Злой рок. Политика катастроф
Шрифт:
В ходе июньских протестов 2020 года порой случались странные эпизоды, чем-то напоминавшие акты религиозного искупления, которые распространились в Европе, когда там бушевала бубонная чума. В Кэри, штат Северная Каролина, 8 июня белые полицейские ритуально омыли ноги духовным наставникам «Центральной церкви наследия», пасторам Фейт и Собоме Уокоме, после «прогулки во имя единства» от центра города до полицейского участка – таким был «многорасовый, мультиэтнический, поликультурный ответ» на смерть Флойда[1378]. Белый юноша, стоя на коленях, с британским акцентом нараспев говорил в мегафон: «От имени всех белых людей… всей нашей белой расы… мы стоим здесь, Господи, и приносим покаяние… Господи, я прошу Тебя, прости нас за то, что впустили в сердца свои такую ненависть, из-за которой создали рабство, творили несправедливость и поддались предрассудкам, которым поддаемся и по сей день и которыми полны даже наши законы… Господи, смею ли я просить у Тебя прощения?» В городе Бетесда протестующие опускались на колени на тротуар, поднимали к небу руки и скандировали, что отказываются от привилегий белых и отрекаются от всех их дел[1379]. В аналогичных обстоятельствах белые, вышедшие на протест, становились перед чернокожими на колени и молили о прощении (те отвечали им тем же)[1380]. Порой активисты BLM осуждали белых за то, что они прилюдно себя бичевали (или по крайней мере изображали на спине шрамы от удара кнутом)[1381]. В Вашингтоне случилась сюрреалистическая сцена: белая девушка, участница протестов, вступила в спор с группой белых и чернокожих полицейских, решив объяснить им, что такое системный расизм. «Америка поражена
Помимо религиозных явлений, по стране прокатилась и волна иконоборчества. Подобно протестантам в XVI веке, тайпинам в XIX веке, а также большевикам и маоистам в XX веке, протестующие рушили или оскверняли памятники. По большей части «страдали» рабовладельцы и генералы Конфедерации: Джон Брекенридж Кастлман (Луисвилл, штат Кентукки); Роберт Ли (Монтгомери, штат Алабама); Рафаэль Сэмс (Мобил, штат Алабама) и Эдвард Кармак (Нэшвилл, штат Теннесси). Но этого не хватило. С глаз долой должны были исчезнуть и Христофор Колумб, и Хуан де Оньяте (Альбукерке, штат Нью-Мексико), и Джордж Вашингтон (Портленд, штат Орегон). Не пощадили ни Улисса Гранта, ни Теодора Рузвельта в Нью-Йорке, ни даже Мемориал освобождения в вашингтонском Линкольн-парке[1383]. Подобные приступы подражания иконоборчеству случались и в Англии – так люди неосознанно продолжали радикальную традицию, восходящую к XVI веку[1384]. И точно так же, как в годы минувших революций, дети отрекались от родителей. Подобно Павлику Морозову, предавшему отца в советской Герасимовке, американские подростки заполонили соцсети, обвиняя родителей в расизме[1385]. До такого уровня порой опускались даже взрослые. Один экономист натравил на другого пользователей Twitter за то, что тот посмел выразить скептицизм в отношении BLM[1386]. История вновь преподает нам урок: биологические и политические заразы часто появляются одновременно. Мы уже отмечали, что Гражданская война в России более или менее шла в тандеме с эпидемией «испанки», поразившей мир в 1918–1919 годах, не говоря уже о свирепствующем сыпном тифе. В начале июля 2020 года миру грозила очередная двойная зараза.
Многим обычным американцам все это казалось отвратительным. По данным опроса, устроенного компанией Rasmussen, 56 % респондентов заявили, что правительство должно привлечь к уголовной ответственности тех, кто повреждал или разрушал исторические памятники. А 73 % согласились с тем, что «все мы являемся частью одной из величайших историй, когда-либо рассказанных миру, – истории Америки… эпического повествования о великой нации, народ которой рисковал всем ради того, что считает правильным», – это слова из речи Трампа[1387]. По крайней мере в одном вопросе выявленные предпочтения описали совсем другое положение дел, нежели итоги опросов о президентской гонке, попавшие в заголовки газет. Проверка статистики показала, что в 2020 году резко возросла покупка огнестрельного оружия. Исследовательская и консалтинговая компания Small Arms Analytics and Forecasting («Аналитика и прогнозирование в области стрелкового оружия») установила, что общие продажи такого оружия в июне 2020 года составили 2,4 млн единиц, что на 145 % превышало аналогичный показатель в июне 2019 года. По большей части покупали пистолеты[1388]. Обладание огнестрельным оружием было довольно точным прогностическим фактором, позволявшим в 2016 году определить, сколько избирателей проголосует за Трампа[1389]. Неудивительно, что весь этот арсенал тоже ассоциировался с повышенным уровнем насилия и несчастными случаями, связанными с применением огнестрельного оружия[1390].
