Журнал «Вокруг Света» №04 за 1986 год

А птицы все ближе. Мы подходим к поросшему желтой осокой островку, откуда выплывает утка-морянка. Вот и ее гнездо с десятком зеленоватых яиц, обложенных серым теплым пухом. Саша записывает что-то в блокнот, достает штангель, покрасневшими от холода пальцами берет из гнезда яйца и тщательно их измеряет.

Чайки теперь летают совсем рядом, но где же их гнездо?

— Да вот же,— указывает Саша, досадуя на мою невнимательность. И верно, всего лишь в метре от гнезда морянки среди осоки на темной утрамбованной птичьими лапками площадочке лежат средних размеров два зелено-бурых яйца. Никакого пуха вокруг, все по-спартански, как и должно быть у истинного северянина.

И вдруг чайки с истошными криками, как это делают обычно крачки, начинают пикировать на нас. Видимо, мы задержались здесь дольше положенного, лопнуло птичье терпение. Восхищаюсь решимостью и храбростью птиц, понимаю, что надо уходить, и все-таки молю Сашу постоять у гнезда еще хоть минутку. Птицы проносятся совсем рядом. На фоне низких синеватых облаков, сквозь которые неожиданно прорвались солнечные лучи, отчетливо теперь становится заметна и розоватость на животе, яркость красных лапок, коричневатость в ожерелье, красный ободок у глаз, сизоватость спины и крыльев. Позабыв о том, что фотографическая пленка все-таки не передаст всю эту видимую глазом радужность, снимаю кадр за кадром. Все-таки она не жар-птица, не розовая чайка. Я бы назвал ее — птица с отсветом зари.

— Уходим,— решительно объявляет Саша. Ему еще искать среди болот гнездо гусыни, устанавливать фоторобот, а затем неизвестно сколько добираться по тундре до теплого желанного балка. И нет никакой уверенности, что возвращению не помешает туман.

И все же, кроме радости, в душе осталась неудовлетворенность — слишком мало длилось свидание с этой действительно прекрасной птицей. Сделав несколько шагов за Кондратьевым, я оборачиваюсь. Розовая чайка, расправив сизоватые крылья, так похожие на крылья чайки-моевки, и опустив клюв, осторожно присела на кочку. Переступая, села на яйца и, устроившись поудобней, замерла со вскинутой головой. Обычная чайка, только темное ожерелье на груди. Но она так запомнилась мне, что, повстречай я ее где-нибудь в северных широтах в полярную ночь, непременно узнаю. Мне верится — она скрывается не в центральных районах Арктики, а там, где проводят зиму бургомистры и другие чайки: в морях Северной Атлантики или Тихого океана. Надо только повнимательнее искать ее, и тогда непременно выяснится, где же все-таки проводит зиму эта загадочная птица.

Халерчинская тундра — Москва

В. Орлов

На кочах — по ледовитому океану

Известно, что земли, называемые Поморьем, обживали новгородцы начиная с XI века. Господство Новгорода на Севере обусловило развитие судостроения, полярного мореплавания и хозяйственное освоение побережий вплоть до устья Оби. Многие пути к Северу начинались по рекам, и потому к подвигам на море надо мысленно добавить многотрудные плавания по безвестным и опасным водным артериям.

Небывалое развитие ледового мореплавания на русском Севере приходится как раз на тот период, когда открытия Америки и морского пути в Индию породили колониальный грабеж. Русское же государство, продвигаясь на Север, вело активный торговый обмен с местным населением, энергично развивало там рыбный, зверобойный, соляной и пушной промыслы. На Новой Земле и Груманте (так называли поморы Шпицберген) появились русские становища и промысловые поселения.

Успешные плавания поморов — следствие не только их отваги, но и мастерства. На Севере издревле применялись суда, известные под собирательным названием — кочи. Крепкие, вместительные, с надежной оснасткой, кочи были довольно разнообразны. Меньшие из них и плоскодонные считались незаменимыми в прибрежных плаваниях, где

часто требовалось переволакивать суда посуху для сокращения пути. Другие, большего размера, выдерживали длительные морские походы. Была у этих кочей еще одна отличительная особенность: при натиске льдов их округлые корпуса выжимало на поверхность и тем самым спасало от гибели.

