Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Не была исключением и наша археологическая экспедиция в Ираке. И когда меня спрашивали в Москве знакомые: «Ну как там у вас в Ираке с погодой?», я отвечал нарочито сдержанно и кратко: «Нормально». Это была игра, своеобразная защитная реакция человека, испытавшего на себе такие капризы иракской погоды, о которых можно долго рассказывать. Мое субъективное восприятие особенностей иракской погоды можно передать двумя словами — неистовство и непостоянство.

Это хорошо показал в своей краткой, но эмоционально насыщенной характеристике своеобразных природно-климатических условий Ирака немецкий историк Э. Церен. «Когда на севере в горах Армении, — пишет он в «Библейских холмах», — весной начинает таять снег, вода в реках прибывает. Половодье на Тигре начинается обычно в марте, на Евфрате — в апреле. В июне — июле вода достигает самого высокого уровня. Тогда-то благодатная влага обильно орошает поля и делает их плодородными. Но иногда реки неожиданно выходили из берегов, вода разрушала дамбы и уничтожала посевы. Тогда приходил голод. Умирали не только животные, но и люди. Голод настигал людей, если большая вода

приходила несвоевременно или же ее было недостаточно для орошения полей. Голод настигал их и в том случае, когда вода бушующим потоком мчалась с гор, уничтожая поля, дамбы, посевы. Вода была чем-то священным, о чем надо было постоянно молиться, потому что это была вода и жизни и смерти… Лето в Двуречье длится долго. Оно начинается уже в середине марта[3] и продолжается до конца ноября. Зима фактически длится не более восьми недель. Уже в феврале в оазисах зеленеют луга. Климат здесь более жаркий и сухой, чем в любой другой части света. Летом жара доходит до 50 градусов, превращая страну в желтый ад: желтый песок покрывает безжизненным слоем холмы и долины. Гигантские песчаные смерчи несутся над высохшими полями, угрожая задушить людей и животных. Дожди выпадают редко. А уж если и пойдет дождь, то это не просто дождь, а сильнейший ливень. Под сверкание ужасных молний превращает он землю в море грязи… Природа демонстрирует здесь, в этой необычной стране двух рек, всю свою мощь. Она выразительно показывает человеку, как он беспомощен. Она в любое время года, как бы играючи, перечеркивает все его планы, делает его послушным и кротким. Но она делает его и терпеливым».

Не знаю, испытал ли лично на себе автор «Библейских холмов» неистовый и могучий нрав иракской природы, но суть дела он передал удивительно точно и ярко. Конечно, север страны заметно отличается от более сухого и жаркого юга, но в целом и здесь мы наблюдаем поразительное сходство основных погодных характеристик. Внезапно приходящие с гор разрушительные потоки-сели, грозы, пыльные бури, ветры, обложные, по неделе, дожди, невыносимая жара — все это представлено в избытке и в Синджарской долине. К тому же с середины апреля появляются змеи, скорпионы, фаланги и тысяченожки. И все же главная трудность заключается в непостоянстве местной погоды, которая может измениться в считанные дни и даже часы. За сутки перепады температуры достигают 20–30 градусов. Естественно, также резко меняются атмосферное давление и влажность. Да и жара, знаменитая месопотамская жара, — сама по себе вещь достаточно серьезная. Где-то в 20-х числах апреля весна в Ярым-тепе почти без паузы переходит в знойное лето: сушь, голубое небо, солнце. Температура днем поднимается до 35–40 градусов в тени. Правда, ночи еще довольно прохладные, так что можно хорошо выспаться и набраться сил. Настоящая летняя жара приходит в Синджарскую долину лишь в конце мая — июне. Для иллюстрации сказанного приведу несколько коротких выдержек из своего экспедиционного дневника за 1973–1975 годы.

