Злой лжец

— Это твои, — говорю я ей. — Я писал тебе каждый день.

Она берет коробку и подносит ее к сердцу. Она смотрит на нее, поднимает крышку, и легкая улыбка щекочет ее лицо, когда она видит стопку писем внутри. Когда ее взгляд снова поднимается, чтобы встретиться с моим, возвращается мерцание, которого я не видел годами, и она снова становится Кэндис Риччи. Как будто кто-то снова включил свет в ее душе, и пламя того, кем она была раньше, снова разгорается.

— Спасибо, Доминик.

— Пожалуйста, Ангел.

Но когда я смотрю на нее, меня охватывает смесь эмоций. У меня снова возникает это чувство неконтролируемости, когда я думаю о прошлом и настоящем, но я понимаю, что в этой текущей ситуации мое будущее неопределенно.

Когда я думаю о будущем, я хочу ее и не хочу снова доказывать правоту ее отца.

Вот почему я не могу успокоиться, пока все это дерьмо не закончится.

У нас пока нет ответов.

Это всего лишь еще один раскрытый секрет.

Мне нужно выяснить, как все остальное сочетается.

— Детка… Мне нужно отлучиться на несколько часов.

— Ты не можешь остаться?

Я качаю головой. — Не тогда, когда я так себя чувствую. Кори будет здесь. Я вернусь через некоторое время.

Надежда загорается во мне, когда она тянется ко мне и подводит к своим губам для поцелуя, и я позволяю себе насладиться ее ощущением.

Она чувствует то же самое, что и два года назад, когда любила меня.

Глава 39

Кэндис

12 мая

Дорогая Кэндис,

Сегодня было тяжело. Сегодня восемь недель с тех пор, как я отсутствовал. Я все еще на реабилитации. Все еще здесь, пытаюсь поправиться. Врачи говорят, что я смогу уйти в следующем месяце, но я не уверен. Я думаю, они просто дают мне надежду, потому что видят, что она мне нужна. Они видят, что реальность сильно ударила по мне, что я на самом деле пристрастился к наркотикам, и будет трудно от них отказаться.

Я много бывал на улице. Мне нравится смотреть на пейзаж. Здесь, в Голландии, красиво. Там есть цветы того же цвета, что и твои глаза. Я все время пытаюсь вспомнить, как ты выглядишь и как ты пахнешь, чтобы пережить этот день.

Сегодня, похоже, худшее, что есть сейчас, и даже не думать о тебе помогает. Никогда не было такого, чтобы образ твоего лица приходил ко мне, и я не чувствовал себя лучше. Прямо сейчас я чувствую, что умираю. Я не знаю, как еще описать то, что я чувствую. Как будто стены надвигаются на меня, и я не могу оттолкнуть их.

Это заставило меня задуматься о том, что ты, должно быть, чувствовала, когда я выстрелил в тебя. Мне так стыдно даже писать это, потому что я не думаю, что ты должна была простить меня. Как ты могла?

Я глубоко ранил тебя, и чтобы добавить оскорбления к ране, меня там нет. Я здесь, в этой больнице, и дерьмо, которое они мне впаривают, заставляет меня чувствовать себя адом. Хотя я не уверен, может быть, это только у меня так.

Я хуже, чем ты видела. Я не осознавал, что я в таком плохом состоянии, пока я чуть не потерял тебя.

Я знаю, ты видела, как я употреблял, но я так хорошо скрываю вещи, и ложь, которую я говорил, была такой легкой, что ты, вероятно, никогда не верила, что то, что ты видела, было реальностью. Я принимаю наркотики.

Я сам не могу в это поверить. Все, что я думаю в качестве оправдания, не подходит. Не кажется, что этого достаточно, чтобы объяснить, почему я это сделал.

И все же я жажду этого. Я жажду побега и лжи, которая заставляет меня верить, хотя бы на несколько минут. Я почти чувствую себя нормально, а потом нет. Правда в том, что я чувствую себя беспомощным и слабым.

Я потерял отца и так и не смог сказать ему, что он для меня значит. Несмотря на все мои навыки, я никогда не знал, что Андреас предаст нас. Я никогда не знал, что он пойдет против нас, чтобы убить нашего отца. Так в чем же был смысл меня? Я — парень, который видит все. Я — парень, который может сделать так много. Я никогда не ожидал этого.

Я даже не могу ясно мыслить. Дни и ночи смешиваются в одно целое, и я больше не знаю, кто я и что я.

Единственное, в чем я могу быть уверен, — это то, что я люблю тебя.

Доминик

Мои руки все еще трясуться. Это третий раз, когда я читаю это письмо. Оно было самым болезненным, и это единственное, где он говорит мне, что любит меня.

Я сидела здесь все утро, просматривая все письма в коробке. Там действительно семьсот шестьдесят писем. По одному на каждый день из двух лет и одного месяца, когда Доминик отсутствовал. Большинство не такие длинные, как это. Другие длиннее и занимают страницы, рассказывая о пейзаже, потому что он знал, что мне это понравится. Когда я читаю каждое письмо, у меня такое чувство, будто я была там с ним каждый день.

Я все еще нахожусь в шоке и потрясении от всего, что мне рассказал и показал Доминик.

Не могу поверить, как сильно я ошибалась на протяжении стольких лет.

Я смотрю на эти письма и на окружающие меня картины, изображающие меня саму, и думаю о мальчике, которого я любила.

Он тоже меня любил. Он любил меня в ответ, и он меня видел. Он знал, что я жива и что я чувствую к нему. Он знал, и он все тот же парень.

Никто никогда не заставлял меня чувствовать себя настолько важной.

Узнав правду о том, что сделал Папа, я взбесилась. Я понимаю, почему он это сделал, но, как и когда он устроился на эту чертову работу, он не знал, что, черт возьми, он делает. Услышав, что он заставил Доминика пообещать держаться от меня подальше, я глубоко ранена, потому что он лишил меня выбора. А дальше было страдание.

Теперь все это имеет смысл. Я помню, как два года назад Доминик впервые поцеловал меня. То, как он меня целовал, казалось, что он умирает от желания сделать это, и ту ночь, когда мы чувствовали то же самое. Как будто мы оба жаждали друг друга. Теперь я знаю, почему.

Изабелла была права, когда говорила, что люди делают что-то по разным причинам. Теперь я знаю, почему все произошло так, как произошло. Это произошло из-за папы.

Я смотрю на полузаконченную картину себя и замечаю, как Доминик нарисовал мои глаза. В них есть отчетливый блеск, и они выглядят так, будто можно заглянуть мне в душу. Его мать рисовала так же.

Я смотрю на ту девочку, которой я была. На той картине я была такой сломанной. Я больше не хочу быть этим человеком.

Жить и двигаться дальше — вот что мне нужно. У меня есть некоторые ответы, но не все. Теперь этого достаточно, чтобы начать исцеляться. Улыбка озаряет мое лицо, когда я снова смотрю на письма.