Змей
Шрифт:
Белла не хотела с ним разговаривать. Было слишком больно просто смотреть на него. Она может сделать что-нибудь глупое, например, попросить.
Лахлан посмотрел на нее долгим взглядом, жилка билась под его челюстью. Затем, не сказав больше ни слова, он ушел, оставляя за собой острую боль и тоску.
Белла некоторое время смотрела на дверь, пытаясь бороться с пожаром эмоций, разгоревшихся при виде Лахлана. Удар был так же силен, как в тот вечер, когда он ушел от нее. Ей нужно забыть его. Эта часть ее жизни закончилась. Джоан была всем, что имело значение. Ну почему Лахлан так поступает с ней?
– Белла?
– мягко пророкотал Роберт.
Она
Несколько недель Брюс избегал вопросов о том, когда она воссоединится со своей дочерью. Они обсуждали этот вопрос, когда Белле доставили письмо, переданное Маргарет из монастыря, якобы от Джоан. Ее грудь сжалась. Почерк был похож, но в глубине души Белла знала, что Джоан не могла написать такие слова. Больше никаких писем... Не пытайтесь снова связаться со мной... Оставайтесь там, где вы есть.
Последнее казалось предупреждением.
Белла расправила плечи и посмотрела королю в глаза.
– Мне нужно вернуться в Бервик.
Брови хмуро сошлись на лбу Брюса. К его чести, он не сразу отказал.
– Зачем?
Белла протянула последнее письмо от Маргарет. Его привезла мать Беллы, которая прибыла всего лишь несколько дней назад после того, как узнала о тайном возвращении Беллы. Не успела Белла обрадоваться, увидев свою мать, новость, которую та принесла, ввергла Беллу в панику.
– Это от Маргарет, - объяснила Белла.
– Джоан, ее кузина и ее дядя, Уильям Комин, едут в Бервик, чтобы увидеть «меня» - Маргарет - в монастыре. Они остановились у леди Изабель де Бомон в замке Бамбург и посетят Бервик, прежде чем вернутся на юг. Их ожидают к концу недели.
Не так много времени.
Роберт нахмурился еще больше.
– Это не имеет никакого смысла, - сказал он как будто самому себе.
– Нет, если верить первому письму. Такой веры у Беллы не было. – Здесь что-то не так.
– Она не знала, как это объяснить. Белла просто чувствовала это в глубине души. Ее дочь была в опасности.
Роберт взял письмо и прочитал его. Когда он закончил, он выглядел более озадаченным, чем удивленным. Он бросил письмо на стол и пристально посмотрел на Беллу.
– Я знаю, о чем вы думаете, но это невозможно. Вы не можете рисковать и возвращаться в монастырь.
– Я должна, - настаивала Белла.
– Если Джоан приедет со своим дядей, все узнают, что я сбежала. Уильям Комин знает, как я выгляжу. Маргарет не сможет одурачить его, и жизнь Джоан будет в опасности.
Роберт покачал головой.
– Это слишком опасно. Ваша дочь не пострадает.
– Вы не можете быть в этом уверены.
Роберт сделал паузу, что-то обдумал, видимо, тщательно подбирал слова.
– За Джоан присматривают.
Глаза Беллы расширились.
– Кто? Почему вы не сказали мне?
– Я не могу сказать. Вы должны доверять мне. Но я могу заверить вас, что при первых признаках опасности, я буду об этом знать.
– Но что, если будет мало времени? Что, если они обнаружат, что я сбежала, и решат причинить вред Джоан или немедленно бросить ее в тюрьму? Я не могу этого допустить.
– Белла склонилась, взяв Роберта за руку, чтобы встать на колени перед ним.
– Пожалуйста, Роберт, если вы не хотите, чтобы я отправилась в монастырь, тогда, по крайней мере, отправьте несколько мужчин, чтобы спасти Джоан, если правда откроется.
Король огорченно посмотрел на Беллу.
– Простите,
Уязвленная, Белла уставилась на него, слезы жгли глаза и горло. Она не сомневалась в искренности его слов, но его отказ, даже хорошо обоснованный, заставил Беллу почувствовать себя преданной. Она не хотела слушать рациональных объяснений. Она просто хотела вернуть свою дочь.
– Я терпела три года, - тихо сказала она. Это было напоминание – единственное, какое она себе позволила, - о том, что она сделала для него.
Взгляд Роберта был грустным.
– Я лучше всех знаю, чем вы пожертвовали, Белла, и как тяжело ждать. Не проходит и дня, чтобы я не ждал своей жены, дочери и сестер. Он сжал ее руку.
– Еще немного. Эта война не может продолжаться вечно.
Похоже, Роберт пытался убедить себя так же, как и она.
Белла кивнула, но она понимала, что должна что-то сделать. У Роберта была корона и страна, о которой можно было подумать, но у нее была только дочь. Если бы он не помог ей, она бы нашла кого-нибудь, кто сделал бы это. Кто-то, кто мог бы помочь ей попасть в монастырь незамеченной.
Ее желудок сжался, Белла точно знала, кто может это сделать. Лахлан. Несомненно, его способность незаметно появляться и исчезать была тем, что сделало его настолько привлекательным для Брюса, и он был готов платить Лахлану за службу в своем элитном отряде.
Мысль о том, чтобы пренебречь своей гордостью и попросить Лахлана о чем-нибудь после того, что произошло между ними, была ей неприятна. Но Белла сжала зубы, проглотила желчь и сделала это. Ради дочери она поступится своей гордостью. Ради дочери она, если понадобится, продаст душу дьяволу.
Белла только надеялась, что до этого не дойдет.
Лахлан Макруайри был пьян. Поскольку большую часть времени он полагал, что был достаточно злым, он обычно не топил себя в кувшине с виски.
Однако сегодня он сделал исключение. Поняв, что из-за Беллы на волю были выпущены все возможные нежелательные эмоции, черт возьми, он собирался напиться и, будучи пьяным, не думать об этом. Она не хотела его видеть. Не хотела с ним разговаривать. Конечно, нет. Ее холодная реакция была понятна. Это было то, чего он ожидал, не так ли? И он был уверен, черт возьми, что заслужил это.
Когда виски не помогло, Лахлан попытался затеять ссору. Выпивка и драка очень хорошо сочетались.
Именно Гордон, наконец, вырвал его из-за стола, прежде чем Лахлан успел ввязаться в драку.
– Черт возьми, Змей, что, дьявол тебя забери, ты пытаешься сделать? Ты хочешь, чтобы все трое убили тебя? Тебе удалось привести в раздражение даже Ястреба.
– Должно быть, он потерял свое чувство юмора вместе с яйцами, когда женился, - бормотал Лахлан.
– Все они потеряли.
Гордон вытолкнул Лахлана наружу в холодный ночной воздух. Зима была в полной силе, и ледяной туман ударил его отрезвляющей пощечиной. Или, может быть, он просто не был таким пьяным, каким хотел быть. Лахлан не спотыкался, не качался и не заплетался, когда Гордон вел его мимо темного бармкина к баракам. И, черт возьми, его голова была слишком ясной.