И, наконец, в начале августа 2020 года был еще один повод для тревоги: окончательный результат выборов, предстоящих через три месяца, мог стать повторением ситуации, возникшей на выборах 2000 года (иными словами, был риск, что разрыв между претендентами окажется слишком мал, чтобы имя победителя огласили в ночь выборов, только на этот раз под вопросом стояли итоги подсчета голосов в нескольких штатах). Выборы могли пройти и по сценарию 1876 года, когда Сенат и Палата представителей не могли прийти к согласию, споря о победителе, – Закон о подсчете голосов 1887 года не полностью исключил такую возможность[1391]. Республиканцы во главе с президентом уже заранее сомневались в итогах голосования по почте – в этом вопросе разделилось и общественное мнение (конечно же, по партийным симпатиям)[1392]. Демократы в ответ обвинили республиканцев в том, что те умышленно усложняют процесс голосования в «красных» штатах. Казалось, все уже было готово, чтобы объявить выборы нелигитимными, – и с учетом городских беспорядков и слухов о новой волне COVID-19, возможно, совпадающей с сезонным гриппом[1393], эта перспектива радости не внушала. Многие опасались, что она станет прелюдией ко второй Гражданской войне.
Одни догадки
В конце концов, взяв за основу эпидемиологические модели, Соединенные Штаты, вопреки первоначальным инстинктам президента Трампа, с опозданием пошли по европейскому (хотя и не шведскому) пути подавления COVID-19: социальная дистанция плюс экономический локдаун. Несомненно, долю зараженных удалось ограничить – и, возможно, в ряде американских больниц не допустили переполнения (которое случилось в Ломбардии). Однако экономические потрясения от долгого локдауна оказались неимоверно тяжелыми. Была иная разумная стратегия: оставить на месте сотрудников, не имеющих возможности работать удаленно, и при этом требовать соблюдения социального дистанцирования, обязать всех носить маски и изолировать пожилых людей и всех, кто находится в зоне риска. Возвращение к работе без этих мер предосторожности – а также без системы тестирования, без отслеживания контактов и с совершенно неэффективным режимом самоизоляции – привело к тому, что продолжение первой волны или появление значительной второй волны стало неизбежным. Впрочем, к началу августа «вторые волны» вроде как достигли максимума, а в последние дни месяца стало казаться, что период избыточной смертности уже близится к завершению. Если бы осенью не пришла новая волна, если бы хоть одна из вакцин прошла третью фазу испытаний, если бы экономика «поравнялась» с фондовым рынком, тогда Трамп мог бы заявить, что благодаря ему страна, заплатив приемлемую цену, сумела избежать катастрофы, которой так боялись эпидемиологи. Вопрос был только в том, поверят ли ему – или просто обвинят в экономических трудностях и в хаосе, порожденном протестами. Как уже давно сказал Генри Киссинджер, лидеров редко хвалят за то, что им удалось избежать бедствий, и гораздо чаще ругают за рекомендованные ими неприятные профилактические меры. В августе политическое будущее Трампа казалось предрешенным: в ноябре его ждет поражение. В сентябре и октябре ему не посчастливилось: в стране, особенно на Среднем Западе, снова возросло число заражений COVID-19; ни одну вакцину до выборов не одобрили; а фондовый рынок просел, несмотря на значительный рост в третьем квартале. И все же привычный политический анализ, повенчанный с методологией уже минувшей эры, по-прежнему недооценивал, насколько большую роль в современном мире играет онлайн-дезинформация (как «отечественного производства», так и поступающая из-за рубежа), – и, вероятно, это может объяснить, почему на выборах 2020 года разрыв между кандидатами оказался намного меньше, чем предсказывали результаты опросов. В частности, все еще было неясно, как сильно повлияет на выборы – и повлияет ли – набирающая обороты холодная война между США и Китаем, в необходимости которой Трамп убедил довольно многих американцев. В следующей главе, завершительной, мы еще увидим, что именно из-за этого конфликта сверхдержав некоторые комментаторы в 2020 году предрекали закат и падение американского доллара. Впрочем, они забывали о тех суровых уроках, которые однажды преподал Джону Мейнарду Кейнсу рынок иностранной валюты.
