Знак вопроса 2002 № 02
Шрифт:
Первые два сезона лагерь состоял только из крепких армейских палаток шатрового типа на десять мест каждая. Помимо жилых палаток, были поставлены «шатры» для столовой и лаборатории. Кроме семи советских сотрудников, в первые годы в лагере экспедиции жили повар, его помощник, слуга и сторож. Рабочие-арабы разбили свой палаточный городок неподалеку от нас — на южном склоне более низкого холма Ярым-тепе-2, у проселочной дороги.
Проблема воды в принципе была успешно решена нами еще во время московских сборов. Чья-то гениальная голова предложила взять с собой в Ирак вместе с автомашинами и прочим имуществом металлическую бочку на колесах емкостью 1000 литров. Все выгоды обладания подобной тарой мы поняли только на месте. Лагерь наш стоял в чистом поле. До ближайших хуторов и деревень было не менее полутора-двух километров, да и там вода в колодцах была солоноватой и малопригодной для питья. Зато в городке Телль-Афар, расположенном неподалеку, находилась водонасосная станция. Она снабжала очищенной, пропущенной через
Казалось бы, все просто: есть мощный грузовик ГАЗ-53, есть бочка на колесах — бери и вези. Но первые же недели ярымской жизни показали, что во всех своих планах и расчетах мы должны принимать во внимание капризы коварной местной природы. Полевая грунтовая дорога до Телль-Афара от лагеря экспедиции проходит по ровной степи. Расстояние невелико — менее десяти километров. Но на этом крохотном отрезке дорогу пересекают два больших, в несколько метров шириной и около двух глубиной, обычно сухих русла — «вади» и более мелкие рытвины и канавы. В сезон дождей, когда в горах и на равнине идут многодневные мощные ливни, эти русла и канавы быстро наполняет вода, и они превращаются в бурные и глубокие реки. Да и синджарская степь с ее лёссовыми почвами, пропитывается влагой, раскисает и становится морем грязи. Местные жители в случае особой нужды рискуют ездить в это время лишь на колесных тракторах. Нам же, несмотря ни на какие гримасы погоды, для самого минимального удовлетворения своих нужд (и нужд 15 шургатцев) требовалось ежедневно привозить с водокачки Телль-Афара не менее одной тысячелитровой бочки воды.
Водитель экспедиции — Муса Умарович Юнисов, он же «Миша»
Первое время, когда в экспедиции были лишь джип ГАЗ-60 и отнюдь не вездеходный грузовик ГАЗ-53, в распутицу ездили в город за водой на тракторе, взятом напрокат у крестьян соседнего хутора. Это была целая эпопея: с форсированием водных преград и преодолением грязевых ям-ловушек. Только с 1973 года, после прибытия к нам вездехода ГАЗ-66, проблема решилась сама собой. Этот приземистый мощный автомобиль легко преодолевал все преграды на пути к Телль-Афару, и мы могли больше не беспокоиться о водоснабжении.
Все сказанное выше относится и к вопросам нашего продовольственного обеспечения, ведь ранние овощи и прочие продукты мы покупали в лавках того же Телль-Афара.
Опыт первого полевого сезона показал, что место для лагеря на западном склоне холма Ярым-тепе-3 выбрано неудачно. Во-первых, палатки не были защищены от постоянных сильных западных ветров, а во-вторых, для обустройства жизни экспедиции явно требовалось сооружение каких-то более капитальных ' зданий (например, для лабораторной работы, для хранения имущества, для столовой и кухни), нежели легкие брезентовые шатры.
И вот в 1970 году работа по строительству солидной экспедиционной базы закипела. Наш начальник решил положить в основу проекта будущего здания традиционный местный дом из сырцового кирпича, но только удвоить его по осевой линии, соединив две небольшие постройки в одно довольно внушительное сооружение. Кроме того, дом, по замыслу этого же главного архитектора, снабжался целым рядом деталей, обычно отсутствовавших в местном домостроительстве, — нормальными застекленными окнами вместо узких щелей-продухов и навесными металлическими дверями. Стены были сложены из плоского сырцового кирпича (смеси глины, навоза и рубленой соломы) и обмазаны сверху глиняным раствором. Крыша держалась на деревянных балках, на которые постелили тростниковые циновки, потом положили слой глины и слой гипса. По углам плоской крыши возвышались странные ступенчатые башенки.
Торжественное открытие первой очереди новой базы экспедиции состоялось 1 мая 1970 года, на исходе второго полевого сезона. Но окончательно мы переехали в дом лишь на следующий год, перенося на восточный склон холма и свои жилые палатки. Внутри длинного глинобитного здания с аккуратно побеленными наличниками окон разместились жилые комнаты и учреждения: в отдельной небольшой комнатке, с торца, жил наш постоянный сторож Мухаммед Змии (кстати, он же был и владельцем участка земли, на котором находились почти все телли Ярым-тепе), далее шли лаборатория и склад оборудования, столовая (салон, по нашей ярымской терминологии), она же одновременно клуб-читальня и, наконец, кухня (в которой, как правило, жил повар). Сами мы по-прежнему предпочитали обитать в просторных шатровых палатках. Нельзя не сказать несколько слов и о другом насущно необходимом для нас сооружении — хама-ме (бане), невысоком глинобитном домике без окон, с плоской крышей и двумя отделениями-клетушками: хассунским и халафским, по культурной принадлежности тех двух теллей, которые мы копали. Над входом в каждое из отделений вместо надписи был вмазан соответствующий древний черепок керамики. Странное дело, но я не помню случая, чтобы человек, работающий на хассунском телле, прошел в халафский
отсек, и наоборот.Традиция — великая вещь! Наверху, на подставке из кирпича, покоилась большая металлическая бочка литров на сто. Бочку заливали холодной водой из канистр, которые по приставной лестнице таскали и наш бой Хасан, и мы сами. В жаркую погоду за несколько часов солнце делало воду теплой, а иногда и горячей. В прохладное время (март — часть апреля) бочку искусственно нагревали снизу с помощью керогаза. В последнем случае мытье становилось делом не безопасным. После нагрева воды до нормальной кондиции первая пара посетителей испытывала все удовольствия банного кайфа. Но уже для второй пары вода оказывалась куда горячее. И если дежуривший на крыше Хасан вовремя не доливал в бочку холодной воды, уже через 30–40 минут внутрь шел чистый кипяток. Зазевавшийся дохтур («доктор» — так звали нас уважительно местные жители) мог получить на голову и плечи струю кипятка. Тогда в банные дни можно было наблюдать такую сцену: из хассунского или халафского отделения выскакивал голый человек с намыленным лицом и диким голосом кричал на всю Синджарскую долину: «Хасан, лязим мсай барид!», что на ломаном арабском языке означало: «Хасан, давай скорее холодной воды!» Значит, влага в хамаме достигла критической точки нагревания. Но нередко чрезмерное усердие Хасана приводило к обратному: любители помыться получали добрую порцию ледяной воды, ведь ее брали из бочки с надписью «Квас», где за двойными стенками и теплоизолирующей прокладкой вода долго сохраняла чистоту и прохладу.
Что касается еды, то по существующей в Ираке традиции мы всегда нанимали местного повара: первые два сезона у нас работал седоусый перс Аббас в серой каракулевой папахе, а потом несколько лет — симпатичный, невысокого роста, круглолицый айсор, сеид (по-арабски — господин) Слиу из Мосула, глава большого семейного клана. Он прекрасно готовил, был покладистым и очень доброжелательным человеком. Как правило, ему помогал кто-то из местных мальчишек-туркманов. Наши трапезы в салоне проходили весьма торжественно, по какому-то особому восточному ритуалу. Шурпу (местный вид супа) обычно приносил и лично разливал по тарелкам сам повар.
Второе — мясо с отварным рисом, фасолью и овощами на овально-плоских фарфоровых блюдах — держал слуга, а повар с величественным видом, словно одаряя каждого из нас золотым рублем, раскладывал эту снедь дохтурам. При этом соблюдалась строгая иерархия: едой поочередно обносились сначала начальник экспедиции Рауф Магомедович Мунчаев (мудир, то есть начальник, как его звали иракцы), потом дохтур Николай (заместитель начальника экспедиции, профессор Николай Яковлевич Мерперт) и т. д., пока свою долю не получали и сидевшие на другом конце стола. Звучные названия местных арабских яств и сегодня звучат в моих ушах: тимэн (рис), ляблябия (горох), фасолия (понятно без перевода), хасс (крестс-салат), лахам (мясо), долма (голубцы из виноградных листьев с начинкой из риса и молотого со специями мяса), хубуз (хлеб), шакар (сахар) и др.
Жили мы, как я уже говорил, в больших десятиместных брезентовых палатках, в каждой из которых размещалось обычно не более четырех человек. Спали на походных раскладушках, в ватных спальных мешках. И поскольку ночи в Ярым-тепе, как правило, оставались прохладными вплоть до середины мая, мы редко вылезали из своих мешков даже с приходом теплой погоды.
Когда наш лагерь вслед за строительством базы экспедиции переместился на восточный склон холма, он оказался почти на берегу ручья и крохотной речушки, известной у местных жителей под названием Абра. Почти все время нашего пребывания в Ярым-тепе дно реки было сухим: ее воду разбирали на полив садов и огородов еще в верховьях. Но в дождливые годы и в конце апреля — после созревания урожая — речушка наполнялась водой, зарастала по берегам травой и цветами, становясь преградой на пути между лагерем и внешним миром. Правда, для машин имелся примитивный, но крепкий мост из камней, зато людям, шедшим из лагеря на работу к теллю Ярым-тепе-1, находившемуся метрах в трехстах к востоку от базы, нужно было перепрыгивать Абру или переходить ее вброд. Другой телль — Ярым-тепе-2, принадлежавший к халафской культуре, лежал буквально в двух шагах от лагеря, как бы замыкая его с юга. Поэтому мне, работавшему именно на этом холме, спешить не приходилось: пока коллеги по узкой росистой тропке, пробитой среди зелени хлебов, шли за речку на свой объект, я мог спокойно собирать инструменты и чертежи, благо склон моего телля начинался сразу же за порогом дома.
У природы нет плохой погоды
В городских условиях человек почти не ощущает погоды — не обращает внимания на ее капризы — дожди, ветры, грозы, снегопады. Погода важнее для сельского жителя — к ней приспособлен весь уклад местной жизни.
Но особенно чувствуют погоду люди, вынужденные по роду своей профессии подолгу жить в чистом поле (в степи, в тайге, в пустыне, в горах) в палатках и шалашах, в легких избушках и в домах-вагончиках, — геологи, охотники, геодезисты, топографы, археологи. От тончайших нюансов местной погоды зачастую зависит не только успех всей их работы, но иногда и сама жизнь. Вот почему так пристально всматриваются они по утрам в едва светлеющее на востоке небо, проверяют направление и силу ветра, прикидывают свой путь в расчете на дождь или снегопад.