Змей

Должно быть, он издал какой-то звук, потому что ее губы изогнулись в медленной чувственной улыбке.
– Я так и думала.

Белла задержала его взгляд, ее крошечная рука кружилась вокруг него. Сердце Лахлана остановилось, у него перехватило дыхание, мышцы напряглись в ожидании, когда ее губы медленно двигались вдоль его члена. Скажи ей нет. О Боже…

Она взяла его в рот. Глубоко в свой теплый рот. Ее мягкие розовые губы плотно облегали его. Это была самая эротическая вещь, которую он когда-либо видел. Его темные фантазии оживали.

Лахлан знал, что должен оттолкнуть ее. Если бы он был наполовину таким, каким хотел казаться, он бы это сделал. Но любой дальнейший его протест потерялся в бездумном состоянии чувственного забвения.

Белла приняла его безжалостно, беспощадно, каждое движение было рассчитано на то, чтобы поставить его на колени. Движения теплых губ увлекали его все глубже и глубже в горячую пещеру ее рта, ее язык кружил вокруг головки его члена, мягкая рука на его основании мягко сжималась...

Это было невероятно. Сногсшибательно. Белла точно знала, как лизать его, как сосать его, как сделать его безумным от наслаждения. Как она узнала...?

О, черт. Он знал как.

Лахлан напрягся и отшатнулся. Возможно, он нашел бы в себе силы остановить Беллу, но она обхватила руками его бедра, увлекая его еще глубже. Она сосала его сильнее. Быстрее. Выдаивала его губами и языком. Не давая ему пощады.

Давление у основания его позвоночника усилилось. Ощущения были слишком сильными. Лахлан уже не мог сдерживаться. Он приближался. Удовольствие было настолько сильным, что ничто не могло заставить его остановиться.

Он схватил ее за затылок, и прижал к себе, когда он излился в ее горло с яростным ревом удовольствия. Иисусе. Боже. Да. Спазмы волна за волной пробегали через него.

Белла не выпускала его из своего рта, пока не выжала из него последнюю каплю.

Но потом все было кончено. Страсть быстро схлынула, как и появилась, оставив его таким же холодным и пустым, как помещение, в котором они находились.

Ее руки упали с его бедер. Ледяной удар воздуха поразил Лахлана, когда Белла позволила ему выскользнуть из теплых влажных объятий ее рта. Чудовищность того, что он сделал, неумолимо жалила Лахлана. Ему было плохо. Ему было так стыдно, что он даже не хотел смотреть на Беллу. Честь? У него ее не было.

Он позволил ей стать для него шлюхой, доказывая все плохие мысли, которые у нее когда-либо были о нем.

Он заставил единственную женщину, которая когда-либо пыталась полюбить его, встать на колени, заставил ее поверить, что это все, чего он хотел от нее. Любой шанс, который они, возможно, получили бы после его возвращения, был утерян.

Но правда была гораздо более горькой. Осознание камнем легло в его желудке. Только когда он опустился до самых глубин разврата, Лахлан признал правду: я люблю ее.

Чувство, которое Лахлан всегда отрицал, когда унижал других за то, что они поддались, выкристаллизировалось в резком осознании массы запутанных эмоций, которые мучили его с самого начала.

Этот голод. Эта жажда. Эта ожесточенная интенсивность эмоций. Эта необходимость защитить ее. Это невероятное желание сделать ее счастливой.

Это мучение.

Это была не просто похоть. Это никогда не было просто похотью. Он любил ее и боролся с ней с самого начала, потому что его чертовски пугало, что она никогда не сможет полюбить его.

Теперь это было гарантировано.

Лахлан посмотрел вниз Белле в глаза, видя ужас, который отражал его собственный. И хуже всего, он видел абсолютную боль и голое разочарование.

Лахлан выдержал ее пристальный взгляд, а его сердце в это время выжигало дыру в его груди. Он никого никогда не ненавидел так, как он ненавидел себя в этот момент, видя то, что он сделал с ней.
– Я сделаю это, - сказал Лахлан с каменным выражением.

Даже понимание того, что это решение будет стоить ему всего, чего он добился, не могло заставить Лахлана отказаться. Он должен Белле так много.

Боже мой, что она натворила? Краска стыда залила щеки Беллы.

Белла знала, что теряет Лахлана. Что он не передумает. Поддавшись панике и отчаявшись, она прибегла к тому оружию, которое она поклялась никогда не использовать. Белла использовала свое тело, навыки, выкованные жестокой рукой ее мужа, чтобы подчинить Лахлана своей воле. Она взяла то, что могло быть прекрасным, и превратило в нечто постыдное. Она использовала его желание, чтобы получить то, что ей нужно.

Она действовала как шлюха.

Хуже того, Лахлан не остановил ее. Как он мог позволить ей это сделать? Она думала...

Она думала, что между ним есть что-то особенное. Но оказалось, что это не так. Лахлан был таким же, как все остальные. Ему волновала только похоть. Все, что Белла сделала, только доказывало это.

Лахлан даже не взглянул на нее. Белла не винила его. Его согласие было холодным утешением. Белла сделала то, что должна была сделать ради дочери, но превратила в грязь то, что было между ней и Лахланом.

Каменное выражение его лица соответствовало тону.
– Собери свои вещи и жди меня здесь через час.

– Но...
– Ее руки сжались. Она должна что-то сказать. Но что? Белла ничего не могла придумать, чтобы изменить то, что только что произошло.

Лахлан стоял неподвижно, не замечая или не желая замечать ее колебаний.
– Тебе придется поторопиться, чтобы мы смогли уйти, пока ворота не закроют на ночь. Найди причину своего отсутствия, если сможешь. Все, что может их задержать.
– Лахлан посмотрел на галеры, которые стояли в сарае, и как будто размышлял вслух.
– Нам придется ехать верхом. В одиночку я не смогу идти на галере достаточно быстро, чтобы обогнать моего кузена.

Взгляд Беллы метнулся к Лахлану.
– Ты думаешь, что король пошлет кого-нибудь за нами?

Лахлан пожал плечами. – Может быть. Он догадается, куда мы направились, и нам придется испытать всю силу его гнева за то, что мы нарушили его приказ.

Белла прикусила губу. Не в первый раз ее совесть воюет с материнским инстинктом. Белла должна была сделать все, чтобы ее дочь была в безопасности, но она знала, чего это будет стоить Лахлану.
– Лахлан, извини. Я хотела бы найти другой способ...