Автор книги — В. И. Гуляев

в Ярым-тепе в 1972 году

18 апреля

Вторая половина дня. С юга, с Аравийского полуострова дует ветер — хамсин. Пыльно и душно. Термометр у дверей базы показывает 32 градуса. Над Синджаром собираются и заволакивают постепенно полнеба иссиня-черные тучи. Часов в девять вечера у нас разразилась невиданной силы гроза — дерзкая по ярости даже для этих мест. Сполохи молний длились по десятку и секунд более, освещая ночной мрак — хлебные поля, окрестные деревушки и наш лагерь — каким-то адским, призрачным светом фиолетового, зеленого и желтого цветов. Раскаты грома сотрясали степь на многие километры вокруг. А затем на наши видавшие виды брезентовые палатки обрушился даже не ливень, а какой-то потоп. Ветер тоже свирепствовал вовсю, пытаясь сорвать с кольев и унести прочь наши легкие жилища. Эта бешеная круговерть стихий продолжалась часа полтора — два. Потом все утихло, и мы заснули. Утро встретило нас обложным дождем и холодом. Температура не больше 10 градусов. Но к полудню дождь перестал, вышло солнце, и началась изнуряющая, хуже сухой жары, парилка — выпаривание избытков влаги из окрестных полей.

29 апреля

Казалось бы, за семь лет работы в Ярым-тепе мы уже должны ко всему привыкнуть. Но сюрпризы местной природы поистине неисчерпаемы. К вечеру небо обложило темными, какими-то пепельно-серыми тучами. Стало душно и тихо, Покрапал редкий дождь, который вскоре прекратился. Но посреди ночи, где-то около часа, вдруг подул с севера страшной силы ветер — холодный и неумолимый. Я проснулся оттого, что моя раскладушка как-то странно дергалась и норовила завалиться набок. Наша палатка звенела и стонала под ударами бури, как плохо натянутый дырявый парус старого галиона. А что, если это хрупкое жилище не выдержит и рухнет нам на головы? Чертыхаясь, вылезаем из спальных мешков, надеваем телогрейки и на пронизывающем ветру укрепляем палатки: подтягиваем туже веревки и глубже забиваем колья. Опять ложусь в кровать. Штормовая какофония продолжается с неослабевающей силой. Чтобы не слышать жуткого воя ветра и хлопанья старого брезента, кладу на голову подушку и довольно быстро засыпаю. Утро — солнечное и ясное, но ветер дует с севера с такой же неослабевающей силой, неся с собой леденящий холод.

15 мая

Жарко. Около четырех часов дня. Сидим на завалинке у

дома на складных стульчиках и ведем неторопливый разговор, отдыхая после трудового рабочего дня и недавнего обеда. Вдруг откуда-то с северо-востока, из-за Абры, в лагерь врывается небольшой с виду смерч и в течение одной-двух минут сносит все наши палатки. Сила удара такова, что некоторые раскладушки отлетают в сторону метров на двадцать.

Особого рассказа заслуживают закаты и ночное небо в Ярым-тепе. Переход от дня к ночи совершается здесь поразительно быстро. Солнце сначала лениво и плавно спускается к темному горбу Синджарского хребта, полускрытого белесой знойной дымкой. К вечеру воздух остывает и становится прозрачнее. И сразу все вокруг приобретает привычные живые цветы. Над головой будто раскрывается сказочный небесный купол. Иногда на нем видны легкие перья облаков, подсвеченные снизу и окрашенные в теплые розовато-желтые цвета. А часов в шесть с небольшим багряный диск солнца мгновенно скатывается вниз и исчезает за гребнем гор, словно его дернул за веревочку невидимый великан. Приходят сумерки и долгожданная прохлада. Еще через десять-пятнадцать минут наступает чернильной густоты темень. Затем одна за другой зажигаются в небе звезды, выплывает серебристая луна, и ожившая степь сбрасывает с себя остатки знойной дневной одури. Всюду слышны шорохи и звуки невидимой жизни. Надо сказать, что небо здесь черное-пречерное, словно бархат, а звезды — необычайно крупные и яркие. Ими можно любоваться часами. Серебристая пыль Млечного Пути, яркие гроздья Ориона, Большой и Малой Медведицы. Ох уж этот Ярым! Любимый и ненавистный, умиротворенно-благостный и непримиримо-враждебный. Словом, сегодня, как и тысячелетия назад, природа в Синджар-ской долине по-прежнему ежеминутно и ежечасно воздействует на жизнь человека, его быт, хозяйство, физическое состояние.

