Злые вихри

– - Да, вдь, это совсмъ, совсмъ неприлично!-- въ глубокомъ негодованіи воскликнула княгиня.

– - Для людей вашего круга, съ вашей точки зрнія, конечно,-- храбро защищалась Ольга:-- но, вдь, я принадлежу къ совсмъ другому кругу, гд понятія о томъ, что прилично, а что неприлично, совсмъ иныя...

– - Такъ живутъ только нигилистки... или...

Княгиня не договорила... Блдныя щеки Ольги вспыхнули, и ея изумленные каріе глаза загорлись недобрымъ огонькомъ.

– - Что-жъ длать...-- прошептала она, едва удерживаясь, чтобы не сказать чего-нибудь черезчуръ рзкаго.

– - Какъ что-жъ длать?! Кто васъ заставляетъ такъ жить? Я вамъ говорю, вы можете остаться въ комнат Ольги Ивановны, она для васъ очень достаточна и прилична... только, конечно, вы не станете принимать у себя этихъ вашихъ... подругъ и знакомыхъ... которыя живутъ одн, невдомо какъ и гд...

Ольга улыбнулась.

– - Я еще разъ благодарю васъ, княгиня, за вашу доброту, за все, что вы для меня сдлали... Конечно, бабушкина, комната вполн хороша для меня, и я къ ней очень привыкла... Но лучше ужъ я поселюсь гд-нибудь на чердак, лишь бы чувствовать себя свободнымъ человкомъ... Я ужъ не маленькая.

Княгиня прищурила свои синіе глаза и посмотрла на двушку съ явнымъ презрніемъ.

– - При бабушк вы такъ бы не говорили!-- сказала она.-- Бдная Ольга Ивановна хорошо сдлала, что умерла, она была женщина честныхъ правилъ. Такъ вотъ къ чему привела васъ ваша гимназія и эти... ваши курсы! Мн васъ очень жаль, моя милая, я вижу вы плохо кончите... Что-жъ... вы свободны... только, если вы такъ отъ насъ уходите и будете жить одна... Dieu sait comment... я не могу допустить продолженія вашего знакомства съ моей дочерью.

– - Я это знаю, княгиня,-- стискивая зубы, выговорила Ольга:-- мн жалко разстаться съ княжной, я ее люблю... но... я не могу, даже не въ прав поступиться своею свободой и своимъ человческимъ достоинствомъ!

Она произнесла эти слова съ восторгомъ и осталась очень довольна собою.

Княгиня презрительно кивнула головой и, не протянувъ ей руки, вышла.

IV.

Ольга перехала отъ Хрепелевыхъ, поселилась сначала съ какой-то подругой; но скоро поссорилась съ нею и жила одна на Васильевскомъ остров. Она устроилась въ двухъ комнаткахъ, нанимая ихъ у нмки-старушки, которая сама помщалась въ третьей, совсмъ маленькой клтк, рядомъ съ кухней.

Эта нмка, Генріетта Богдановна, была когда-то экономкой въ богатомъ дом, съэкономила себ капиталецъ и жила «на фольной фол, сама сибэ барина». Но она оказалась скупенька, да къ тому же не выносила полнаго одиночества. Поэтому она обрадовалась случаю отдать молодой двушк дв свои «лютшія» комнаты, за которыя Ольга платила ей тридцать рублей въ мсяцъ. Она же и стряпала завтраки и обды своей жилиц, а для комнатныхъ услугъ и побгушекъ существовала разбитная четырнадцатилтняя двчонка, Саша.

Ольга жила, не скучала. Она окончила курсы, какъ-будто давала уроки и занималась переводами, но, собственно говоря, мняла и тратила свои «билеты», такъ что оставленныя бабушкой деньги таяли не по днямъ, а по часамъ.

У Хрепелевыхъ Ольга не бывала, и княгиня думала, что всякая связь между «этой погибшей курсисткой» и Ninette порвана.

Княгиня ошибалась. Двушки особенно сошлись въ послднее время, Нина очень жалла Ольгу, а потому изрдка переписывалась съ нею при посредств горничной Маши.

Эта Ольга, сама того не зная и вовсе о томъ даже не думая, сослужила маленькой княжн большую службу. Она открыла ей глаза на то, что міръ великъ, что въ немъ не только свтскія гостиныя, а есть много очень серьезныхъ, хорошихъ и дурныхъ, веселыхъ и печальныхъ вещей. Нина только что собиралась хорошенько разглядть эти вещи съ помощью пріятельницы, какъ та ухала, разсердивъ княгиню, и свиданія двушекъ прекратились. Въ письмахъ же немногое скажешь и поймешь...

