Змея

На полянке под зонтом леса бегает лесная мышка и громко пищит. Она бегает по кругу, словно игрушечный поезд по рельсам, и, когда он подкрадывается к ней, она просто забирает с собой свои рельсы.

Ах ты, маленькая засранка, думает он, глядя на маленький серый комочек, танцующий в сумерках, а потом прыгает на нее и давит сапогом. Зверек лежит на спине с поднятыми лапками, как будто ему крикнули «руки вверх!». Билл скидывает с себя ранец, оставаясь начеку, быстро расстегивает ремешки. На дне ранца полная тишина. Он не решается заглянуть внутрь, просто берет мышку за лапку и бросает туда, но она застревает в складке ткани на полпути. Он молниеносно затягивает ремни ранца, его трясет, пока крошечный комочек, выступающий сбоку ранца, не сползает вниз.

Он закидывает ранец за плечи и бросается бежать по рыхлой, предательски уходящей из-под ног земле. Почему я бегу, думает он, отмахиваясь от хлещущих по лицу веток. Впереди постепенно светлеет, а когда становится совсем светло, он успокаивается и бежит просто потому, что торопится. Лес еще довольно густой, видами любоваться нет смысла, и, только когда раздается треск веток и приглушенные голоса, он понимает, что находится среди солдат, которые отрабатывают атаку в боевых условиях.

Он бросается навзничь, подбородком прямо в кочку, тело движется в направлении марша, чтобы не вызвать подозрений. Чуть вдали топают серые фигуры. Раздаются выстрелы, фигуры с грохотом падают на землю в зарослях. Билл на животе ползет к пушистой елке, приподнимается и выглядывает из-за веток. На полянке видит Маттсона, который лежит в укрытии, он вполголоса зовет его, тот откликается только раза с третьего-четвертого.

Кого там принесло, нетерпеливо спрашивает Маттсон, не поднимая головы. Да это я, Билл, давай сюда! — кричит голос из-за елки. Маттсон с опаской оглядывается по сторонам, и только после этого подползает к приятелю. Они говорят друг с другом словно через решетку на окне тюремной камеры: я сбежал. Никому не говори, что меня видел. — Сбежал? — Да, твою мать, сцепился с парнем Веры в кафе, а эта бабец возьми да вызови патруль. — Вот же сучка. — Да уж, но я с ней разберусь, поверь мне. Приходи к поезду и с собой прихвати, как договаривались. Я ж забыл совсем. Ты ж поедешь со мной. — Ясен пень. Тсс, сержантишка идет, проверять будет укрытия. Вали отсюда. Поезд через полчаса ж, да?

В лесу позади них раздается шум, Билл быстро и бесшумно пробегает мимо серых теней в вереске, а потом сворачивает напрямки к дороге. На последнем участке пути — сплошная гарь, он с хрустом наступает на кучи обугленных деревьев, искривленные ветки лежат в странных позах на почерневшей от золы земле — здесь все выгорело до камня.

Наконец он добирается до путей, пересекает их быстро, одним прыжком, словно путающий следы заяц. Внизу виднеется лениво растянувшаяся в долине железная дорога. Широкая лесополоса выжжена до самых путей. Возгорания происходят из-за поезда; с наступлением темноты рельсы искрятся, как бенгальские огни. Только несколько дочерна сгоревших стволов устремились в небо, в остальном же местность напоминает стадион для легкой атлетики. Он бежит без оглядки по глубокой канаве, потом снова начинается лес. Здесь пожар прошелся по верхушкам, кроны сосен словно скошены сварочным аппаратом, деревья похожи на дома с дотла сгоревшими чердаками и черными следами пламени, лизнувшего стены.

Он идет по лесу до железнодорожного моста — здесь железная дорога сворачивает в сторону поселка, разрезая гору. Откосы слишком крутые, по ним не спустишься, поэтому он идет вдоль путей, пока не находит уступ, на который можно поставить ногу и слезть вниз.

Гравий шуршит под сапогами, словно рассыпанная кем-то соль, солнце палит, как паяльная лампа. Он минует поворот, и прямо перед ним, над обрывом, вырисовывается арка моста. Внезапно словно бы из ниоткуда возникает четко очерченный силуэт небольшой процессии. Над перилами моста появляются четыре головы в ряд. Они покачиваются, будто на палубе корабля, и отбрасывают на гору гротескно огромные тени. Над головами, словно приросшие к ушам указательные пальцы, торчат дула винтовок.