Глава 2

АРХЕОЛОГИ ЗА РАБОТОЙ

В одно русло дождями смыты

И грубые обжиги неолита,

И скорлупа милетских тонких ваз,

И позвонки каких-то прошлых рас,

Чей облик стерт, а имя позабыто… М. Волошин, 1906 г.

Сложная проблема

Еще каких-нибудь двадцать пять лет назад все наши познания о предшественниках блестящей цивилизации шумеров на юге Месопотамии (III тысячелетие до н. э.) ограничивались скудными находками с нескольких едва раскопанных теллей: Эль-Убейд (V–IV тысячелетия до н. э.), Халаф (V тысячелетие до н. э.), Хассуна (VI тысячелетие до н. э.) и Джармо (VII тысячелетие) — вот современные названия тех памятников, которые дали впоследствии свои имена целым дописьменным, или доисторическим, культурам древности. В действительности, их было так мало, что они похожи, скорее, на крохотные островки, разделенные десятками и сотнями километров нетронутой археологической целины.

Совершенно неясным оставались и такие важные вопросы, как точное соотношение упомянутых дошумерских культур во времени и пространстве, их взаимосвязи, наличие преемственности и т. д. Цепь исторического развития в одном из ключевых районов древнего мира оказалось как бы разорванной на части, а логическая связь между ее звеньями — утраченной. Что же происходило на обширных пространствах междуречья Тигра и Евфрата до появления шумерской цивилизации? Каковы истоки последней? — спрашивали друг друга археологи разных стран и не находили ответа. Слишком мало еще имелось тогда надежных научных фактов. Слишком мало еще раскопано было теллей, содержащих слои ранней эпохи. И нет ничего удивительного в том, что именно на изучении этих малоизвестных проблем древнейшей истории Месопотамии и сосредоточили свои усилия российские исследователи.

На северо-западе Ирака, в девяти километрах от города Телль-Афар, в урочище Ярым-тепе, над ровной степной гладью возвышалось сразу несколько теллей с остатками древних поселений. Три из них, судя по лежащим прямо на поверхности черепкам глиняной посуды, относились как раз ко времени существования самых ранних земледельческих культур Ближнего Востока: хассунской (холм Ярым-тепе-1), халафской (холм Ярым-тепе-2) и убейдской (холм Ярым-тепе-3). Холмы Ярым-тепе-1 и Ярым-тепе-2 стали в 1960–1976 годах основными объектами работ нашей экспедиции.

Решено было раскопать их на всю глубину культурного слоя и на максимально широкой площади. До сих пор памятники столь отдаленной эпохи либо находили глубоко под землей, под мощными напластованиями более поздних культур, либо копали с помощью узких траншей и шурфов, получая вместо общей картины прошлого лишь отдельные, не связанные между собой фрагменты. Это напоминает человека, который взялся судить о внутреннем убранстве большой полутемной комнаты, заглянув в нее на мгновение сквозь замочную скважину.

Иное дело, когда раскопки ведутся широкими площадями. Такая методика позволяет с достаточной полнотой проследить, как на месте изучаемого телля на протяжении веков сменяют друг друга глинобитные земледельческие поселки. И объем получаемой при этом информации прямо пропорционален огромному размаху работ. Правда, практическое выполнение такой задачи — дело нелегкое. Достаточно сказать, что раскопки Ярым-тепе-1 и Ярым-тепе-2 заняли у нас восемь полевых сезонов. Ведь первый холм и сейчас имеет 100 метров в диаметре и пять метров высотой (а общая площадь древнего поселка составляла около двух гектаров с культурным слоем толщиной шесть метров). А второй холм, ныне наполовину размытый ручьем, достигал прежде примерно 120 метров в диаметре (при высоте семь метров).

Поделиться с друзьями: