Злой рок. Политика катастроф

Во-вторых, и именно по вышеупомянутой причине, с большими городами ничего не «кончено». Мы что, все переселяемся из «Готэма» или «Исполинского нароста»^[1550] в деревни, чтобы растить огород в великолепной сельской идиллии? Или у нас половина населения – втрое больше обычного – по-прежнему работает из дома, как было при пандемии?^[1551] Нет, ничего подобного. Убить город очень нелегко. Да, спустя столетие с лишним после того, как Томас Манн написал «Смерть в Венеции» (1912), Венеция практически мертва. Но не холера тому виной – с Венецией покончила изменчивая структура международной торговли. И COVID-19 не убьет ни Лондон, ни Нью-Йорк, а просто сделает их дешевле, грязнее и моложе. Кое-кто из миллиардеров туда не вернется. Часть фирм и многие семьи переберутся в пригород или еще дальше. Упадут налоговые доходы. Резко возрастет уровень преступности. Возможно, другой президент скажет Нью-Йорку: «Отвали», как это сделал Джеральд Форд в 1975 году, когда город запросил у федерального правительства срочную финансовую помощь. Но инерция – могущественная сила. Американцы сегодня переезжают намного реже, чем прежде. Лишь треть работ удобно выполнять из дома – остальные все так же будут отправляться в офисы, в магазины и на фабрики. Изменятся разве что рабочие места: станут более просторными, похожими на кампусы; в Кремниевой долине они уже такие. Тем, кто ежедневно ездит на работу из пригородов, больше не придется тесниться в метро, как сардины в банке^[1552]. Никаких нежеланных прикосновений в лифтах. Почти на всех лицах – маски. Никаких цоканий по поводу хиджабов и никабов. Волей-неволей мы все стали скромниками.

А что насчет дисбаланса поколений, ставшего к 2020 году столь невыносимым во многих обществах? Как пандемия повлияет на него? Неужели Фрейя, богиня молодости, и правда послала COVID-19, чтобы освободить миллениалов и поколение Z от налогового бремени заботы о чрезмерном количестве пожилых людей? Прямо хочется поразиться – да что же это за эйджистский вирус такой? Ни одна пандемия за всю историю так не благоволила к молодежи! Но если говорить об избыточной смертности, то воздействие COVID-19, вероятно, будет не настолько серьезным, чтобы уравнять баланс между поколениями. В краткосрочный период большинство пожилых останутся на пенсии и преждевременно умрут лишь относительно немногие – а в самой «старой» стране мира, Японии, так и вообще мало кто. Молодым тем временем будет очень непросто найти работу (кроме как на Amazon) – и почти так же непросто повеселиться. Экономика без толп – это не «новая нормальность». Скорее это новая аномия, если воспользоваться термином Эмиля Дюркгейма для обозначения чувства разобщенности, которое он связывал с современной эпохой. Для большинства молодых слово «веселье» – это почти что синоним слова «толпа». Эра дистанцирования будет депрессивной как в экономическом, так и в психологическом плане. Особенно заметно сумрак сгустится над поколением Z: его студенческая социальная жизнь была разрушена, а ведь в ней заключалась половина смысла существования колледжей, а то и больше. И они еще дольше – возможно, на час в день – будут сидеть за электронными устройствами. И это явно не сделает их счастливее.