Плавания поморов отражены на известной карте «Чертеж всему Московскому государству», составленной в 1660 году. Карта эта не сохранилась, но ее описание — ныне широко известный картографический памятник «Книга Большому чертежу» — упоминает множество объектов на обжитых поморами берегах.

Из поморских и уральских городов началось движение землепроходцев и мореходов «встречь солнцу», на восток, в легендарную, богатую пушниной Сибирь. Знаменитый Мангазейский морской ход привел к созданию в самом начале XVII века известных поселений и городов — Мангазеи, Пустозерска, Обдорска, Надыма, Туруханска. В 1605 году морской путь из Оби к Енисею проложили кочи морехода, известного под именем Луки. Флотилия «капитана Луки» открыла устье таймырской реки Пясины, а его спутники даже проникли в глубь полуострова. Пять лет спустя устья Пясины достигли кочи Кондратия Курочкина, вышедшие из Новой Мангазеи (Туруханска). Тогда же русским стала известна река Хатанга на восточном конце обширного Таймыра. Пути к Хатанге по рекам с волоками осваивали отряды Василия Сычова, Якова Семенова и знаменитого Ерофея Хабарова. В устьях рек Хатанги и Анабара мангазейское мореплавание сомкнулось с северо-восточным, идущим от Лены.

Впрочем, могло это случиться не только на таймырских волоках, но, возможно, и в самих водах, омывающих Таймыр. Именно в начале XVII века безвестные мореходы с Енисея обогнули самый северный выступ Азии. Остатки лагеря того времени были обнаружены советскими гидрографами на северовосточном берегу Таймыра. По надписям на личных вещах удалось установить, что в числе первопроходцев были Акакий и Иван Муромцы из муромского села Карачарова — родины былинного Ильи Муромца!

Не исключено, что это могли быть следы стоянки мореходов, возвращавшихся из устья Лены с грузом пушнины в Мангазею. Подтверждением этой версии является установленный факт массового торгово-промышленного мореплавания к востоку от Таймыра во второй четверти XVII века. Устья Большой реки — Лены (по-эвенкийски — просто Елю-ёне — река) — первыми достигли летом 1632 года казаки Ивана Падерина. Отсюда и начались морские походы русских на северо-восток, составившие яркую страницу в истории арктического мореплавания.

В XV—XVII веках ни одна страна, за исключением России, не имела ледового флота. Русские люди стали зачинателями арктического судоходства. На всем протяжении от Архангельска до Камчатки плавали, главным образом, выходцы из Поморья. Устюжане, вологжане, каргопольцы, пинежане, мезенцы принесли в дальние края свой многовековый опыт, традиции в судостроении и культуру навигации. Успешному ходу географических открытий на северо-востоке в немалой степени содействовало и местное население — якуты, эвенки, юкагиры. Безвестные вожи, проводники экспедиций к «новым землицам», по праву делят славу первопроходцев.

Первыми в путь по морю из устья Лены отправились в 1633 году отряды Ивана Перфильева и Ивана Реброва. В течение нескольких лет эти и другие мореходы открыли устья рек Оленёка, Омолоя, Яны, Индигирки, Алазеи. Вести о богатствах «заморских» рек привели к новым походам. Среди них выделяется открытие в 1639 году казаками Ивана Москвитина Охотского моря и первые плавания по нему русских судов.

Новый этап морских походов ознаменовался открытием устья реки Колымы. Случилось это в 1643 году, когда люди Михаила Стадухина, Дмитрия Зыряна, Семена Дежнева в течение двух недель одолели 500 верст трудного пути и заложили Нижнеколымское зимовье. Это поселение стало базой для дальнейшего продвижения россиян на восток по морю, рекам и сухим путем. Отсюда начался и выдающийся морской поход вокруг Чукотки.

Руководителем этого исторического плавания был холмогорец Федот Алексеев Попов — приказчик известного московского «царского гостя» (купца) Василия Усова. Ответственным сборщиком государева ясака назначили казака Семена Дежнева. Из устья Колымы в морской поход до «большой соболиной реки Погычи» (Анадыря) в июне 1648 года отправились семь кочей.

В октябре лишь четырем из них удалось обогнуть северо-восточную оконечность Азии, названную впоследствии мысом Дежнева. На желанную реку Анадырь добрался лишь сам Дежнев да с ним три человека...