Злые вихри

Не было никакого основанія не врить словамъ его. Не врила имъ только княгиня. Она знала очень многое, но относилась къ тому, что знала -- снисходительно. Князь былъ остороженъ, скроменъ, не нарушалъ приличій. Преслдовать же его упреками, поднимать цлыя исторіи -- она считала не только безполезнымъ и глупымъ, но прежде всего неприличнымъ.

За такіе взгляды мужъ признавалъ ее умнйшей женщиной, искренно уважалъ ее и, въ свою очередь, никогда не позволялъ себ вмшиваться въ ея дла.

Словомъ, это было самое примрное, счастливое супружество. Такимъ оно и считалось въ петербургскомъ «свт».

Подросла Ninette, ей представилась приличная партія. Князь разсчитывалъ, справивъ свадьбу, хать въ свой обычный отпускъ на «родину». Все шло какъ по маслу,-- и вдругъ такая бда! Ninette, эта милая синеглазая двочка, чуть не вчера еще игравшая въ куклы, всегда такая скромная, почти ребенокъ, оказалась испорченной, безсовстной, развратной двченкой и опозорила его передъ цлымъ свтомъ!

Да когда-жъ она поспла такъ испортиться и развратиться, откуда это взялось? при такомъ надзор, при такой умной матери, только и думающей о приличіяхъ!

Этого понять было нельзя... это былъ какой-то бредъ...

Бшенство опять подступило къ сердцу князя.

«Фу! даже въ голову кровь кидается... такъ и стучитъ:» -- подумалъ онъ и сдлалъ нсколько гимнастическихъ движеній для отвлеченія крови отъ головы.

II.

– - Ты здсь, мой другъ?-- послышался у двери печальный голосъ.

Князь поспшилъ отпахнулъ портьеру и съ привычной почтительностью пропустилъ жену въ кабинетъ.

Она никогда не входила сюда въ это время, и вообще они обыкновенно не встрчались до завтрака, то есть до двухъ часовъ. Но за эти ужасные дни вс ихъ привычки были нарушены, они то и дло искали другъ друга, чтобы въ сотый разъ повторять одн и т же фразы, восклицанія, а то и просто, чтобы только почувствовать себя вмст. Они тщетно искали одинъ въ другомъ поддержки, какой-нибудь новой мысли, откровенія.

Давно уже разъединенные, они снова теперь тсно сошлись, благодаря общей бд, на нихъ обрушившейся...

Войдя въ кабинетъ мужа, княгиня медленно прошла къ дивану, присла на край его и опустила голову съ видомъ глубокой безнадежности.

При вечернемъ освщеніи она была очень красива и казалась моложавой. Но днемъ, особенно на этомъ уже яркомъ весеннемъ солнц, прямо ударявшемъ въ высокія окна кабинета, отъ кажущейся моложавости не оставалось и слда. Это была почти совсмъ увядшая блондинка съ желтоватымъ цвтомъ лица и блдными губами. Вокругъ ея все еще прекрасныхъ синихъ глазъ собрались мелкія морщинки. Такія же морщины образовывались на лбу и возл угловъ рта.

Къ тому же за эти дни княгиня сразу постарла и осунулась, какъ посл долгой, жестокой болзни. Если ея мужъ былъ пораженъ и доходилъ то до бшенства, то до отчаянья,-- она была, дйствительно, уничтожена, убита.

Онъ все же могъ отвлекаться отъ своей бды, забывать ее на нсколько минутъ, могъ то и дло возвращаться къ своимъ обычнымъ мыслямъ, чувствамъ, привычкамъ, заниматься своимъ туалетомъ, гимнастикой, сть, пить и спать.

Княгиня почти не спала, не пила и не ла. Она не знала, умыта ли она, одта, причесана. Она не понимала, что такое ей говорятъ, но отвчала на обращаемые къ ней вопросы.

Можетъ быть, она, по временамъ, и испытывала къ своей хорошенькой дочери что-нибудь подобное материнскому чувству, но, во всякомъ случа, теперь это чувство замнилось жестокой злобой, почти ненавистью.

– - У меня нтъ больше дочери!-- говорила она мужу и навщавшимъ ее близкимъ роднымъ, и въ ея устахъ это была не фраза.