Сейчас, когда я пишу эти строки, мы еще не знаем, какими окажутся политические и геополитические последствия пандемии. Выиграют ли правые популисты, поскольку уже никто не усомнится в жизненно важной необходимости национальных границ? Или левые сумеют привести убедительные доводы в пользу еще более заметного разрастания государственного аппарата – несмотря на явную неудачу, которую потерпели большие (но некомпетентные) правительства в США и Великобритании? Прав ли политик Бруно Масайнш, говоря, что после «великой паузы» мы станем рассматривать экономику не как естественный организм, а скорее как гигантский компьютер, который необходимо программировать?^[1553] Получим ли мы новые «ревущие двадцатые»? Или нас ждет реприза 1970-х, а современная денежная теория приведет к разочарованию в виде легкой стагфляции?^[1554] Что люди предпочтут доллару – евро, золото или биткоин? К чему приведет – и приведет ли хоть к чему-нибудь – волна протестов после убийства в Миннеаполисе Джорджа Флойда? Улучшится ли качество работы американской полиции – или все станет только хуже? Усилится ли холодная война между Китаем и США? Обернется ли она горячей войной за Тайвань? После вспышки COVID-19 Россия и Турция выделили себе зоны влияния в Ливии, китайские и индийские солдаты схватились на границе, а Ливан метафорически (порт Бейрута же – в прямом смысле слова) взорвался. Близок ли мир? Скорее всего, нет. Остановила ли Черная смерть Столетнюю войну? Предотвратил ли испанский грипп Гражданскую войну в России?

Пандемии, подобно мировым войнам и глобальным финансовым кризисам, – это большие разрывы истории. Независимо от того, считаем ли мы их рукотворными или естественными, предсказаны ли они – или ударяют как гром среди ясного неба, они воспринимаются как откровение. Катастрофа делит всех на три группы: на преждевременно умерших, счастливо выживших и навеки раненых или травмированных. Кроме того, она отделяет хрупкое и от стойкого, и от антихрупкого – чудесное слово Нассима Талеба, призванное описать то, что под давлением обретает силу. (Вспомните Ницше: «Что не убивает меня, то делает меня сильнее».) Некоторые города, корпорации, государства и империи рушатся под ударами потрясений. Другие выживают, хотя и слабеют. Но третья, ницшеанская категория только набирается сил. Подозреваю, что, несмотря на внешние признаки, США входят не в первую категорию, а во вторую. А КНР может в конечном итоге оказаться именно в первой, а не во второй и совсем даже не в третьей. В третью войдет Китайская Республика (Тайвань) – если Пекин ее не аннексирует.

Эпидемии не останавливают прогресс – если он, конечно, есть. Лондон, в 1665 году пострадавший от последней массовой вспышки бубонной чумы (а в следующем – от Великого пожара), со временем превратился в центральный узел удивительнейшей торговой империи, в гудящий улей научных и финансовых инноваций, в главный город мира – и оставался таким на протяжении примерно двух столетий. Ни один патоген не мог этого остановить. Нынешняя эпидемия, вероятно, нанесет сильнейшие разрушения тем странам, где прогресс уже прекратился и начался застой. Первыми в очереди должны стать бюрократические аппараты, которые в ряде государств, в том числе в Великобритании и США, так плохо справились с кризисом. Следующими – университеты, склонные пропагандировать леворадикальную идеологию в ущерб всему полезному, что может дать знакомство с наукой и историей человечества. Мне хочется также надеяться, что вторая зараза – принявшая облик лжи и глупостей о первой, – наконец-то бросит вызов тому сочетанию монополии и анархии, которое сейчас характерно для американской (а потому и большей части мировой) публичной сферы. «Ост-Индские компании» интернета уже наворовали слишком много данных – а также вызвали большой дефицит истины и множества язв разума. И наконец, пандемия должна привести к некоторым изменениям тех медиаорганизаций, которые, проявив детскую незрелость, упрямо освещали кризис так, что казалось, будто в нем виновата горстка злых президентов и премьер-министров. Если эта катастрофа потрясет застойные институты до основания, тогда есть шанс, что прогресс вновь возвратится туда, где до 2020 года прежде всего проявлялось вырождение. И если COVID-19 убьет те части нашей системы, которые не прошли испытание, то он, возможно, и правда сделает нас сильнее.