Возможно, Кейнс действительно был величайшим экономистом XX века, но на валютном рынке он торговал весьма посредственно. Мало того, что он
чуть не обанкротился в 1920 году, но он еще и просчитался примерно так же двенадцать лет спустя. Торгуя американскими долларами на коротких позициях с октября 1932 года по февраль 1933-го – и не получив особой выгоды, – он закрыл позицию 2 марта 1933 года, за восемь дней до того, как конвертацию доллара в золото приостановили. «Валютные курсы сейчас можно разве что угадать», – посетовал Кейнс[1394]. А что должен был принести нам четвертый квартал 2020 года – в медицине, экономике и политике? Об этом и правда можно было только догадываться. Глава 11Задача трех тел
Чтобы… вывести базовую модель космической социологии, вам потребуются две важные концепции: цепочки подозрений и технологический взрыв.
Лю Цысинь. «Темный лес»[1395]
Предгорья холодной войны
В замечательном научно-фантастическом романе Лю Цысиня «Задача трех тел» Китай сперва безрассудно создает угрозу для существования человечества, а потом изобретательно решает проблему. В безумные дни «культурной революции», устроенной Мао, астрофизик Е Вэньцзе обнаруживает, что Солнце может служить ретранслятором для усиления радиоволн, и отправляет послание во Вселенную. Годы спустя она получает ответ с планеты Трисолярис, находящейся на неустойчивой орбите. Китаянку просят никогда больше не отправлять никаких сообщений. Е Вэньцзе, глубоко разочарованная в человечестве, все же нарушает запрет и выдает авторитарным властям трисоляриан месторасположение Земли. А те как раз ищут новую планету, поскольку их собственная находится под хаотичным воздействием гравитационного притяжения трех солнц (отсюда и название романа). Е Вэньцзе настолько ненавидит людей, что приветствует возможное вторжение пришельцев, вступает в партнерство с американцем – радикальным защитником окружающей среды – и вместе с ним создает общество «Земля – Трисолярис», своего рода «пятую колонну». Они хотят помочь трисолярианам уничтожить человечество, но их заговор блестяще раскрывает тандем героев: Ван Мяо, профессор нанотехнологии, и Ши Цян, грубый, но проницательный полицейский из Пекина[1396].
Конечно же, в 2020 году мы столкнулись не с инопланетным вторжением, а с совершенно иной, невыдуманной угрозой. Коронавирус SARS-CoV-2 явился не из космоса, хотя и разделял с трисолярианами желание превратить нас в свою колонию. Впрочем, в романе первые послания на Трисолярис были отправлены из Китая, и точно так же именно в Китае произошел первый случай COVID-19 – заболевания, вызванного вирусом. Как и в «Задаче трех тел», Китай породил эту катастрофу: сперва скрыв, насколько опасен новый вирус SARS-CoV-2, а потом промедлив с принятием мер, которые могли бы предотвратить его распространение по всему миру. Но в дальнейшем – как и в романе Лю Цысиня – Китай стал претендовать на статус спасителя от начатой им же катастрофы, щедро рассылая в пострадавшие страны тест-системы, лицевые маски и аппараты ИВЛ и обещая сделать то же самое с любой успешно созданной вакциной. Более того, заместитель директора Информационного отдела Министерства иностранных дел Китая зашел настолько далеко, что поддержал теорию заговора, согласно которой коронавирус появился на свет в Соединенных Штатах (см. девятую главу).
Уже в начале 2019 года было очевидно, что мы наблюдаем новую холодную войну – между США и Китаем[1397]. Она началась как торговая война в первые месяцы 2018 года – с взаимного повышения пошлин: стороны спорили об американском внешнеторговом дефиците и о том, что китайцы незаконно присваивают интеллектуальную собственность. К концу года выяснение отношений обернулось технологической войной, в которой китайская компания Huawei стремилась обрести глобальное доминирование в сфере телекоммуникаций 5G. Кроме того, конфликт перерос в идеологическое противостояние из-за притеснения уйгурских меньшинств в Синьцзяне и сторонников демократии, вышедших на протесты в Гонконге, и вызвал эскалацию давних трений по поводу Тайваня и Южно-Китайского моря. В 2019 году сам Генри Киссинджер – вдохновитель американо-китайской «коэволюции», которая шла с 1971 года, – признал новую реальность, когда я лично брал у него интервью в Пекине, на Новом экономическом форуме Майкла Блумберга. «Мы в предгорьях холодной войны», – сказал он[1398].
