резко дёргает его, заводит двигатель и бьёт по газам, чтобы уехать отсюда как можно скорей. Вместо прощания, не удержавшись, выдаёт длинный и пронзительный автомобильный гудок, адресуя его ненавистной парочке в «вольво».
Корнев предпринимает ещё несколько попыток слежки за Изабеллой. В течение нескольких недель он наблюдает, как она гуляет с детьми во дворе, как ходит на работу, как выгуливает собаку. Подходить ближе он не решается — на её, будь оно неладно, счастье вокруг всегда полно посторонних: коллег, таких же, как и она сама, мамочек со своими драгоценными чадами, да и просто случайных прохожих, в конце концов. К тому же всё чаще его бывшую жену сопровождает тот самый парень, с котором она так мило беседовала в машине. Корнев, как ни старается, не может разглядеть его более детально — толстая зимняя куртка и низко надвинутая на глаза шерстяная шапка не дают ему такой возможности. Но парень кажется ему смутно знакомым. Почему? Дмитрий и сам пока не может ответить на этот вопрос.
Эта слежка тяготит его, но он продолжает наблюдение, каждый раз, словно втянувшийся по уши наркоман, возвращаясь за очередной дозой ярости и ненависти, закипающей внутри при виде этих счастливых идиотов. Ему почти нравится чувствовать эту сводящую с ума, разрушительную смесь. Он живёт ей, черпая в этом силы, ощущая, как бежит по венам предвкушение мести.
Замечает Корнев и ещё кое-что, раздражающее до безумия: их сплетённые пальцы, его руку, по-хозяйски устроившуюся на её талии, изредка — его ладонь на её щеке в мимолётном поглаживании, забота, с которой она проводит руками по его груди, очищая его куртку от снега, налипшего после затеянной Аней игрой в снежки… Аня! Однозначно, и она без ума от этого хлыща! Виснет у него на шее, хохочет, дурачится, млеет от его заботы и внимания. Ни дать ни взять — папа с дочкой! Тьфу, аж тошно! И даже этот паршивый пёс, который со щенячьего возраста не переносит Дмитрия, скаля зубы и рыча в его присутствии (подумаешь, слегка пнул его мыском ботинка, чтоб не крутился под ногами и знал своё место), ходит за тем, другим, мужиком как привязанный, преданно заглядывая ему в глаза. Член семьи, по утверждению Беллы, но, если честно, бесполезное создание. Корми его, выгуливай в шесть утра и делай вид, что тебя умиляет его благодарно машущий хвост. Сашкин любимец! Кстати, Сашка… Этот новый друг семьи уделяет ему столько внимания! Он так спокоен, приветлив и дружелюбен по отношению к мальчишке. Обнимает его, смотрит, присев на корточки, в глаза, что-то втолковывая, ласково, словно девчонку, гладит по голове. Это смешно, ей-богу! Такими темпами из этого маленького засранца очень скоро получится безвольная тряпка! И тогда стать в будущем нормальным, с характером, мужиком сыночку Беллы точно не светит. А однажды с губ Саши срывается громкое: «Папа!» Корнев слышит это слишком отчётливо. И когда до него доходит полный смысл этого слова, он, наконец, понимает, кем является этот незнакомец. Эдвард Каллен, собственной персоной! Ну, надо же! Объявился всё-таки в этих краях! Но почему, если он ни разу не видел его живьём, его манера двигаться, отдельные жесты, очертания высокой, по-мужски отлично сложенной, фигуры кого-то напоминают? Где-то он его видел! Вот только знать бы где? И от неспособности расставить всё по местам в собственной голове его накрывает новая волна бешенства.