Вотъ теперь Нина и хала со своимъ чемоданчикомъ къ Ольг Травниковой, увренная, что она не только приметъ ее, но и поможетъ ей во многомъ на первыхъ порахъ ея новой, самостоятельной жизни.

Извозчикъ везъ-везъ по замерзшей грязи, и, наконецъ, привезъ. Большой многоэтажный домъ, во всхъ окнахъ темно, подъздъ запертъ, ворота тоже, и прислоненный къ нимъ, на старомъ чурбан, неизмнный дворникъ, закутанный съ головой въ тулупъ и храпящій чуть ли не на всю улицу.

Долго будила его маленькая княжна. Сначала она звала его заискивающимъ, тономъ, почти нжно, только это не привело ни къ чему, и она разсердилась.

– - Да вставай же! что ты спишь!.. Какой ты нехорошій... какъ теб не стыдно! я... полицейскому офицеру буду жаловаться!-- почти кричала она у самаго отверстія тулупа, откуда исходилъ храпъ.

Наконецъ, дворникъ, только вовсе не отъ ея криковъ, бывшихъ для него не страшне жужжанія мухи, а просто самъ собою, проснулся.

Онъ поглядлъ изъ отверстія тулупа, лниво всталъ на ноги, звнулъ и произнесъ:

– - Кого вамъ? Чего кричите-то? Нешто я сплю... Кого вамъ?

– - Гд тутъ квартира госпожи Хазенклеверъ?

– - Такой у насъ въ дом не значится... нтути!-- объявилъ дворникъ, поспокойне услся на свой чурбанъ и спряталъ голову въ тулупъ.

Ninette пришла въ отчаяніе. Она опять готова была плакать.

– - Какъ нтъ?!-- то сердито, то вдругъ переходя къ самымъ жалобнымъ тонамъ объясняла она.-- Да я наврно знаю, что она здсь, въ этомъ дом No 30 живетъ... Только вотъ гд ея квартира, какъ пройти къ ней?.. Ты обязанъ знать и указать мн!.. Хазенклеверъ, понимаешь, Хазенклеверъ!

– - Такъ вы, такъ бы и говорили,--вдругъ сказалъ дворникъ:-- это нмка, она самая и есть... Она-то у насъ живетъ.?. Такъ бы и говорили... Двадцать седьмой нумеръ, во двор, вторая дверь направо, въ четвертомъ этаж. Тутъ она и есть, нмка.

Онъ лниво поднялся, отперъ желзную калитку въ воротахъ и впустилъ княжну.

Она очутилась подъ длиннымъ сводомъ, въ полкой темнот и тишин. Дрожа всмъ тломъ, съ замирающимъ сердцемъ, почти ощупью выбралась она во дворъ, таща свой тяжелый чемоданчикъ. На двор было немного посвтле, такъ что отыскать вторую дверь направо не представлялось особенно труднымъ. Но восхожденіе съ чемоданчикомъ на четвертый этажъ, по темной лстниц, оказалось совсмъ невозможнымъ. Княжна было попробовала, да сейчасъ же и вернулась опять во дворъ. Она сообразила, что если даже и побдитъ въ себ ужасъ, паническій страхъ, возбуждаемый въ ней неизвстностью и темнотою, если даже и сможетъ когда-нибудь дотащить чемоданчикъ въ четвертый этажъ, какъ же она найдетъ дверь, двадцать седьмого нумера?

Она вернулась въ черную бездну длиннаго свода и, добравшись до воротъ, принялась своими кулаченками что есть силы стучать въ нихъ.

– - Дворникъ, дворникъ! встань, пойди сюда, мн очень-очень тебя надо!-- кричала она.

Дворникъ не шевелился.

– - Вотъ, на теб, возьми рубль... Проводи меня въ двадцать седьмой нумеръ. Пожалуйста, возьми!

Калитка быстро отперлась. Дворникъ шагнулъ въ нее, побарахтался въ своемъ тулуп и зажегъ невдомо откуда взявшійся фонарикъ.

Дрожащими руками вынула маленькая княжна свой кошелекъ, нашла рубль и подала его дворнику.