Русская рулетка

Какая катастрофа станет для нас следующим испытанием? Вряд ли пандемия – это слишком очевидно, чтобы быть правдоподобным. Хотя новая болезнь все равно возможна. Не исключено, что появится новый штамм свиного гриппа – он всегда маячит поблизости^[1555]. Или какое-нибудь новое азиатское ОРЗ^[1556]. Уже существуют микробы, устойчивые к некоторым антибиотикам, – тот же золотистый стафилококк^[1557], и мы с содроганием ждем, не появится ли антибиотико-резистентный штамм чумы^[1558]. Но если подобные болезни, по сравнению с которыми COVID-19 покажется легким недомоганием, так и не возникнут, то с какой глобальной катастрофой мы рискуем столкнуться? На самом деле выбор неимоверно велик^[1559]. Одна беда столь часто влечет за собой другую, что COVID-19 (при содействии полчищ саранчи) вызывает потенциальную нехватку еды в Африке и отдельных частях Южной Азии. Всемирная продовольственная программа предупреждает: число людей, страдающих от острого голода, может удвоиться и вместо 135 миллионов человек (на 2019 год) к концу 2020-го составить 265 миллионов^[1560]. Положение дел становится еще хуже, поскольку нарушается ход уже установленных планов вакцинации. Дифтерия распространяется в Пакистане, Бангладеш и Непале; холера – в Южном Судане, Камеруне, Мозамбике, Йемене и опять же в Бангладеш; корь – в Демократической Республике Конго. В Пакистане и Афганистане может даже возродиться полиомиелит. Кроме того, COVID-19 мешает лечить ВИЧ/СПИД, туберкулез и малярию^[1561].

Еще нам, словно дамоклов меч, грозит глобальное потепление. Оно способно привести к катастрофическим изменениям климата, о чем предупреждал эколог Джеймс Хансен и многие другие^[1562]. С 2013–2014 годов, когда Межправительственная группа экспертов по изменению климата опубликовала свой Пятый оценочный доклад, наихудшая из репрезентативных траекторий концентраций, RCP8.5, стала еще более вероятной. Это значит, что, скорее всего, и в XXI веке будут расти выбросы парниковых газов, температура, количество осадков и уровень моря^[1563]. Говорили, что эта проблема развивается медленно, что с ней можно совладать, если применить доступные меры по смягчению последствий, и что ряд радикальных шагов, на которых так настаивают юные милленарии, способен принести больше вреда, чем пользы^[1564]. И все же очень непросто предугадать, как поведет себя в будущем столь сложная система, как мировой климат, а потому нынешнее сочетание прокрастинации и показной добродетели совершенно неприемлемо. Сейчас, пока я пишу, Калифорния полыхает пожарами – впрочем, в них виновата не только хроническая безалаберность лесничеств, но и аномальная жара^[1565]. Необычайно дождливое лето в Китае грозит обрушить дамбу «Три ущелья»^[1566]. Даже небольшое землетрясение нанесет смертельный удар. А в той же Калифорнии может произойти землетрясение огромной силы, по сравнению с которым лесные пожары покажутся милой забавой, – и оно совершенно никак не связано с выбросами CO2. Извержение Йеллоустонского супервулкана^[1567], чья кальдера – менее чем в сотне миль (ок. 160 км) от места, где нахожусь я, сделает излишним обсуждение проблемы рукотворного изменения климата в короткий период, предшествующий массовому вымиранию.

Могут быть и другие, даже более крупные сюрпризы. Вторжение пришельцев, столь любимое сторонниками теорий заговоров и писателями-фантастами, – это самый маловероятный сценарий^[1568]. Космические расстояния кажутся слишком большими. Из внеземных угроз куда более вероятны те, что вызваны флуктуациями солнечной или звездной активности, скажем корональные выбросы массы или вспышка гамма-излучения от сверхновой или «гиперновой»^[1569]. Можно представить новый удар астероида, меняющий климат планеты^[1570]. Или ее поглощение крошечной черной дырой. Страпельки, или «странглеты» (strangelets) – гипотетические частицы, состоящие из субатомных кварков, – могли бы запустить превращение всей обычной материи на Земле в «странную материю». А фазовый переход вакуума способен привести к экспоненциальному расширению Вселенной^[1571].

