Змея

Внезапно раздается скрип двери на веранде, кто-то выходит на крыльцо и топает, словно пытаясь стряхнуть снег с ботинок. Потом раздаются шаги вниз по лестнице, Ирен слышит, что идут двое. Ей будто зажали рот, и она совершенно беззвучно переворачивается на спину. Уже стемнело, луна скрыта плотными облаками, и теперь ей кажется, что она лежит в синей бутылке ночи. Кто-то из девушек поет в той комнате, где граммофон, и «Белый зайка» [1] , бедный избитый зайка, выпрыгивает из тишины и неуклюже скачет по комнате, пока кто-то, громко и от души выругавшись, не роняет на него бутылку.

1

«Liden vid kanin» («Белый зайка») — популярный в военные годы джазовый стандарт Эдварда Перссона.

Двое у лестницы тоже замерли в синей бутылке ночи и не произносят ни слова — переговариваются огоньками сигарет, которые покачиваются в темноте, иногда приближаясь друг к другу, иногда — резко отпрыгивая. Ирен и так знает, кто такие эти двое. Знает так же ясно, как будто все еще лежит в зеленой бутылке. Теперь огоньки сигарет светлячками летят через темноту и падают в траву рядом с ней, а легкий ночной ветерок задувает ей в нос легкий аромат табачного дыма.

Те двое спускаются с лестницы и идут по траве. Трава едва слышно шуршит от их шагов, они идут прямо к Ирен, и она пытается вжаться в землю, чтобы ее не заметили. Но те двое так заняты друг другом, что не замечают ее, хотя проходят всего в нескольких шагах от ее ног. Коленки Веры такие белые, что почти светятся в темноте. Билл обнимает ее за плечи, и той, что лежит на траве, кажется, что в грудь вонзился огромный рыболовный крючок.

Теперь в мире не осталось никаких звуков, кроме их шагов, Ирен пытается открыть рот и закричать, чтобы втиснуться между ними, но не может. Вера говорит тихо и возбужденно, но Ирен все прекрасно слышит, потому что других звуков в мире не осталось: так что, куда пойдем? А Билл отвечает ей, тоже довольно тихо, но той, что лежит на траве, кажется, будто он кричит в громкоговоритель: погоди, скоро узнаешь.

Вера воркует и смеется, и рыболовный крючок проворачивается в той, что лежит на земле. Приподнявшись на локте, она видит, что дверь в сарай открыта и словно приглашает зайти. Только не это, хочется закричать ей, как будто она лишь сейчас понимает, что происходит, только не это! Но она не кричит, потому что мир не создан для ее криков, да и в сарай те двое не идут. Они останавливаются у колодца, напоминающего круглую дырку в земле, прикрытую крышкой. На крышке стоит ведро с привязанной веревкой, чтобы можно было при необходимости зачерпнуть воды.

Может, на травку пойдем, а, спрашивает Вера хриплым, тихим и возбужденным голосом, и в этот момент на всем белом свете больше никто ничего не говорит. Но Билл на этот раз не отвечает. Вера садится в высокую траву у колодца, в темноте видно только ее сияющие белизной ноги. Билл снимает с колодца крышку, зажигает спичку. Заглядывает вниз, а потом бросает спичку, и та падает, словно звезда с неба, и тонет где-то на дне.

Что же будет дальше, думает Ирен и садится в своей синей бутылке. Билл озирается по сторонам, и девушка бесшумно прижимается к земле, сливаясь с травой. Когда она снова решается высунуться из травы, Билл стоит рядом с Верой и говорит ей голосом, кроме которого в мире не существует ровным счетом ничего: давай сюда, знаю одно местечко. Слова звучат резко и жестко, как приказ. А что, прямо тут никак, ласково мурлычет Вера и пытается притянуть его к себе, прямо на длинные ноги.

Тогда он берет ее за плечи и поднимает, она постанывает и пытается вывернуться. Иди сюда, красотуля, говорит он, держа ее мертвой хваткой. Она смеется, нежно и с готовностью, и в той, что лежит на земле, снова проворачивается рыболовный крючок. Обнимаясь, они делают несколько шагов назад, как будто это игра, но внутри нее вдруг раздается пронзительный крик, ей хочется закричать этим двоим: осторожней, колодец-то не закрыт, но в этом мире у нее нет голоса.

А дальше все происходит именно так. Вера вдруг пропадает, из колодца раздается глухой стук, а потом колодец взрывается криком, как будто обрел дар речи. Можно, конечно, подождать, пока Веру вытащат, думает она, внезапно протрезвев, но крик обрывается, словно его обрезали ножницами. Она не успевает понять, что произошло, но потом видит, как он стоит там, в этой синей бутылке, закрывает колодец крышкой и широкими шагами уходит в сторону дома, натыкается на сетку для бадминтона, ругаясь, выпутывается из нее и убегает в синеву.

