Змея

Вера ничего не говорит, гротескно распухшие губы с размазанной помадой не шевелятся. Раздается еще один хлюп, и она уходит в сторону перекрестка, пошатываясь словно канатоходец. Ирен возвращается в лес, находит тропинку, по которой ее вел мальчишка-посыльный, бросается бежать, и бежит, и бежит, охваченная безумной дикой радостью.

Дом молчит, желтый прямоугольник света слегка подрагивает. Она заходит на веранду, там темно, но она сразу видит его — он сидит на скамейке в углу, обхватив голову руками. Тебе необязательно так сидеть, хочется закричать ей, можешь радоваться, как я. Но она не кричит, хотя теперь у нее снова есть голос в этом мире. Молча включает свет, отодвигает стол, чтобы подсесть к нему, но замечает, что он спит, и немножко расстраивается, но все равно обнимает его за шею и немного дует в лицо.

Билл резко просыпается — сначала вздрагивает тело, потом открываются глаза. Он недовольно щурится на свет, видит Ирен и бормочет: где ты, мать твою, проболталась весь вечер? Я тут все оббегал, пока тебя искал. Ей кажется, что в его голосе слышится подозрение — совсем чуть-чуть! — поэтому она показывает на дорогу, в противоположную сторону от колодца: а я пошла полежать на травке. Ты что там, картошку копала, что ли, смотрит он на ее грязные руки. Да так, отвечает она, перебрала немножко, вот и упала.

Вот тогда он просыпается окончательно, смеется и сажает ее к себе на колени. Может, еще по рюмашке, предлагает он, гладя ее по коленкам. Она кивает и тянется за единственной бутылкой на столе, на дне которой еще что-то осталось. Делай со мной все, что хочешь, лихорадочно думает она, я хочу быть, как все, чтобы нравиться тебе так же сильно, как Инг-Лиз, Инга и Вера.

Делает глоток, горло обжигает, но она отважно улыбается ему сквозь слезы, когда он впивается в ее губы. Он наваливается на нее всем весом прямо на скамейке, но она не пытается вырваться, как сделала бы раньше. В комнате раздаются чьи-то шаги, они вздрагивают и вскакивают со скамейки. Пойдем, говорит он и подмигивает ей, мы с тобой сегодня еще не танцевали. Они заходят в комнату, залитую беспощадным холодным белым светом люстры. На диване у окна, как четвероногое животное, ничком лежит Инг-Лиз и спит. Эрик курит в окно.

Черт, говорит он прямо в ночь, как будто там кто-то есть, черт, мне показалось, что кто-то кричал, вы не слышали. Ирен смотрит на Билла — он бледнеет, лицо вытягивается так, будто кожа сейчас лопнет. Милый, хочется сказать ей, не обращай на него внимания, он же ничего не знает. Эрик поворачивается к ним бледным опухшим лицом и, прищурившись, разглядывает их сквозь сигаретный дым. Да ну, слишком громко произносит Билл, хватая Ирен за плечо так сильно, что та чуть не вскрикивает, не так уж я нажрался. Если б кто кричал, я б услышал. Буди девку свою, повеселимся.

Мы ж сюда не спать приехали, говорит он, резко отпуская Ирен, и та чуть не падает, а потом идет к дивану и со всей силы шлепает подсолнушек по попе — звук похож на хлопающий на ветру парус. Ставит пластинку, заводит граммофон и возвращается к ней еще до первого соло саксофона, разносящегося по комнате. Они скользят по комнате, и она отодвигает колодец далеко-далеко от себя, комната кружится, мир кружится, голова кружится — сначала медленно, как пластинка, а потом все быстрее и быстрее. Как будто у нее внутри что-то развязалось и волной ее откидывает в забытье. Перед ее взглядом проносится окно, и она видит, что там, за окном, — синяя бутылка. Вот теперь я хочу, думает она, прижимается к нему и впивается губами в красное ухо, прыгающее у нее перед глазами.

Музыка резко заканчивается, они останавливаются, ее снова выбрасывает в комнату, и все постепенно оказывается на своих местах: окно, люстра, диван и шкаф. А ты заводная девчонка, как я погляжу, шепчет он ей на ухо. Ну раз он так говорит, думает она, глядя в синюю бутылку, почему мы не уходим?