Патруль, проносится у него в голове, он бросается к каменной стене, прижимается к ней, и сквозь обожженные солнцем листья крошечной березки, упрямо цепляющейся за жизнь в небольшой расщелине, видит, как комично подпрыгивающие головы исчезают за скалой. Тогда он отрывается от скалы и бросается бежать прямо по рельсам, чтобы побыстрее добраться. Он понимает, что патруль направляется к вечернему поезду, чтобы искать его среди тех, кого отпустили в увольнение. Посреди моста он резко останавливается и скрывается в тени его опор. Вытаскивает из нагрудного кармана сигарету, засовывает в рот, чтобы успокоить нервы и отвлечься от страха, но не прикуривает.

Он осторожно крадется вдоль каменной стены, которая вскоре так резко уходит вниз, что ему приходится идти практически гусиным шагом, чтобы его не заметили с дороги. Время от времени высовывает голову, словно перископ, и наблюдает за патрулем, который движется вдоль обочины и напоминает опаздывающую на похороны процессию. Они переходят на другую сторону дороги, чтобы перейти через рельсы к зданию вокзала, и тогда он совершает рывок и пробегает последние несколько метров до товарного поезда, который стоит на запасных путях. Времени еще предостаточно, поэтому на перроне ни души. Закрытые товарные вагоны в середине состава открыты, он запрыгивает в один из них и захлопывает за собой дверь как раз перед тем, как каблуки сапог патрульных начинают стучать по бетонному перрону.

Билл оставляет небольшую щелку и сквозь нее слышит, как начальник патруля раздает приказы всем станционным смотрителям и случайным прохожим, вещая в громкоговоритель. Приклады винтовок стучат по перрону, а потом прямо ему в ухо вдруг капает топот. Отшатнувшись от двери и затаив дыхание, он слушает, как к нему приближаются раскатистые шаги. Но если сначала они звучат энергично и целеустремленно, то потом становятся медленными и неуверенными, и он понимает, что опасность миновала.

Он прячется за большим ящиком в углу вагона и слышит, как кто-то по другую сторону проходит так близко, что ему кажется, что он слышит его дыхание. Вжавшись в стену, он зажмуривается и чувствует — сначала спиной, а после резко проступающим по всему телу потом, — как ранец внезапно оживает. Ранец ощупывает его спину, словно детской ладошкой, и только потому, что глаза закрыты, он вдруг видит, как разинутая змеиная пасть смыкается вокруг крысы. Он ложится на пол, вытягивается вдоль стены, открывает глаза и смотрит в узкий луч солнца, танцующий прямо на потолке.

Перрон постепенно наполняется шумом и гудением голосов, он лежит на спине и слышит, как прибой голосов разбивается о берег и стихает, когда подходит поезд. Тогда он встает, подходит к дверям и заглядывает в щель. Взгляд утыкается на узкую полоску платформы, и тогда он медленно, напряженными пальцами приоткрывает дверь. Над перроном разносится хлесткий возглас кондуктора «Занимайте места согласно купленным билетам», и в поле зрения Билла медленно просачивается стенка вагона. Он пропускает ее мимо, потом еще одну, и наконец выпрыгивает на перрон, заскакивает на подножку и залезает на платформу. Поезд набирает скорость, дым паровоза заполняет пространство под мостом, Билл выглядывает и сквозь белую дымку видит, как патруль неспешно идет вдоль товарных вагонов — за спинами прыгают вверх-вниз указательные пальцы винтовок.

Успокоившись, он заходит в вагон — небрежно, с видом победителя. Парни из береговой артиллерии положили на полку чемодан и играют на нем в карты. Спиной к нему сидит девушка и читает газету. Медленно, стараясь не издавать громких звуков, он подходит к ней, она его не замечает, но он встает прямо у нее за спиной, наклоняется и быстро и резко шепчет ей на ухо: барышня у нас, значится, путешествует. А потом быстро впивается зубами в ухо Веры, рассекая его, как опасная бритва.

9

Сумерки падают на землю застенчивым пепельным дождем. Гасят фонари яблонь и белые верхушки заборов, заставляют замолчать траву и зеленых кузнечиков. Она стоит у бочки с водой — бочка треснула от жары и с открытым ртом жадно смотрит на водосточную трубу. В безмолвии травы, засыпанной пеплом сумерек, она видит камень. Дневной свет иссяк, поэтому, когда она наклоняется над бочкой, ей кажется, что камень похож на собаку, которая весь день неподвижно пролежала в траве, а теперь, с наступлением сумерек, медленно просыпается и потягивается всем телом.