Помимо этих экзогенных угроз есть и разнообразные технологии, созданные или создаваемые нами как видом – и способные уничтожить нас как вид. Мир всегда был уязвим, а мы только усилили его уязвимость^[1572]. С конца 1950-х годов человеческая раса получила возможность совершить самоубийство – или по меньшей мере причинить себе катастрофический вред – с помощью ядерного оружия. Ядерная война между двумя крупными державами или масштабный теракт с применением ядерной бомбы могли бы за несколько часов унести больше жизней, чем COVID-19 за восемь месяцев, причем без какой-либо скидки на молодость. Вслед за ядерной войной наступит ядерная зима, из-за которой большая часть планеты станет непригодной для жизни^[1573]. Биологическое оружие, подобное тому, которое намеревался создать СССР, вызвало бы такие же катастрофические последствия, если бы его намеренно или случайно применили^[1574]. Генная инженерия – более современная инновация, но и ее, как и ядерную энергию, можно обратить во зло. Человек совершил революционное открытие, поняв, что гены можно редактировать при помощи белка Cas9 и «коротких палиндромных повторов, регулярно расположенных группами» (CRISPR), которые определяют ДНК^[1575]. Но у редактирования генома есть огромный недостаток: в отличие от расщепления атома, он очень дешево обходится. «Домашняя лаборатория генного инженера» в 2020 году стоила всего 1845 долларов^[1576]. Нет, не стоит бояться, что кто-то создаст «высшую расу», – просто по ошибке можно произвести нежеланную модификацию, которая будет тут же готова к воспроизводству^[1577].

В сфере компьютерных технологий новые опасности тоже или уже возникли, или могут возникнуть в самом ближайшем времени. «Интернет вещей» создал множество уязвимостей, и если вдруг разразится тотальная кибервойна, то важнейшая инфраструктура, объединяющая энергетику, командование, руководство и коммуникации страны, может выйти из строя – полностью или отчасти^[1578]. Системы искусственного интеллекта уже свободно учатся обыгрывать чемпионов-людей в шахматы или го. Впрочем, появления общего искусственного интеллекта – компьютера, не уступающего человеку в разумности, – вероятно, не стоит ждать еще лет пятьдесят. Элиезер Юдковский, глава Исследовательского института машинного интеллекта (MIRI) в Беркли, утверждает, что мы можем непреднамеренно создать недружественный или аморальный ИИ, который восстанет против нас: например, мы велим ему остановить изменение климата, а он придет к выводу, что оптимальное решение – это уничтожить Homo sapiens. Юдковский предупреждает о видоизмененном законе Мура: каждые полтора года минимальный IQ, необходимый для уничтожения человечества, снижается на один пункт^[1579]. А самый свежий из кошмарных сценариев такой: нанотехнология (производство на молекулярном уровне) приводит к какому-нибудь самовозобновляющемуся и неостановимому процессу, из-за которого мы все тонем в море вязкой жижи^[1580]. Одна смелая попытка установить вероятность всех этих катастроф, потенциально гибельных для человечества, расценивает возможность последнего исхода как 1 к 6^[1581]. Вся наша жизнь оказывается «русской рулеткой», причем на курок случайным образом жмут самые разные пальцы.

Многие предлагали способы, как уберечь человечество от гибели и саморазрушения, признавали, что в своем нынешнем виде лишь считаные национальные правительства готовы выделять значимые ресурсы на то, чтобы обезопасить людей от катастроф с неопределенной вероятностью и сроком, – а может, делать это не готов и вовсе никто^[1582]. Одно из предложений заключалось в том, чтобы внедрять «официальных Кассандр» в правительства, международные организации, университеты и корпорации, а также учредить «Национальную службу предупреждений», которая определяла бы наихудшие сценарии, оценивала риски и разрабатывала стратегии их снижения, предотвращения или смягчения последствий катастроф^[1583]. Было и другое предложение: «…замедлить темпы развития опасных технологий относительно темпов развития защитных технологий» – при этом еще и следовало убедиться, что люди, задействованные в разработке новой технологии, обязуются использовать ее во благо, а не во зло, – и «улучшать возможности внутригосударственного управления, необходимые для того, чтобы с чрезвычайно высокой надежностью предотвращать любые попытки отдельных личностей или небольших групп… совершить серьезное противоправное деяние»^[1584].