Злой лжец

Он мне написал.

Доминик не забывал меня, и я была важна для него.

Теперь у меня достаточно сил, чтобы открыть свое сердце и полностью довериться ему.

Теперь я понимаю, почему он должен был уйти и почему он не мог быть здесь. Лучшие врачи могли бы быть у него на пороге, но именно сам факт ухода направил его на путь выздоровления и искупления за все, что он сделал.

Мне нужно сделать для него еще одну вещь.

Уже почти стемнело, когда я слышу, как открывается входная дверь.

Кори сегодня держался от меня подальше. Я даже не уверена, заходил ли он вообще в квартиру, а если и заходил, то только в то время, когда я была наверху.

Так что я знаю, что это не он ходит внизу.

Я спустилась вниз как раз в тот момент, когда Доминик собирался войти в коридор, чтобы направиться ко мне.

Когда он смотрит на меня, я улыбаюсь. Это улыбка, которую я чувствую глубоко внутри себя. Та, что идет из моего сердца.

Я бросаюсь к нему, прямо в его объятия, и дарю ему теплый поцелуй. Он касается моих губ своими твердыми, полными, сексуальными и проникает языком в мой рот, чтобы попробовать меня на вкус. Я тоже пробую его на вкус и наслаждаюсь им так, как всегда хотела.

Когда мы целуемся, это никогда не бывает прирученным или сладким, я всегда хочу большего, и он всегда дает мне больше. Поэтому я прекращаю поцелуй, прежде чем мы унесемся. У меня есть вещи, которые он тоже должен услышать.

— Я люблю тебя, — говорю я ему, и его глаза загораются от признательности.

— Я тоже тебя люблю. Я любил тебя всю свою жизнь. Мне жаль, что я тебя бросил.

Я качаю головой. — Не надо. Я понимаю и прощаю тебя. Я не хочу, чтобы мы больше об этом думали.

— Нет?

— Нет, — хрипло говорю я, проводя пальцами по его бороде. — Я хочу других воспоминаний с тобой.

Он улыбается. — Вот то, что я всегда хотел сделать с тобой.

Он тянет меня в гостиную, подходит к своей музыкальной станции и включает ее. Когда прекрасный голос Билли Холидей заполняет комнату, я точно знаю, что он хочет сделать.

— Сегодня пятничный вечер. Вечер свиданий, — говорит он. — Я хочу танцевать со своей куклой так, как мой отец танцевал со своей.

Радость кипит во мне при мысли о таком чувстве и воспоминании. Это сжимает мое сердце так, что я не могу описать. Когда он протягивает мне руку, чтобы я подошла к нему, я так и делаю и проскальзываю в его объятия.

Пока мы танцуем, воспоминания о его родителях наполняют мой разум, и теперь я знаю, что они, должно быть, чувствовали. Призраки прошлого все еще влюблены друг в друга. То же самое я чувствую сейчас.

Мы танцуем, пока песня не заканчивается, а затем Доминик снова целует меня в губы, который столь же яростен, сколь и бесцеремонен.

Это отправляет нас прямиком в его постель, где он безжалостно овладевает мной снова и снова.

Ранним утром мы вместе сидим в его ванне. Он обнимает меня, а я у него между ног, прижавшись к его груди.

Мы сидим в тишине, наслаждаясь обществом друг друга.

Я знаю, что он думает обо всем остальном, что существует вне нас, и я тоже.

По мере того, как я размышляю, я понимаю, что мне нужно сделать еще кое-что для себя, чтобы обрести искупление.

Повернувшись, чтобы посмотреть на него, я вдыхаю воздух, и он проводит рукой по моей щеке.

— Ты в порядке, Ангел?

— Да. Доминик… когда ты найдешь моего дядю. Я хочу его увидеть.

Его брови нахмурились. Я сказала когда, потому что знаю, что он его найдет, где бы он ни был. Это действительно вопрос времени.

Когда я сказала ему правду, в его глазах была смерть. Она там и сейчас.

— Как ты думаешь, это хорошая идея, Ангел?

Я киваю. — Да.

Глава 40

Доминик

Я резко вхожу в поворот на своем мотоцикле и ускоряюсь, словно соревнуюсь со временем.

Сегодня был трудный день. Понедельник, начало четвертой недели дома, и со мной произошло столько событий, сколько должно было произойти в моей жизни.

Сегодня утром у меня было первое собрание Синдиката, после которого я поговорил с братьями о Кэндис.

Я не хотел им ничего говорить, но она хотела, чтобы они знали. Думаю, это означает, что какая-то ее часть исцелилась, чтобы позволить ей поделиться своими темными секретами.

Что касается их, я не знаю, кто из них выглядел хуже, услышав, что с ней случилось. Я думаю, Андреас выглядел бы так же, если бы он был жив и тоже слышал. Мы всегда очень ее защищали. Услышав, что мы не смогли защитить ее от дяди, мы все чувствуем, что мы в чем-то потерпели неудачу.

Она знает, что я обыщу каждый уголок земли, чтобы найти его, и она знает, что за этим последует его смерть. Не сомневайся, я прикончу его, и неважно, сколько времени мне понадобится, чтобы его найти. Его дни сочтены.

Мой телефон звонит, когда я паркую свой мотоцикл. Я достаю его из кармана и хмурюсь, когда смотрю на экран и вижу, что номер не распознан. Мне не нравятся такие звонки. Они никогда не бывают хорошими, и никогда не исходят от кого-то хорошего.

Больше всего я ненавижу то, что они принуждают и дают звонящему человеку рычаг давления на такого парня, как я, потому что мне приходится отвечать, чтобы узнать, кто это.

Я нажимаю на экран, чтобы ответить, и подношу телефон к уху.

— Да, — говорю я.

— Доминик Д'Агостино, — отвечает голос. Это не тот, кого я узнаю.

— Кто это?

— Кто-то, с кем вам будет интересно поговорить.

Мой интерес просыпается, и любопытство усиливается. — Я не знаю, кто ты, черт возьми, такой, но я не люблю играть в игры, и у меня нет времени на дерьмо. Так что говори.

— У меня есть ответы на ваши вопросы, но это будет стоить вам денег.

Я смеюсь фальшиво и не скрываю сарказма в своем смехе. — Кто ты, черт возьми, такой? Надо отдать тебе должное, ты позвонил мне и попытался напрямую получить деньги.

— Мистер Д'Агостино, это Питер Доусон. — В ту секунду, как он говорит имя, моя грудь сжимается, и я упираюсь ногами в твердый пол гаража. — Я слышал, вы меня искали.

Сразу вспомнился парень из переулка в Хармсворте, да и девушка тоже. Я подумал, что она послала его посмотреть на нас.

— Да.

— Отлично. Так что если вы хотите меня увидеть, это будет стоить денег. Я хочу полмиллиона долларов за информацию, которой я обладаю.

— Вы хотите, чтобы я заплатил полмиллиона, когда я не знаю, за что плачу?