У них за спиной кто-то вскрикивает, словно крыса, на которую наступили. Это Инг-Лиз — Эрик поднял ее и поставил на ноги, но она не хотела просыпаться, и он затушил хабарик ей о коленку. Поспать не дают человеку, недовольно говорит она, надувая губки. Стоит на ногах еще нетвердо, но уже начинает трезветь. Поспать не дают, сердито повторяет она. Тогда и сеструху с ее парнем будите. Она снимает с себя туфлю и колотит ей в дверь. Эй вы там, выходите давайте, кричит она и распахивает дверь.

Почему я никогда ничего такого не делаю, думает Ирен, не снимаю с себя туфли и не колочу ими в дверь? Почему я никогда не делаю ничего безумного, чтобы потом никто не говорил, что я зануда? Она стоит одна в холодном ярком свете и снова чувствует, что ей тут не место. Билл отошел от нее, стоит у окна и заводит граммофон. Из-за дверей спальни раздается шум: это чё тут за дела, кричит чей-то голос, Ирен оборачивается и видит Маттсона. Он стоит в одних кальсонах и держится за дверной косяк. Потом в дверном проеме появляется растрепанная башка, красное лицо и визгливый голос Инги режет ухо словно пилой. Голышом она выбегает в центр комнаты и встает в боксерскую стойку.

Ирен оглядывается по сторонам, смотрит на остальных, но тех происходящее не удивляет и не беспокоит, и у нее совсем опускаются руки, она беспомощно думает: ну почему я не как все. А если бы я вот так выбежала голышом и захотела подраться?

Пила продолжает завывать: кто посмел меня разбудить посреди ночи? Подсолнушек вяло машет рукой в сторону окна: он, если тебе подраться охота. Тут вступает кларнет, Билл подходит к пиле, которая умолкает и замирает в ожидании, и говорит: детка, значится, подраться хочет. Но детка успела передумать и даже не думает сопротивляться, когда он прижимает ее к себе и начинает кружить в танце.

Рыболовный крючок впивается в Ирен с новой силой: он стал еще острее, как будто его наточили. Чья-то привычная рука проворачивает его, загоняя все глубже и глубже в Ирен. Ну почему, думает она, почему на ее месте не я? Почему я не могу раздеться, хихикать, лезть драться и все прочее, чтобы все увидели, что я не промах?

Теперь точно все пропало, думает она, все пропало, потому что теперь нечего больше ждать, все осталось позади, а то, чего она так ждала, одновременно и случилось, и не случилось. Поэтому маленький зверек может снова взяться за дело. Сначала он вгрызается в то, что попроще. Ее накрывает волной кроваво-красного отчаяния, и она знает, что все пропало, что в ее мертвых глазах отражается лежащая на полу голая девушка, которая настолько лучше ее, потому что умеет жить на полную, не прилагая для этого никаких усилий.

Внезапно приходит спасение, по крайней мере — временное. Все еще стоя у косяка, Маттсон вдруг вскрикивает — так бывает с пьяными, когда они вдруг замечают что-то, что не замечают все эти трезвые лицемеры. Может, это Вера кричала, рычит он и нагибается вперед, а потом снова хватается за косяк и тупо ухмыляется, довольный, что смог сказать что-то членораздельное. Да, кстати, куда Вера подевалась, кричит Эрик и топает ногами, пытаясь заглушить музыку.

Тогда Билл отталкивает от себя голую девушку, та падает на пол, он подбегает к граммофону и бьет кулаком по пластинке так, что кларнетист умирает, не доиграв коду. Плевать мне на ваши фантазии, кричит он в синюю бутылку. Сейчас покажу вам кое-что, а потом фантазируйте дальше! Пошли!

Он пробегает мимо Ирен, кожа на скулах натянута как на барабане. Если не боитесь, то идите и гляньте! Все столпились в дверном проеме и смотрят, как он мечется по веранде. Собирает пивные бутылки и бутылки из-под самогона, расставляет их на столе, как на плацу. Потом залезает под скамейку и достает оттуда свой ранец. Что, кричит он, боитесь подойти?! Боитесь поближе подойти?! Тогда все пятеро подходят ближе, голая девушка дрожит и зевает, и Ирен замечает, что у той плечо превратилось в один огромный синяк. Девушка смотрит на Ирен и впервые за весь вечер обращается к ней: чё смотришь, папаша меня отходил, когда я в прошлую субботу навеселе домой вернулась. С тех пор мы с Инг-Лиз дома не ночуем. Ирен ежится от холода.