Пандемия COVID-19 лишь усилила Вторую холодную войну – и в то же время явила ее тем, кто до сих пор сомневался, что она вовсю идет. Теперь о ней открыто говорили китайские ученые, такие как, например, Яо Ян, глава Китайского центра экономических исследований и декан Института государственного развития Пекинского университета[1399]. Сторонники «взаимодействия» США и Китая, эра которого длилась с того самого 1971 года, теперь писали его некролог, с сожалением признав (по словам Орвилла Шелла), что идея потерпела неудачу «из-за глубоко противоречивого отношения Коммунистической партии Китая к тому, что по-настоящему значимое взаимодействие могло бы потребовать более явных реформ и перемен и, в конечном итоге, прекращения деятельности самой партии»[1400]. Все больше западных обозревателей склонялись к тому, что Си Цзиньпин – как выразился австралийский политолог Джон Гарно – унаследовал марксистско-ленинскую доктрину Сталина и Мао[1401]. Критики «взаимодействия» жаждали сплясать на его могиле, настаивая на том, что Китайскую Народную Республику следует заточить в экономический «карантин» и резко снизить ее роль в глобальных цепочках поставок. Вот что говорили Дэниел Блюменталь и Николас Эберштадт: «Маглев, идущий от „Культурной революции“ к „Китайской мечте“, не останавливается ни на станции Локка, ни в Токвиль-тауне, и на нем никак нельзя добраться до планеты Давос»[1402]. Движение в сторону экономического карантина началось весной 2020 года. Представители Торговой палаты ЕС в Китае заявили, что более половины компаний, входящих в нее, задумывались о том, не стоит ли переместить из Китая цепочки поставок. Япония выделила 240 миллиардов иен (2,3 млрд долларов), чтобы помочь производителям уйти из Китая. «Люди встревожены ситуацией с нашими цепочками поставок, – сказал в апреле премьер-министр Синдзо Абэ. – Нам следует попытаться перевести в Японию товары с высокой добавленной стоимостью. Что же до остального, то нам надлежит вкладывать капитал в различные производства стран, подобных тем, какие входят в АСЕАН» [Ассоциацию государств Юго-Восточной Азии][1403]. Джошуа Хоули, сенатор-республиканец из Миссури, высказался так: «Мировой порядок, каким мы его знали на протяжении тридцати лет, рушится. Империалистический Китай стремится перекроить мир по своему образу и подчинить глобальную экономику своей воле… Необходимо признать, что экономическая система, созданная ведущими западными политиками в конце холодной войны, не позволяет нам достичь своих целей в новую эпоху»[1404]. В начале мая генеральный прокурор штата Миссури подал иск в федеральный суд, требуя признать Пекин ответственным за вспышку коронавируса[1405].
Несомненно, многие выступили против Второй холодной войны. Яо Ян убеждал Китай занять более примирительную позицию по отношению к Вашингтону, признать ошибки, допущенные в декабре и январе в Ухане, и воздержаться от националистической конфронтационной дипломатии в духе «боевых волков». Тот же самый довод о примирении, позволяющий избежать «ловушки Фукидида» (войны между усиливающейся и доминирующей державами), приводили экономисты Ю Юндин и Кевин Галлахер[1406]. Известные идеологи стратегии «взаимодействия», особенно Генри Полсон и Роберт Зеллик, использовали все свое красноречие, призывая к ее возрождению[1407]. Уолл-стрит настолько прикипела к финансовому симбиозу, что в 2007 году я и Мориц Шуларик дали этому явлению имя «Кимерика»[1408]. А Пекин желал как можно быстрее привлечь на китайский рынок крупные американские финансовые компании: American Express, Mastercard, J. P. Morgan, Goldman Sachs, BlackRock[1409]. И тем не менее к середине 2020 года в политической сфере совершенно явно проявлялись иные тенденции. В США с 2017 года общественность стала настроена по отношению к Китаю гораздо более воинственно, особенно это касается избирателей старшего поколения[1410]. К 2020 году «китайский вопрос» был одним из немногих – а может быть, и единственным, – по которому в обеих партиях Конгресса царило искреннее единодушие. Накануне Второй холодной войны 51 % республиканцев и 47 % демократов относились к Китаю «неблагосклонно». К июлю 2020 года эти доли увеличились соответственно до 83 % и 68 %[1411].