Дочь безсовстно и безжалостно разбила все, что она признавала единственнымъ богатствомъ какъ своего, такъ и всякаго существованія, насмялась надъ ея святыней, уничтожила все зданіе, созданное ею трудами цлой жизни.

Теперь она посрамлена, уничтожена, обезчещена на вкъ, она -- непрощавшая другимъ ни малйшаго отклоненія отъ кодекса свтскихъ приличій, неумолимо строгая ко всмъ безъ исключенія. Съ нею случился такой позоръ, какого никогда не могло случиться ни съ кмъ изъ осуждаемыхъ и презираемыхъ ею. Да, она убита, она чувствуетъ, что убита совсмъ, навсегда, и ее убила дочь! Какая же это дочь?! Это смертельный ея врагъ, преступница, матереубійца... У нея нтъ дочери!

Если бы можно было, она собственноручно подписала бы ея приговоръ, засадила бы ее на вкъ въ монастырь, въ тюрьму, куда угодно, чтобы только о ней больше не было и помина.

А между тмъ необходимо думать о ней постоянно, только о ней и думать, необходимо найти ее, вернуть...

Что же будетъ потомъ? Княгиня не знала этого, да и не задавала себ такого вопроса.

– - У тебя что-нибудь новое?-- мрачно спросилъ князь, наклоняясь и цлуя блдную, холодную руку жены.

– - Ахъ, къ несчастію, ничего новаго, ничего хорошаго!-- съ глубокимъ вздохомъ отвтила она.-- Вотъ, слушай... сейчасъ принесли... это письмо отъ брата Николая Петровича.

Она развернула листокъ почтовой бумаги и читала:

«Самые тщательные розыски, порученные надежному, лучшему въ Петербург сыщику, не привели ни къ чему. Тогда, передъ вечеромъ, N.. дйствительно, была въ квартир А. По крайней мр, описаніе ея примтъ, сдланное дворникомъ, впустившимъ ее за отсутствіемъ швейцара, вполн подходитъ. Она провела въ квартир А. около часу, затмъ вышла одна, и дворникъ видлъ, какъ она почти бжала по улиц. Посл того она въ квартиру А. не возвращалась. Самъ же онъ здсь, уходитъ и приходитъ, ночуетъ дома. По всмъ участкамъ дано знать; но до сихъ поръ ее нигд не нашли. Я начинаю сильно склоняться къ тому мннію, что ея совсмъ нтъ въ Петербург, что она куда-нибудь ухала»...

– - Вотъ!-- настоящимъ трагическимъ тономъ воскликнула княгиня, складывая письмо.

Князь густо покраснлъ, схватился за голову и тотчасъ же сдлалъ нсколько отвлекающихъ кровь гимнастическихъ движеній.

– - Къ чему жъ эти распоряженія по участкамъ, эти сыщики, если до сихъ поръ могли узнать только то, что намъ и безъ нихъ извстно!-- воскликнулъ онъ.-- Да въ Лондон или въ Париж ее давно бы къ намъ привели, а этого... негодяя арестовали!

– - Я думаю, его можно арестовать и здсь, теб стоитъ только захать къ кому слдуетъ,-- сказала княгиня.-- Конечно, онъ одинъ только и знаетъ, гд она теперь. Но, вдь, мы и такъ опозорены на весь совтъ. И такъ весь городъ говоритъ о насъ, смется надъ нами...

Князь отвтилъ только новыми гимнастическими движеніями; онъ вертлъ руками во вс стороны, изгибая спину, и, наконецъ, сталъ крутить головою.

Княгиня не обращала на все это никакого вниманія и продолжала:

– - Это ужасно, что ты проговорился брату, Что ты все разсказалъ ему... Какъ будто ты его не знаешь! Онъ добрый человкъ, но, вдь, совсмъ не уметъ держать языкъ за зубами... Я уврена, что онъ здитъ по всему городу и всмъ разсказываетъ о тайныхъ дйствіяхъ сыщиковъ... Боже мой! Боже мой! И вотъ, несмотря на весь этотъ срамъ,-- никакихъ извстій!