Он закрыл крышку, думает Ирен, скинул Веру в колодец и закрыл ее там. Сначала ей становится невероятно радостно, потому что до нее еще не совсем дошло, что он сделал, но тут из колодца начинают тонкими струйками просачиваться крики, и тогда ей становится страшно. Кто-то раздевает луну, бутылка становится зеленой, и Ирен в панике бежит по траве к колодцу. А вдруг она умрет, мелькает у нее в голове, когда она отбрасывает в сторону крышку, вынимая затычку из бочки с криком. Тихо, кричит она в колодец, тихо, а то он тебя услышит. Крики прекращаются, остаются всхлипывания и поскуливания, из колодца на Ирен смотрит лицо, зеленое, как лягушка в лунном свете.

Вера стоит по колено в воде, подняв руки, как будто ей скомандовали «руки вверх!», но Ирен до нее не дотянуться, даже когда она ложится на живот и перегибается через край колодца. Попробуй забраться по стенке, решительно говорит она, и эхо повторяет ее слова очень четко и по-деловому, потому что ей повезло. Стенки колодца выложены подгнившими, наполовину развалившимися досками. Между ними есть зазоры, поэтому вылезти можно.

Но Вера стоит на дне колодца, остолбенев и всхлипывая, стуча зубами от ужаса. Господи, неужели у меня такое же зеленое лицо, как у нее, думает Ирен, слегка улыбаясь, но не теряя делового настроя. Ладно, тогда хватайся за ведро. Я тебе сейчас его опущу.

Ведро опускается в колодец, шлепая по воде, Вера подходит к стенке, упирается ногами, Ирен начинает тянуть за веревку. Она отклоняется всем телом, но веревка с треском рвется, и девушка падает на спину, снова оказываясь в зеленой бутылке. Ведро гремит где-то на дне, но Вера молчит. Только бы не начала снова орать, по-деловому думает Ирен и наклоняется в колодец. Придется тебе все-таки самой вылезать. Хоть немножко поднимись, и я попробую тебя вытащить.

Вера выглядывает из теней — лицо у нее синее с черными полосками. Белки глаз сверкают, как фонарики, и она начинает карабкаться наверх. Но на первом подъеме туфля застревает между досками, и ей не вынуть ногу. Снимай туфли и бросай мне, говорит Ирен, Вера послушно снимает с себя одну туфлю, потом вытаскивает из щели между досками вторую и со всей силы бросает вверх. Туфли приземляются на траву где-то рядом с колодцем. Потом она вцепляется в стенку колодца и упрямо ползет наверх.

Ей удается забраться повыше, Ирен хватает ее за руки и начинает тащить, упираясь ногами в край колодца. Вера тяжелее нее и иногда девушке кажется, что сейчас и ее засосет в эту черную дыру, но она полна сил и оптимизма, потому что на месте Веры могла бы оказаться она, но этого не произошло, поэтому она упорно, сантиметр за сантиметром, вытаскивает Веру наверх. В морщинках на зеленоватом лице спасенной просвечивает смертельный ужас, глаза широко распахнуты. Ну не может быть, чтоб и я была такая зеленая, думает Ирен. Медленно над краем колодца появляется зеленая шея, белая блузка, испачканная в земле и плесени, ободранные и кровоточащие ноги в порванных и насквозь промокших шелковых чулках.

Она едва держится на ногах, Ирен поспешно закрывает колодец, чтобы Вера не упала обратно, а та, молча и дрожа, стоит посреди зеленой бутылки. Ирен бежит, приносит упавшие в траву туфли и помогает надеть. Тебе надо уходить отсюда, говорит она тихо, быстро и решительно, пока он тебя не поймал. Ирен понятия не имеет, что будет, если он поймает Веру, поэтому она старается делать вид, что заботится исключительно о ее благополучии. Пытается не думать, что Билл может обрадоваться, если увидит, что Веру спасли и ему не пришлось делать это самому.

Поэтому она угрожающе шепчет Вере, наклонившись к зеленому уху: кто знает, что ему взбредет в голову, если он тебя увидит после всего этого. Пошли, покажу тебе, как выбраться. Она быстро идет по траве к опушке леса и не оборачивается, зная, что Вера идет следом. Ее мокрые туфли хлюпают на ходу, и лицо Ирен расплывается в улыбке. Она идет вдоль домиков, а Вера следует за ней, как преданный пес. Да, тут даже сахарок не потребуется, думает Ирен и не оборачивается, пока они не выходят на проселок. Спустишься тут, говорит она, показывая на сонно уходящую вниз, залитую лунным светом дорогу. Они стоят друг напротив друга, луна светит Вере прямо в лицо, колдуя над белками ее глаз, и тут Ирен замечает, что выше ее ростом. Без тени враждебности она смотрит Вере в лицо, которое не выражает ровным счетом ничего, кроме слабого отблеска удивления, которое вполне понятно, когда тебя неожиданно сталкивают в колодец.